Елена Арсеньева - Любимая девушка знахаря Страница 6

– Да и в носках не выскользнут, – нетерпеливо сказал тем временем Феич.

– Выскользнут... и я упаду.

– А куда вы упадете, позвольте полюбопытствовать? – вкрадчиво спросил Феич.

– Как – куда? – удивилась Алёна, как можно крепче вцепляясь в поручни. – Вниз.

– А где он, низ?

Вот ведь, нашел время Феич исследовать пространственные категории! Самое подходящее! Впрочем, наверное, это как раз в стиле его парадоксальной натуры.

Он и впрямь походил на домового своими длинными, нестриженными волосами, своей сплошь «шерстяной», заросшей бородой и усами, физиономией. Впрочем, прозвище Леший к нему тоже пристало бы – куда больше, чем художнику, которого так называли всего лишь из-за имени Алексей, Леша. И ничего более несусветного (а ведь именно так может быть объяснено по-русски слово «парадоксальный»), чем обиталище знахаря, Алёна в жизни не видела. Назвать его захламленный сарай домом язык не поворачивался. Стоял он на старом, может быть, сто-, а может быть, двухсотлетнем фундаменте. Феич сообщил, что тут исстари находился дом его предков. Слова знахаря прозвучали так высокопарно, словно сообщение о фамильном замке. Алёна вспомнила, как летом побывала во Франции в некоем графском замке, где экскурсию проводила сама madame la comtesse, так вот графиня та могла бы у Феича поучиться по части noblesse oblige. Куда мадам графине до русского знахаря!

Алёна, впрочем, патетики Феича не оценила и с трудом скрыла от хозяина довольно ехидное фырканье. И так была им занята, что пропустила мимо ушей, кому, собственно, – бабушке, прабабушке или вовсе двоюродной тетушке Феича – принадлежала некогда фамильная изба. Прокашлявшись, Алёна успела только услышать, что изба сгорела то ли по воле Божьей, то ли по злоумышлению человеческому, но Феич решил непременно восстановить родовое гнездо – и начал строиться на старом фундаменте. Сначала он поставил бревенчатый первый этаж, на что ушли все его деньги. На сооружение второго не осталось ничего. Так что Феич теперь блюдет каждую копейку и заодно размышляет о перепланировке первого этажа.

Слушая прожекты странного знахаря, Алёна разглядывала печку, стоявшую посреди этого сарая, и думала, что с перепланировкой жилья Феича еще можно подождать, а вот с уборкой – никак нельзя.

Героиня нашего повествования была принципиальной и воинствующей противницей инвективной лексики, однако даже она не могла подобрать другого слова, кроме срач (тысяча извинений, господа интеллигентные читатели, даже две тысячи!!!), для описания того беспорядка, что царил в просторном сарае, именуемом домом. Пол явно не мыли и даже не подметали с того дня, как закончилось строительство, а произошло это года три назад, по словам Феича. Однако в доме все еще пахло свежераспиленным деревом, и чуткий нюх Алёны его сразу уловил. Под потолком были протянуты веревки, на них вениками висели обскубленные будылья пижмы, зверобоя и прочих лечебных растений, сухие листья которых вкрадчиво хрустели под ногами, смешанные с крошками и даже объедками, небрежно сметенными со стола. Напротив двери, на самом ходу, почему-то стоял большущий, окованный железом сундук, о который дважды стукнулась Алёна, дважды – Леший и трижды – сам хозяин, однако, судя по мусору, сметенному к сундуку, он здесь обосновался прочно и сдвинут не будет, даже если все ноги Феича и его гостей покроются синяками. Количество курток, телогреек, маек, рубах, брюк и джинсов, висевших на вбитых в стены гвоздях, было поистине эпическим. Причем все эти многочисленные и разнокалиберные одеяния были одинаково и столь же эпически грязными. Так же, впрочем, как одеяла, подушки, матрасы и пледы, наваленные на широченные – два на два метра – нары, сооруженные в углу. Учитывая, что Феич жил бобылем, на них он либо укладывал спать многочисленных гостей, либо они (нары) изначально предназначались для занятий групповым сексом. Кстати, наличие гостей и групповуха друг друга не исключают, а скорей предполагают.

Честно говоря, описывать раскардаш и неряшливость в доме Феича можно было еще долго, но кому это интересно? Интересней другое: наличие посреди избы сверхдорогого и суперпрогрессивного массажного кресла. Кроме того, в углу, на деревянной, весьма топорно сколоченной лавке, стоял отличный ноутбук, который имел выход в Интернет с помощью какого-то дорогостоящего наворота, а рядом лежал сумасшедше красивый пистолет-мелкашка. Был он классической марки «беретта», но имел формы совершенно невероятные. Алёна, поглядев на него, облилась слезами зависти (так уж складывалась ее нелегкая биография, что ей довольно часто приходилось иметь дело с «береттами»[9], правда, газовыми, но от перемены мест слагаемых сумма не меняется) и решила, что именно так должен выглядеть какой-нибудь бластер, из которого, надо или не надо, беспрестанно палят герои разных космических опер и фантастических романов.

Разумеется, Алёна немедленно схватила «беретту» и принялась ее любовно осматривать. Она даже поприцеливалась из нее в разные углы Феичеевой фамильной жилухи, а Леший, который счел, что вид у нее в тот момент очень впечатляющий, даже сфотографировал «двоюродную сестру» на фоне огромной медвежьей шкуры, натянутой на распялки. Удостоена была Алёна также фотки на фоне знаменитой Феичевой печки, на сундуке и у компа, причем в привычной ей профессиональной позе: одна рука на клавишах, другая сжимает пистолет, как будто детективщица Алёна Дмитриева решила непременно пустить себе пулю в лоб (вообще-то не пулю, а металлический шарик, пневматика ведь, но совсем необязательно доходить в нашем повествовании до срывания всех и всяческих масок), если не закончит в срок очередного романа... Что и говорить, цейтнот и задержка рукописи были перманентным состоянием для нашей героини, потому как-то с напрягом складывались в последнее время ее отношения с любимым издательством «Глобус», которое снисходило до того, чтобы печатать остросюжетные побасенки, которые весьма лихо валяла Алёна Дмитриева.

А впрочем, мы несколько отвлеклись, и уже пора вернуться к нашей висящей вниз головой героине, которая как раз подумала, что это весьма в духе парадоксального Феича: держать навороченный ноутбук на деревянной лавке в захламленном сарае – и оценивать пространственные категории в то время, когда перед ним висит вниз головой знаменитая (ну, или почти знаменитая) писательница.

Где низ, главное дело, спрашивает! Где-где... Известное дело!

– Ну, там... – Алёна отцепила один палец и указала на пол. Правда, в данный момент пол находился над головой. Она ведь висела вниз головой, и пол был над головой... Или под головой? А потолок под ногами. Или все же над? М-да...

– Что, трудновато определиться на местности? – хохотнул Феич. – Советую вам сделать вот что: опустите руки – и коснитесь того, что у вас около головы. То есть пола. Можете подержаться за него и немножко успокоиться. Конечно, это не совсем то, что нужно, а все же суставчики потянете.

Алёна подумала-подумала и решила, что предложенное знахарем упражнение ничем ей не грозит. Пол – вот он, рукой подать. Она и «подала» – сперва одной, потом другой рукой. Ладони уперлись в пол, и сразу стало легче. Человеку, совершенно как мифическому Антею, нужно касаться земли. Пол в жилухе Феича был, разумеется, такой грязный от земли и мусора, что досок не разглядишь, и сначала Алёну ужаснула необходимость дотронуться до него, но теперь очень даже понравилось. Этакое чувство надежности возникло. Наверное, Феич не просто так живет в своем сарае. И пол не мыл годами тоже не просто так. Что-то во всем этом есть. Еще бы понять, что именно.

Ладно, у нее еще будет время понять, а сейчас надо потянуть суставчики, как советовал Феич... Алёна только-только собралась их потянуть, как у нее сильно-сильно закружилась голова и вдруг потемнело в глазах. По всей видимости, кровь прилила к голове.

«Ой, нет! – зажмурилась наша писательница и изо всех сил уперлась в пол ладонями. – Надо сказать им, чтобы подняли кресло. Это все не для меня!»

И тут раздался звон, затем грохот! Что-то упало рядом с ее головой. Алёна вскрикнула, повернула голову и увидела около себя... полено. Не большое, но и не маленькое – нормальное такое полешко, которым если по голове получишь – очень впечатлишься. И оно, то полено, упало в паре-тройке сантиметров от ее головы! Ледяным зимним воздухом потянуло по рукам, упиравшимся в пол, и Алёна, еще сильнее повернув голову, увидела, что морозом понесло из разбитого окна.

Так вот что зазвенело – кто-то с улицы бросил полено в окно, стекло вдребезги... Ничего себе! В такую-то стужу! Не слабо развлекаются в Падежине!

Что рассказала бы Маруся Павлова

– Ты там смотри, – посоветовала Марусе на прощанье мать, глядя в сторону. – Смотри да присматривайся. Может, и правда Дуська перед смертью раскаялась, что жизнь мою поперек перешла, а все ж смотри... Она всей правды никогда не скажет, не обмолвится про то, что затаила. Держи ушки на макушке и пошарь по углам. Мало ли что Вассиан мог припрятать про черный день. Он даром что городской, а по нашим чащобам хаживал, как мы по широкой улице. А там ведь, в глуши лесной... там всякое...