Ли Чайлд - Поиск вслепую Страница 6

После ухода Джоди Ричер полчаса обдумывал положение. Затем двадцать минут говорил по телефону. Без пяти минут восемь он набрал номер Ламар. Она ответила после первого гудка.

— Я согласен, — сообщил Ричер. — Без особого восторга, но все сделаю.

— Возвращайтесь домой и соберите вещи. Нам надо в Виргинию. Я заеду за вами ровно через два часа.

— Не нужно. Встретимся в аэропорту.

— Мы не летим.

— Не летим?

— Нет. Я никогда не летаю. Поедем на машине.

Ламар подъехала минута в минуту на новом блестящем «бьюике».

— Где ваша сумка? — спросила она, когда Ричер сел в машину рядом с ней.

— У меня нет сумки, — ответил он.

Складную зубную щетку он прицепил к внутреннему карману. Ламар отвернулась, словно ей стало стыдно за род человеческий, и вырулила на дорогу.

— Вы никогда не летаете?

— Много лет назад летала. Но теперь не могу.

— Почему?

— Фобия, — ответила Ламар. — Я боюсь, вот и все.

— Вероятность убиться на машине в миллион раз выше.

— Понимаю, по статистике это так.

— Значит, ваш страх иррационален. В Бюро много иррационально мыслящих агентов?

Ламар не ответила, только ее бледные щеки слегка зарделись.

— Нам нужно поговорить, — заявила она.

— Так говорите. Расскажите мне о своем колледже.

— О колледже говорить не будем. Поговорим об убийствах.

Ричер улыбнулся:

— Но вы ведь учились в колледже?

— В Университете штата Индиана.

— Специализировались по психологии?

Ламар отрицательно покачала головой:

— По декоративному садоводству, если уж вам так нужно знать. Профессиональную подготовку я получила в Академии ФБР в Квонтико.

— Декоративное садоводство? Неудивительно, что ФБР в вас вцепилось.

— Надеюсь, Ричер, вы чувствуете себя героем, отпуская шуточки, пока погибают женщины. В Министерстве обороны насчитали девяносто одну женщину, соответствующую той же группе, что и жертвы убийства. Моя сводная сестра — одна из оставшихся восьмидесяти восьми.

Ричер замолчал и посмотрел в окно. Ламар ехала быстро.

— Виноват. Вы, должно быть, из-за нее переживаете, — сказал он.

Скоро они были уже в Нью-Джерси. Дорога была мокрой, впереди виднелись серые тучи. Они ехали навстречу грозе.

— Давайте обсудим убийства, — повторила Ламар. — Места, очевидно, выбираются произвольно, а вот круг жертв весьма специфичен. Преступник выслеживает конкретных жертв. Все убиты у себя дома. Во всех случаях это собственный дом, стоящий более или менее на отшибе.

— А как с мужьями и родственниками?

— Каллен была разведена, детей не имела. У Кук были любовники, детей она тоже не имела. У Стенли не было никого.

— Вы проверили мужа Каллен?

— Само собой. Но он вне подозрений — у него алиби. А после убийства Кук стало ясно, что это серия, и мы убедились, что ии муж, ни любовник тут ни при чем.

— Думаю, да.

— Первый вопрос: как преступник проникает в дом? Никаких следов взлома — ему открывают, он входит.

— Вы считаете, что он сначала вел наблюдение? Что-нибудь обнаружили на месте? Гору окурков и жестянок из-под содовой у ближнего к дому дерева?

— Этот тип не оставляет никаких следов.

Соседи что-нибудь видели?

— До сих пор — нет.

— Всех троих убили днем?

— В разнос время, но до наступления вечера.

— Ни одна из них не работала?

— Как и вы. Похоже, лишь немногие из бывших военных работают. Почему?

— Не получается найти занятие по душе. Я подумывал о декоративном садоводстве, но мне хотелось настоящего дела, а не такого, с каким бы я справился за пару минут.

Ламар промолчала. Машина со свистом врезалась в стену ливня. Ламар включила дворники, зажгла фары и немного сбавила скорость.

— Вы намерены все время меня оскорблять? — спросила она.

— Мои шуточки — ничто по сравнению с тем, что вы угрожаете моей подруге. И с вашей готовностью и желанием поверить, что я способен убить двух женщин.

— Я жду ответа — да или нет?

— Может быть. Ваши извинения помогут превратить «может быть» в «нет».

— Извинения? Забудьте об этом, Ричер. Я придерживаюсь составленного мной психологического портрета. Если это были не вы, то точно такой же подонок, как вы.

Небо чернело, лило как из ведра. Сквозь дождевую завесу тормозные огни впереди идущей машины освещали их ветровое стекло. Ламар притормозила.

— На чем мы остановились? — немного погодя спросила она.

— Он пасет их достаточно долго, чтобы убедиться — они живут одни. Все происходит днем, каким-то образом он входит прямо в дом. Что потом?

— Потом — убивает.

— В доме?

— Мы думаем, да.

— Думаете? А точно сказать нельзя?

— Он не оставляет следов. Решительно никаких. Ни волокон ткани, ни крови, ни слюны, ни волос, ни отпечатков.

— Может, он убивает их не в доме.

— Тела он оставляет в доме. В ванне.

— В ванне? — переспросил Ричер. — Во всех трех случаях?

— Да. Голыми. Одежда исчезает.

— Он ее забирает? Зачем?

— Возможно, как добычу. Серийные убийцы часто поступают таким образом.

— Значит, он забирает их одежду и ничего не оставляет.

— Кое-что оставляет. Краску.

— Краску?

— Армейскую. Маскировочную зеленую. В ванне. Укладывает в нее обнаженное тело и наполняет ванну краской.

Ричер смотрел на дождь за окном.

— Он их топит в краске?

— Нет, не топит. Они умирают раньше.

— Расскажите про краску, — тихо попросил Ричер.

Ламар как-то странно на него посмотрела.

— Это основа армейского маскировочного покрытия. Производится в Иллинойсе сотнями тысяч литров.

Ричер рассеянно кивнул. Он видел бесконечное множество поверхностей, окрашенных этой краской.

— Хлопотное дело, — произнес он.

— Но на местах преступлений убийца не пролил ни капли.

— Женщины были уже мертвы. Никто из них не сопротивлялся — с чего бы ему проливать краску? Но чтобы наполнить ванну, он должен принести в дом сто двадцать — сто пятьдесят литров краски. Это очень много. Значит, эта краска чертовски много для него значит. Вы поняли, что именно?

— Не совсем. Возможно, погружая тела в армейскую краску, он как бы возвращает женщин в лоно армии, которой, по его мнению, они и принадлежат и где должны были остаться. Краска обволакивает тела.

Ричер смотрел вперед через ветровое стекло. Горизонт был чист. Они выбирались из зоны ливня.

— Сто двадцать или сто пятьдесят литров краски — большой груз. Чтобы его подвезти, требуется большая машина. Очень заметная. Никто ничего не видел?

— Мы опросили всех соседей. Никто ничего не сказал.

— Значит, ключ к разгадке — краска. Откуда она?

— Понятия не имеем. Военные нам не очень-то помогают.

— Неудивительно. Им это не по вкусу. Указывает на то, что тут работает военнослужащий. Кто еще мог бы добыть столько маскировочной краски?

Ламар не ответила. Она продолжала вести машину на юг. Ричер думал о солдате, который где-то грузит в машину банки с краской. У него в списке девяносто одна женщина, и он, подчиняясь некой извращенной логике, припасает по сто двадцать или по сто пятьдесят литров для каждой. Целые грузовики краски. Возможно, он служит интендантом.

— Как он их убивает? — спросил Ричер.

— Мы не можем понять как.

ГЛАВА 2

Всего девяносто одна, надо убрать шестерых, то есть еще троих. Как будешь действовать? По-прежнему думать и планировать, вот как. Потому что тебе надо всех перехитрить. И жертв, и следователей. Ищеек все прибывает. Новые точки зрения, новые подходы. Они ищут тебя. И найдут, если смогут.

Следователей провести трудно, а женщин — легко. План разрабатывался долго и тщательно и получился безупречным. Они открывают дверь, впускают тебя и подписывают себе приговор. Они так тупы, что заслуживают смерти. И это совсем не трудно.

Еще три. И можно поставить точку.

— Как это вы не знаете, отчего они умерли? — спросил Ричер.

— Нет ни ран, ни ушибов. В легких — ни воды, ни краски. Значит, их не утопили.

— Следы от уколов, синяки?

— Ничего. Но не забывайте, они лежали в краске. Она довольно едкая. Можно допустить, что краска разъела кое-какие следы на коже.

— Внутренние повреждения имеются?

— Никаких. Гематом нет, внутренние органы в целости. Следов яда не обнаружено. Следов полового акта тоже.

— Очень не похоже на военного. Застрелить, зарезать, задушить — да. Тонкие способы не в их духе.

— Мы не знаем, что именно он с ними делал.

— Но в его действиях не видно ярости, верно? Если убийца карает, то где гнев? Все выглядит слишком хладнокровно.

— Меня это тоже беспокоит. Но взгляните на группу жертв. Что еще может служить мотивом? И если мы сходимся на мотиве, то кто, кроме разъяренного вояки, может быть преступником?