Анна Малышева - Дом у последнего фонаря Страница 6

Пока на крохотной допотопной плитке варился кофе, она набрала номер мобильного телефона Лыгина. Александра решила не готовить гневной речи, а импровизировать на ходу. «Потребую вернуть мне деньги за такси — это раз! А еще обязательно выскажу то, что рвалось у меня с языка все эти годы: до чего он надутый, самовлюбленный, чванный тип!»

Но когда ей вдруг ответил звонкий женский голос, Александра растерялась и какое-то время молчала. Наконец в трубке прозвучал вопрос:

— Вы будете говорить или мне отключиться?

— Извините, — опомнилась Александра, — я звоню Дмитрию Юрьевичу.

— А папа уехал, — с готовностью ответила женщина, судя по тембру голоса, очень молодая.

— Ах, вот как… — протянула Александра. — Это все объясняет.

— Объясняет — что?

— Вчера вечером Дмитрий Юрьевич просил меня приехать к нему на дачу, по делу. Я приехала, но его дома не оказалось. А надолго он уехал?

— Я не знаю, — настороженно проговорила девушка. — А вы кто?

— Простите, а я с кем говорю? — в свою очередь осведомилась Александра.

— Я его дочь.

— Слышала о вас…

— Не может быть! — воскликнула девушка. — А что папа говорил?

— Не помню толком, но что-то хорошее, — солгала Александра.

— Имя называл? Меня зовут Лиза.

— Очень приятно. Я — Александра. Он говорил именно о вас, не сомневайтесь. Если вы его единственная дочь, конечно.

— Чудеса, — с прежним недоверием в голосе заметила Лиза. — А знаете, папы сейчас правда нет. Он уехал куда-то, а телефон забыл. Я его нашла сегодня утром на даче, на письменном столе.

— Там не было телефона! — вырвалось у Александры.

— Вы что, заходили в дом?!

— Ну конечно! Вошла, поднялась в мансарду… И я уверена, Лиза, что телефона на письменном столе не было!

— А как вы дверь открыли? У вас есть ключи?

— Нет, что вы. Но дверь была не заперта.

— Дверь была закрыта на оба замка, когда я приехала туда сегодня. — Теперь девушка говорила совсем уж неприветливо. В ее голосе слышались очень знакомые Александре надменные нотки: — Ключи у меня, к счастью, имеются. Я вошла в дом, обнаружила, что папы нет. А телефон лежал на столе, наверху.

— Настольная лампа горела? — взволнованно спросила Александра.

— Нет. А вы меня сейчас станете уверять, что лампа горела, когда вы там побывали?

— Она горела, когда я вошла в дом, и более того — я оставила ее включенной, когда уехала, — твердо сказала женщина.

— Не понимаю. А когда вы приезжали?

— Примерно в половине первого ночи. А уехала через час.

— И целый час вы пробыли в доме совершенно одна?

— Представьте, мне пришлось вызвать такси и дождаться его! А вы что же, меня в чем-то подозреваете? — Александра сняла с плитки турку с вскипевшим кофе и поставила ее на треснувшую кафельную плитку, заменявшую подставку под горячее. — Надеюсь, из дома ничего не пропало?

— Как я могу знать, что оттуда пропало, если я не в курсе, что там было? — резонно возразила девушка. — Думаете, я каждую вещь наперечет помню? Да я там была всего только раз! Я ничего против вас не имею… Но вы все время мне противоречите, говорите то, чего не было. Дом был заперт, телефон лежал на столе и лампа не горела. Я пока не сошла с ума, все помню. Час назад оттуда вернулась.

— А фонарь? Фонарь во дворе был включен?

— Фонарь? — удивилась собеседница. — Зачем его включать? Ведь светло.

— Ночью фонарь горел, — терпеливо пояснила Александра.

— А утром… Не знаю… — задумалась Лиза. — Было так солнечно… Даже если лампочка и горела где-то наверху, я бы не заметила.

— А вы туда поехали… почему? Вас отец пригласил?

Ответом было молчание. Александра ждала, затаив дыхание, опасаясь, что Лиза положит трубку. Простое объяснение, которое сперва совершенно удовлетворило художницу — Лыгин внезапно уехал, забыв отменить встречу, — теперь не вносило никакой ясности. «Лиза не знает правды, — поняла женщина. — Ей известно об отце не больше, чем мне!»

— Собственно, я ничего не должна вам рассказывать, — после паузы отозвалась наконец девушка. — Но все это действительно странно. Вы кто? Папина любовница?

— Нет, мы общались исключительно по делу! — смутилась Александра. — Я продавала его коллекции… Мы с ним семь лет знакомы.

— Тогда ладно… Понимаете, отец меня на дачу вообще не звал. Я уже говорила, что побывала там лишь раз, в детстве, лет десять назад. Потом родители развелись, разъехались, после отец совсем на эту дачу переселился. И никого туда не приглашал. И уж конечно, меня! Девушка нервно рассмеялась. — Он вообще мне никогда не звонил. Ни разу в жизни. И вдруг вчера вечером!.. А я не услышала, телефон лежал в застегнутой сумке, в прихожей. Я была в гостях, там музыка играла… Уже заполночь засобиралась домой, села в машину, достала телефон и… Глазам не поверила — отец звонил!

— Вы перезвонили?

— Конечно, и не раз, но он не отвечал. Телефон был включен, но трубку не брали.

— И я примерно в то же время пыталась позвонить вашему отцу, Лиза! — убедительно произнесла Александра. — Та же картина. И поймите, я находилась в доме и не слышала звонков! Ни своих, ни ваших! Кстати, когда вы нашли телефон, звонок был выключен?

— Нет, — растерянно ответила девушка. — Телефон почти разрядился, но еще «дышал». И звонок был включен.

— Если бы телефон зазвонил в мансарде, я услышала бы обязательно. Из любого угла в доме.

— Я ничего не понимаю, — удрученно призналась Лиза. — Вы меня путаете… И пугаете. Когда я приехала утром на дачу и не застала там папу, то особенно не встревожилась. А вы начинаете внушать мне такие вещи, что в голову уже черт-те что лезет!

— Лиза, я не собираюсь вас пугать, но прошлой ночью мне самой пришлось подрожать от страха. Я была совсем одна, в темном нежилом поселке, где горел всего один фонарь! И кто-то зажег этот фонарь прямо на моих глазах! А когда я подошла к дому, там уже никого не было! Кто-то включил фонарь и ушел, будто спрятался от меня!

— Почему вы говорите «кто-то»? — севшим голосом спросила Лиза. — Это папа включил фонарь и ушел… Уехал.

— Нет, тут обошлось без машины. Было так тихо… Я бы обязательно услышала мотор, увидела свет фар, пусть вдали. И потом, машина наверняка поехала бы в мою сторону, в сторону города. Куда же еще — за поселком только поля… Но мне никто не встретился.

Лиза молчала.

— Если учесть все, что обнаружили утром вы, — продолжала Александра, не дождавшись ответа, — то в доме кто-то побывал после моего отъезда. Этот человек где-то прятался и ждал, пока такси уедет. Тогда он вернулся в дом, положил наверху телефон, выключил лампу и запер дверь.

— Это мог быть только папа! — вырвалось у девушки.

— Ваш отец ждал меня. И думаю, не стал бы прятаться и ставить гостя в такое затруднительное положение. Зачем?…

— Мне пора на работу, — внезапно заявила Лиза. — Я и так прогуляла полдня.

— Пожалуйста, позвоните мне по этому номеру, когда ваш отец объявится!

— Хорошо, — неохотно пообещала девушка.

— Кстати… Извините мое любопытство… Зачем вы забрали его телефон?

Александра думала, что ответа не последует, так долго молчала Лиза. Женщина уже собиралась отключиться, когда услышала тихие слова:

— Решила, что будет повод с ним увидеться.

И гудки.

Разговор взбудоражил художницу так, что она вплоть до вечера не могла заставить себя приняться за работу. Выйдя на полчаса за покупками, Александра долго сидела потом на тахте, завернувшись в плед. Куря одну сигарету за другой, уставившись в пустоту, она задавала себе вопросы, на которые не находила ответов.

«Предположим, эта мистификация — дело рук самого Лыгина. Он просто раздумал со мной встречаться и удрал. Отправился гулять по поселку, дожидаясь моего отъезда. Потом вернулся, а к утру снова исчез. Вполне резонно выключил свет в мансарде, но неразумно бросил телефон. Запер дверь, но забыл про фонарь. Во всем этом просматривается что-то судорожное, ненормальное. Так не поступают люди в своем уме. Не хочешь встречаться — позвони и отмени встречу. Но прятаться в темноте больше часа, на холоде, под дождем…»

В прежние времена Александра позвонила бы Альбине, поделилась своими сомнениями и наверняка получила бы дельный совет. Уж во всяком случае, слова утешения. Но Альбина умерла в марте этого года, после операции на сердце, не приходя в сознание, в реанимации. Хирург, с которым разговаривала Александра, сказал, что у шестидесятисемилетней пациентки было изношенное сердце глубочайшей старухи.

— Накануне операции она улизнула-таки в туалет, хотя я запретил ей ходить из-за тромба, и выкурила там подряд полпачки сигарет, — с упреком заявил он. — О чем еще можно говорить?

Заплаканная Александра и не собиралась обвинять врача. Она, как никто другой, знала, что Альбина никогда не берегла себя. Оголтелое курение, бесконечный черный кофе с утра до ночи, а в былые времена и кое-что покрепче — вот была ее обычная «диета», практиковавшаяся годами. Альбина относилась к болезням и смерти философски, повторяя, что эта доля никого не минует, и как будто совсем не боялась близкого конца… Накануне операции, когда женщины увиделись в больничной палате, подруга была не подавлена, а, скорее, задумчиво грустна.