Михаил Черненок - Последствия неустранимы. Жестокое счастье Страница 59

Перед тем как расстаться с Деминой, Голубев один на один с тетей Дусей долго пытался выяснить: кто из соседей мог это сделать? Евдокия Федоровна тяжело вздыхала, разводила руками, пожимала плечами и ничего определенного сказать не смогла.

20. Каждому — свое…

Дело Хачика Алексаняна было выделено в отдельное производство, и хотя первоначальным сбором материалов по нему занимался не уголовный розыск, а сотрудники отдела БХСС, Антон Бирюков постоянно интересовался ходом расследования. Интерес этот был вовсе не праздный. Чем глубже исследовал Бирюков личность потерпевшего, тем больше выявлялось откровенных противоречий. В пику показаниям Ивана Тимофеевича Стрункина все опрашиваемые сотрудники ПМК, словно сговорившись, хвалили Головчанского. По их мнению выходило, что, став начальником, Александр Васильевич ни разу никого ни словом не обидел, ни в заработке не ущемил. Даже напористый, прямолинейный Стрункин при повторном разговоре с Бирюковым вынужден был признать: «Не обижая себя, гражданин Головчанский и других в материальном плане не обижал». Признав это, Иван Тимофеевич многозначительно хмыкнул: «Если б не «враг народа», то Головчанский весь Сельстрой в трубу выпустил бы». Антон заинтересовался. Оказалось, «врагом народа» строители прозвали главного бухгалтера ПМК, который, как Змей Горыныч, трясся над каждой копеечкой и даже законную зарплату выдавал со скрипом.

Бирюков в этот же день встретился с главбухом. «Враг народа» оказался примерно сорокалетним мужчиной с добродушным грустным лицом и глубокими залысинами в заметно поредевшей шевелюре. Поначалу он, как и другие сотрудники ПМК, принялся расхваливать бывшего начальника, но, когда Антон намекнул на неуважительное отношение строителей лично к нему, главбуху, осекся. Поправив сатиновые нарукавники, обидчиво проговорил:

— Каждому — свое… Щедрому — овации, скаредному — презрение.

— Чем объяснить скаредность? — спросил Антон.

— Должностной инструкцией… — Главбух невесело усмехнулся и посмотрел на Антона добродушными синими глазами. — Но если говорить правду, то — вынужденными обстоятельствами. В наших делах с Головчанским имелся нюанс, известный только ему да мне. Теперь, когда Александр Васильевич умер, могу выдать секрет, раньше ни за что бы не сказал. Почему? Объясню позднее… — Главбух достал из книжного шкафа переплетенную в картонные корочки толстую подшивку бухгалтерских документов. Раскрыл ее перед Бирюковым, перелистнул с десяток расходных ордеров и, указывая на них пальцем, попросил: — Обратите, пожалуйста, внимание на подписи распорядителя кредитов…

Бирюков внимательно стал рассматривать документы. Размашистый росчерк Головчанского на всех ордерах был одинаковым. Разница заключалась в том, что на одних подпись была сделана синей пастой, на других — черной.

Видимо, заметив, что Антон пытается сличить подписи, главбух заговорил:

— Подделку не ищите. Это подлинные автографы Александра Васильевича. Но, обратите внимание, сделаны они разным цветом. По синей росписи я обязан был выплатить деньги немедленно, а по черной — задержать выплату до той поры, когда Головчанский или позвонит мне, или сам зайдет в бухгалтерию с получателем и прикажет устно или наложит вторую визу. Обговорив наедине со мною это условие, Александр Васильевич чуть не с первого дня своего начальствования в ПМК сделал меня своеобразным козлом отпущения в финансовых вопросах.

— Зачем такое Головчанскому понадобилось?

— Чтобы подчеркнуть в глазах подчиненных свою значимость и доброту. Этакий, понимаете ли, великодушный фарс. Дескать, в любое время готов вас озолотить, да вот бухгалтер козни строит.

— Вероятно, для задержки выплат были какие-то основания? — спросил Бирюков.

— Никаких. Просто Александр Васильевич моими руками мелочно мстил неугодным ему людям, а те, простофили, восторгались его щедростью. И до сей поры заблуждаются. Пожалуй, единственный человек быстро раскусил Александра Васильевича — это Иван Тимофеевич Стрункин, бывший его личный шофер.

— Ну а выдачу зарплаты задерживали?

— Задерживал. И опять же по указанию Головчанского. Надо, например, Александру Васильевичу переговорить с кем-то из начальников участков, прорабов, мастеров или из рабочих — он передаст мне списочек. И упаси бог выдать им деньги до того, пока Головчанский с ними не переговорит! А наемной бригаде Алексаняна, опять же к примеру сказать, вообще категорически запрещалось выдавать хоть копеечку в отсутствие Головчанского… — Главбух несколько замялся. — Теперь в ПМК пошли открытые разговорчики, будто Алексанян делился деньгами с Головчанским. Если это правда, ручаюсь, инициатива «дележа» исходила от Головчанского. Уж очень роскошно он зажил в последние три года, когда в нашем районе Хачик появился.

— Не помните, как последний раз Алексанян получал деньги?

— Прекрасно помню. Это был необычный случай. Александр Васильевич позвонил и сказал со злостью: «Рассчитай Хачика быстренько, без волокиты. У меня к нему претензий нет». И, знаете, почему?.. Начальник отдела труда и зарплаты Облсельстроя товарищ Русаков в тот день так пропесочил Головчанского за его безмерную любовь к наемным бригадам, что Александру Васильевичу стало не до Хачика.

— Какие претензии были раньше у Головчанского к Алексаняну?

— Надуманные. Например, в прошлом году после сдачи в эксплуатацию клуба в Березовке Александр Васильевич больше недели мариновал выдачу зарплаты Хачику, мотивируя тем, что на объекте, хотя он и принят комиссией, остались недоделки и наемная бригада обязана их устранить. После я спросил главного инженера об этих недоделках. Главный усмехнулся: «Два электровыключателя надо было заменить — пять минут работы». Вот вам наглядный нюанс…

— И вы с таким «нюансом» мирились?

— А куда деваться?.. Поначалу пробовал доказать Александру Васильевичу, что так у нас дело не пойдет. Он спокойненько предложил написать заявление на увольнение по собственному желанию. Дескать, не нравится такой порядок, ищите место по своему вкусу… — Синие глаза главбуха сделались печальными. — Сунулся я в одну организацию, в другую, в третью — и везде получил от ворот поворот. Видать, руководители созвонились с Головчанским — тот не поскупился меня охарактеризовать так, что не только в главные бухгалтера, но и сторожем-то вроде брать сомнительно… А у меня семья, детишек трое дочь студентка.

— Вы могли обратиться в Обсельстрой, — возразил Бирюков.

Главбух безнадежно махнул рукой:

— В высших инстанциях Головчанский был почетным человеком, руководителем, способным выполнить любое задание. А кто я?.. Цифиркин, бумажная душа. Конечно, в областном управлении ко мне тоже относятся уважительно. Дело свое знаю, финансовую дисциплину блюду. Но, если бы возник вопрос: Головчанский или главный бухгалтер? — предпочли бы оставить на своем месте Головчанского. Бухгалтера подобрать проще, чем начальника.

— По вашим рассуждениям выходит, что у нас здесь, в райцентре, даже на самодура и то управы не найти?..

— Александр Васильевич самодуром не был. Он никому не хамил и никого не унижал. Он вежливенько ставил в такие условия, когда вроде бы и не привязан, как в народе говорят, а визжишь. И не одного меня таким способом подмял. Возьмите, например, начальника отдела труда и зарплаты ПМК Окунева. Ивану Ивановичу самый малый пустяк до пенсии осталось. А кому не хочется уйти на отдых по-хорошему? Головчанский воспользовался этим и в последние годы стал из Окунева веревочки вить: сколько скажет наемной бригаде насчитать по договору, столько Иван Иванович и насчитает… Характеры у нас с Окуневым такие — не можем за себя постоять, смелости не хватает взбунтоваться…

Откровенность главного бухгалтера еще больше укрепила у Антона мысль, что Головчанский был неплохим психологом. Александр Васильевич тонко подмечал слабые стороны подчиненных и использовал их в своих целях на полную катушку.

У входа в райотдел под густым черемуховым кустом, ссутулясь на скамейке, сосредоточенно курил Хачик Алексанян. Он увидел Бирюкова, поднялся и возмущенно заговорил:

— БХСС, понимаешь, товарищ Бирюков, затаскал бригаду допросами! Работать некогда…

— Не надо было нарушать закон, — строго сказал Бирюков.

— Я не нарушал! Вымогательством Головчанский занимался!

— Не сваливайте все на Головчанского. Вас никто не принуждал подписывать завышенный договор и тем более делиться с Головчанским деньгами.

— Он сам предложил тридцать тысяч по зарплате! И условие поставил: пять — ему. Сказал: «Не хочешь, не согласен — ищи в другом месте работу».

— Значит, вы добровольно согласились на групповое хищение.

— Почему добровольно?!