Анна Дубчак - Куклы на чердаке Страница 6

В случае если же я, прибыв в Мюнхен, сама сделаю вид, что ошиблась и что вижу перед собой совершенно не ту Соню Муравьеву, с которой была знакома в школьные годы, то тогда уже я стану возмущаться тем, что меня потревожили, обманули, доставили мне множество бесполезных хлопот… интересно, что будет тогда? Извинится ли Соня Муравьева-Бехер за свою ошибку или же, как было в первом варианте, прогонит меня в шею, не считая нужным приносить свои извинения?..

На печке стоял старый чайничек с заваренной липой. Там, где я живу, чай считается напитком для больных. Чай с травами называется «чай с билками», билки – это травы. И пьют такой чай только больные. Нормальные же люди здесь пьют лишь крепкий кофе (причем крохотную, с наперсток, чашку с кофе могут растянуть на час-полтора) и лимонад. Понятие черный чай здесь отсутствует в отличие от соседнего государства, просто помешанного на чае, – Турции, где на каждом шагу тебе готовы предложить разлитый по маленьким прозрачным фигурным стаканчикам крепкий, ароматный и непременно турецкий чай… А ведь я живу в турецкой деревне. Казалось бы, здесь живут турки. Они не пьют, по крайней мере не должны пить кофе и тем более пиво или водку. Но турки здесь взяли от болгар все то, что хотели, – никто из мужчин ни в чем себе не отказывает…

Я налила себе в чашку чай, положила ложку меду. На улице в ночной темени, промокшей от нескончаемого холодного дождя, лаял мой верный пес Тайсон. Он беспокоился по любому поводу: пробежавшая за забором собака, лисица, хорек с истекающей кровью курицей в зубах, пьяный Рыдван… Мои две козочки спали в хлеву, прислушиваясь к шуму дождя… А куры наверняка ежились от холода – черепичная крыша пропускала воду…

Я пила чай и представляла себе завтрашний день. Неужели на самом деле какая-то там Соня Муравьева пришлет мне, всеми забытой Наташе Вьюгиной, такую кучу денег?! А может, она просто сумасшедшая? Нет, конечно, это не так. Но ей зачем-то очень-очень нужна эта сама Наташа. Что же приключилось в Мюнхене с Соней? Какая беда, что она, так рискуя, собирается расстаться с такой крупной суммой денег, лишь бы только моя тезка приехала?.. Неужели, когда у тебя есть деньги, ты не можешь решить все свои проблемы и тебе непременно нужна помощь подруги детства? Странная история… Ну и пусть. А что, если это мой шанс что-то изменить в своей жизни? Быть может, ошибка Сони Бехер сослужит мне, нищей и никому не нужной «русскине», хорошую службу?

И я приняла решение.

6

Утром у меня ушло два часа на то, чтобы покормить кур, подоить коз, отправить их в стадо (чабан задержался, люди в селе говорили, что у него проблемы с женой) да отпроситься у Нуртен, моей хозяйки. Я объяснила ей, что мне нужно в Шумен по срочному делу.

Нарядная – голубые шаровары и голубая теплая кофта, белая с синим косынка – Нуртен посмотрела на меня с недоверием. Она ждала, что я объясню ей, зачем мне так срочно понадобилось в город, однако я не собиралась никому ничего объяснять. Но и привлекать к себе внимание я тоже не хотела. Сказала, что у меня разболелось горло и распухли гланды… Нуртен сказала, что ее муж, Эмин, собирается в город, что может сам отвезти меня в больницу. Делать нечего, я отправилась в Шумен с Эмином, на его «БМВ». Он плохо говорил на болгарском (надо сказать, что многие жители Страхилицы, хоть и живут в Болгарии, говорят только на турецком, а некоторые так и вовсе годами не покидают деревни), а потому мы всю дорогу молчали. Как тогда, с Радо…

Я снова вспомнила Тони и тот яркий солнечный день, когда прилетела к нему в Варну… Радо уехал, а мы остались одни в доме. Тони объяснил мне, что пожениться мы пока не можем, что ему всего шестнадцать лет, что он просто выглядит так мужественно и кажется постарше. Меня это ничуть не смутило…

– Но мы все равно поженимся. Нас родственники мои поженят… У нас будет свадьба…

А потом он исчез. Приехала машина, его кто-то позвал, он поцеловал меня и шепнул: «Canim, я сейчас…» Я прождала его до вечера. Слонялась по пустому, новому, пахнущему штукатуркой и свежеструганными досками дому и ждала, ждала… Нашла в холодильнике кусок брынзы, она показалась мне самой вкусной едой на свете…

А ночью приехали какие-то люди, целая компания или, точнее, семья…

– Я – майка на Тони, – сказала мне полноватая женщина в черных брюках и золотистой кофте.

А потом на ломаном русском начала рассказывать мне какую-то удивительную историю о том, как много их семья потеряла на любви Тони ко мне. Что он должен был жениться на богатой девушке из их племени (я тогда не понимала, о чем вообще идет речь!), а Тони как с ума сошел – влюбился «в Интернет»…

…Эмин высадил меня возле больницы и уехал, сказав, что когда мне надо будет обратно, домой, чтобы я дала ему сигнал. Здесь это принято – не звонить, как звонят нормальные люди, а пускать унизительные сигналы: мол, у меня нет денег, но я хочу с тобой поговорить, набери меня…

– Добре, я позвоню… – сказала я, оглядываясь в растерянности и еще пока не понимая, в какую сторону мне идти. Я имела самое смутное представление, где поблизости расположено отделение Western Union.

И в эту самую минуту в моем кармане прозвучало характерное дзынь-дзынь: пришло сообщение. Соня прислала код. Набор цифр. И тут же я неподалеку от себя увидела банк с черно-желтой рамочкой – Western Union. С бьющимся сердцем я вошла в банк и протянула в окошко свой телефон с открытой эсэмэской – кодом и паспорт. Паспорт – документ number is one… Я до сих пор думаю, что Тони погиб из-за моего паспорта, вернее, спасая меня… Он очень хотел, чтобы мой паспорт всегда был при мне. Они у меня его отбирали, а он приносил. Я знала, что его бьют, что у него серьезные проблемы с родителями, промышлявшими такими же русскими дурочками вроде меня, что они воспользовались его любовью ко мне, моим приездом в Варну, чтобы потом через меня выуживать у моих родителей деньги… Что мое счастье, что у меня не было золотых коронок на зубах, иначе их бы вырвали чуть ли не в первый день… И эту показушную свадьбу они сняли на пленку специально для того, если мои родители все-таки заявятся сюда, в Болгарию, в консульство… Свадьба – целый спектакль. Это удивительно, что я вообще дожила до нее. У меня на нервной почве… Нервная почва… Нас же разлучили с Тони. Меня оставили в этом доме, а его увезли в неизвестном направлении… От нервов у меня тело покрылось лишаем. Стали выпадать волосы, болеть зубы… Пропал аппетит. Они звонили моим родителям в Москву и просили денег на мое лечение… Это был кошмар, который я никак не могу забыть!!!

Девушка в окошке спросила меня, выдавать ли мне в евро или в левах. Я сказала – тысячу в левах, остальное в евро. Постаралась, чтобы мой голос звучал обычно, как будто бы время от времени получаю приблизительно такие вот суммы… А почему бы и нет?

Я уложила все деньги сначала в хрустящий пакет, потом в сумку (это мое ноу-хау) – на случай если в мою сумку попытается залезть вор, то я услышу хруст…), вышла из банка, плотнее запахнула пальто и вошла в первое попавшееся кафе. Еще недавно вдоль Славянского бульвара под огромными, дивно пахнущими цветущими липами стояли столики кафе, они тянулись от Русского памятника к отелю «Мадара», казалось, это одно, огромное кафе… Теперь же стоял октябрь, все зонтики, стулья и столики были убраны внутрь ресторанов, кафе и закусочных, но особой грусти почему-то этот факт у меня не вызывал. Я всегда считала, что в каждом времени года есть своя прелесть. Если летом, в жару, хотелось укрыться под тенью лип и каштанов, поближе к фонтанам, то сейчас, когда на улице пасмурно, идет дождь, да и холодно, очень даже приятно зайти в теплое кафе, устроиться за столиком и заказать горячий шоколад или кофе. И смотреть сквозь стекло из тепла на стужу, на кутающихся в плащи и пальто людей, мокнущие под дождем кроны облетающих деревьев…

В кафе было тихо, за соседними столиками сидели в основном женщины – они пили кофе, курили и тихо переговаривались между собой. Женщины в Болгарии совершенно не похожи на нас, русских. Во-первых, они намного миниатюрнее, стройнее и практически не носят платьев и юбок – только штаны. Во-вторых, я заметила некоторую особенность – они менее открыты, чем мы, русские, подчеркнуто вежливы и держат дистанцию, и весь внешний вид, начиная от взгляда и заканчивая манерой держаться, свидетельствует об их неистребимом высокомерии… Когда к ним начинаешь обращаться на русском (я уверена, что они отлично все понимают, поскольку многие учили в школе русский язык, это, во-первых, а во-вторых, наши языки очень близки), то многие, слыша простое обращение к ним, настораживаются, хмурят брови и говорят, что они тебя не понимают… Да просто не хотят понимать. Хотя некоторые охотно вступают в разговор, улыбаются и, как правило, все без исключения произносят одну и ту же фразу, смысл которой сводится к следующему: я вас понимаю, но сказать ничего не могу…