Рут Ренделл - Призрак для Евы Страница 59

В двадцать минут девятого он появился, причем воспользовался единственным способом передвижения, о котором Натали не подумала. Пешком. Во плоти он был даже красивее, чем на фотографиях с Мальдив. Натали, подобно большинству женщин придерживавшаяся мнения, которое не разделяют гомосексуалисты, сказала сама себе: такое добро пропадает! К ее удовольствию, Джимс достал из кармана ключ и отпер дверь дома Леонардо Нортона. Окно комнаты, которое Натали посчитала гостиной, было закрыто жалюзи, однако окно на втором этаже оставалось открытым, если не считать краев занавесок с каждой стороны, шириной не больше одного-двух дюймов. Любой снимок, который могла бы сделать Натали, вызывал серьезные сомнения, однако она держала фотоаппарат наготове. Но через несколько минут уже пожалела, что взяла его с собой: такое фото не решится напечатать ни один редактор. В двухфутовом просвете между занавесками в страстном объятии застыли Джимс и Леонардо.

Почти сразу же Леонардо, одетый лишь в полосатые красно-белые трусы, задернул занавески. Натали не двинулась с места. Она была исполнена решимости сидеть, если потребуется, в этом кресле всю ночь, питаясь принесенными с собой сандвичами и запивая их вином «Вальполичелла».

Но в половине двенадцатого Орла захотела спать.

— Тебе нет смысла тут торчать, — сказала она. — Он всегда остается на ночь.

Если бы полиция больше не появилась на Холмдейл-роуд, Мишель могла бы не только простить Фиону, но и забыть об инциденте. Могла бы последовать совету Мэтью и принять во внимание горе соседки, ее шок и почти невыносимое давление, которому та подверглась. Они с Мэтью даже продемонстрировали свое сочувствие соседке и сопровождали Фиону на похороны человека, которого не любили и которому не верили. Но полицейские вернулись в пятницу утром, сообщив, что не смогли найти подтверждения присутствию четы Джарви на Лугу в тот роковой день. С другой стороны, в интересующее полицию время машина той же марки и того же цвета была замечена на парковке W1 на Сеймур-плейс, а Сеймур-плейс, как им известно, расположена неподалеку от кинотеатра «Одеон» у Мраморной арки.

— Это была не наша машина, — сухо и почти безразлично сказал Мэтью.

— Свидетель не смог вспомнить номер.

— В любом случае это был не наш номер.

Мишель посмотрела сначала на Мэтью, потом на свои полные руки, лежавшие на могучих коленях, и подумала, что достаточно одного взгляда на них с мужем, чтобы отбросить любые подозрения. Толстая (хотя уже не чрезмерно) сорокапятилетняя женщина, которая не может без одышки преодолеть десяток ступеней, и — нельзя не признать, несмотря на всю ее любовь к Мэтью, — ходячий скелет, изувеченный собственной странной фобией. Это была последняя разумная и взвешенная мысль из тех, что посетят ее в ближайшие несколько дней.

От следующего вопроса женщины-полицейского у нее перехватило дыхание.

— Вы не могли бы представить нам более основательное подтверждение, что в это время вы сидели в своей машине на Лугу?

— Что именно? — спросила Мишель тонким, срывающимся голосом.

— Или хотя бы в «Уэйтроуз»? Персонал не помнит, что вы там были. Нет, конечно, они вас видели. — Мишель показалось, что она уловила нотки подозрения в голосе женщины. — Но не могут точно вспомнить день. Вероятно, вы часто туда ходите.

Намек был абсолютно прозрачен: они с Мэтью специально спланировали частые посещения супермаркета, чтобы сбить с толку свидетелей насчет единственного дня, когда они там не были.

— Как насчет Луга, миссис Джарви?

— Я же говорила вам, что там стояли другие машины с людьми, но я не знаю никого из них, а они не знают нас.

Когда полицейские ушли, Мишель схватила руку Мэтью и жалобно посмотрела на него.

— Я так напугана и не знаю, что делать. Я подумала… подумала, что Фиона втянула нас в эти неприятности и она же должна вытащить.

— Что ты имеешь в виду, дорогая?

— Мне кажется, мы можем попросить ее, чтобы она сообщила полиции, что видела нас на Лугу. Приехала туда сразу после возвращения домой… то есть Фиона может сказать, что вернулась на час раньше, чем на самом деле… и разговаривала с нами. Или — так будет еще лучше — приведет свою подругу, которая вспомнит, что нас видела. Например, кого-то с нашей улицы; Фиона знакома с женщиной из сто второго дома, я видела их вместе, и она может…

— Нет, Мишель. — Голос Мэтью был тихим, то в то же время твердым, как много лет назад. — Ты склоняешь ее к лжесвидетельству. Так нельзя. И даже если не учитывать нравственную сторону, ложь все равно раскроется.

— Если она не в состоянии сделать для нас такой пустяк, я, наверное, никогда не смогу с ней разговаривать.

— Ты не знаешь наверняка. Может, она и согласится. Ведь ты не просила — и не станешь просить, Мишель.

— Тогда что будет с нами?

— Ничего, — ответил Мэтью. — Невиновные люди не оказываются на скамье подсудимых по обвинению в убийстве. — Хотя он был в этом совсем не уверен. — Ты говоришь глупости. У тебя просто истерика.

— Нет! — Она всхлипывала и смеялась одновременно. — Нет! Нет!

— Мишель, прекрати. Хватит.

Она повернула к нему залитое слезами лицо.

— А теперь Фиона довела нас до ссоры. Мы никогда не ссорились.

Фиона вернулась на работу в прошлый понедельник. Сотрудники выражали сочувствие по поводу смерти Джеффа, но те, кто не помнил имени, называли его «ваш друг», и Фиона подумала, что такое обращение низводит его до приятелей по колледжу. Любопытных взглядов и многозначительного молчания было бы меньше, умри Джефф от рака или сердечного приступа. Убийца оставляет пожизненное клеймо на близких своей жертвы. Фиона знала: теперь знакомые при упоминании о ней всегда будут описывать ее как женщину, «что жила с парнем, которого убили в кинотеатре». Чувство горечи усиливало раскаяние от того, что она указала мистеру Уголовный Розыск на Джарви. Теперь Фиона не понимала зачем и пришла к выводу, что ей — как часто бывает в подобных обстоятельствах — просто нечего было сказать, что она ничего не знала и не могла предложить полиции реальной помощи.

Слова Мишель о прощении не сопровождались потеплением отношений. Эта молчаливая, печальная женщина была совсем не похожа на любящего и открыто демонстрирующего материнские чувства человека, которого знала Фиона; она притихла и замкнулась. После воскресного разговора Фиона три раза приходила к Джарви, каждый раз надеясь — как она теперь понимала, — что Мишель снова стала прежней; однако, несмотря на неизменную вежливость и гостеприимство соседки, этого так и не случилось. В пятницу Фиона снова пришла, через черный ход, чтобы продемонстрировать близость, которую она отчаянно хотела восстановить. На мгновение ей показалось, что она близка к цели, потому что Мишель вышла навстречу и поцеловала ее в щеку.

Мэтью казался более любезным, чем обычно. Как правило, вино ей предлагала Мишель. Теперь же он сам взял бутылку со льда и наполнил бокалы для нее и жены. Увидев слезы в глазах Мишель, Фиона растерялась.

— Что случилось? В чем дело? Если вы заплачете, я тоже.

Мишель сделала над собой усилие и сдержала слезы.

— Утром приезжала полиция. Они не верят, что мы были там в тот… в тот день. Кто-то видел машину, похожую на нашу, на стоянке возле кинотеатра. Они хотят доказательств, что мы были на Лугу, а мы… у нас их нет. И никогда не будет.

— Будут. Я вам помогу. Это самое меньшее, что я могу для вас сделать. Мне нельзя сказать, что я вас видела, поскольку мои сослуживцы уже сообщили полиции, что я была на работе до пяти. Но у меня есть знакомая — то есть близкая знакомая, — которая живет в районе Луга, и она скажет, что видела вас там; я уверена, она не откажется. Пойдет в полицию и заявит, что у нее есть доказательства, подтверждающие вашу историю. Позвольте мне это сделать, пожалуйста. Я знаю, все получится.

Мишель покачала головой, а Мэтью рассмеялся, словно ему было на все наплевать.

Встреча с избирателями в Тонборо была назначена на утро субботы, а не на пятницу, и поэтому Джимс отложил свою поездку в округ на двадцать четыре часа. Несмотря на то, что в четверг в газетах появилось объявление о регистрации брака, а полиция явно утратила к нему интерес как к подозреваемому в убийстве, большинство коллег консерваторов в Палате общин оказывали ему холодный прием. Тем не менее главный организатор парламентской фракции хранил молчание. Утром лидер фракции кивнул Джимсу и даже выдавил из себя улыбку. Джимс проникся уверенностью, что люди, от которых зависит его судьба, убеждены, что он не знал о семейном положении жены, когда первый раз заключал с ней брак.

По дороге в Дорсет никаких происшествий не случилось. Дорожные работы закончились, ограждения и знаки ограничения скорости убрали. Джимс приехал в Кастербридж вовремя и пообедал с Айво Кэрью, тем самым скрепив примирение. К ним присоединилась Кейт, сестра Айво, и они выпили и всласть посмеялись над небольшой услугой, которую эти двое вместе с Кевином Джеббом вчера оказали Джимсу. Во второй половине дня Джимс посетил дом престарелых, который занимал неоготический особняк, где пожилые дамы и джентльмены, разделявшие его политические взгляды, коротали остаток дней в роскошных номерах. Там он побеседовал с каждым из обитателей дома, осмотрел библиотеку и кинотеатр, произнес короткую речь. Джимс не призывал их голосовать за консерваторов, поскольку в этом не было необходимости, а просто просил принять участие в выборах, обещая удобный транспорт, который доставит их на избирательный участок. Еще до того как старики уселись за свой ужин, состоявший из четырех блюд, Джимс отправился на станцию Кастербридж Большой Западной железной дороги, где забрал Леонардо, приехавшего лондонским поездом.