Илья Деревянко - Проданные души Страница 6

— Умница!!! Профессионал!!! Лихо провернул щекотливое дельце!!! Без сучка без задоринки!!!

Наконец гроб опускают в могилу и засыпают. Но не землей, а засохшим собачьим дерьмом! Олигарх, чиновник и убийца заходятся в приступе безудержного хохота. Затем они вместе уходят в дальний конец кладбища, устраиваются в заброшенном склепе на чьих-то трухлявых костях и распивают «из горла» большую бутыль красного вина…

В половине девятого утра в соседней комнате мелодично зазвонил телефон. Трубку взяла жена Проклова Людмила:

— Алё-ё-ё?.. Да… Что-о-о-о?!!

Послышался шум падающего тела. Игорь Степанович похолодел в страшном предчувствии, вскочил с кровати и голышом выбежал из спальни. Мелово-бледная Людмила лежала на полу, рядом с опрокинутым телефонным аппаратом.

— Звонили… из милиции. Наша… дочурка… убита! — прошептала женщина синеющими губами, содрогнулась и застыла, закатив глаза.

Проклов механически проверил у нее пульс. Сердце не билось. «Умерла, подумал он. — И дочь… тоже! Светочка!!! Солнышко мое!!!»

Чиновник медленно опустился на четвереньки, задрал искаженное страданием лицо к потолку и горестно, по-собачьи завыл…

В это же самое время господин Борисов проводил инструктаж троих боевиков, коим предстояло подготовить почву для массированной, телевизионно-газетной атаки на Александра Лукашенко. Двое — Василий Павленко и Николай Филиппов — являлись его доверенными телохранителями, а третий, Валерий Симаков, человеком особо доверенным, выполняющим наиболее «деликатные», сложные и ответственные поручения олигарха.

— Итак, мишени две, — расхаживая взад-вперед по кабинету, говорил Виктор Семенович. — Первая — опальный политик, изгнанный с госслужбы за казнокрадство, мгновенно перешедший в оппозицию и провозгласивший себя «непримиримым борцом с антинародным режимом». Вторая — прозападный журналист, щедро финансируемый из-за рубежа, да и мной тоже. Весьма популярный хмырь. Оба они приносят немалую пользу, но… тут как в шахматах! Иногда приходится жертвовать крупными фигурами, даже ферзями, лишь бы поставить мат королю!

Филиппов с Павленко угодливо захихикали, холуйски заулыбались, одобрительно закивали. Демонстрировали безграничное восхищение всеобъемлющей мудростью хозяина. Симаков же, напротив, сохранил полное молчание и непроницаемое выражение лица.

— Политика заберете при свидетелях, — глотнув воды из графина, размеренно продолжил Борисов. — Создайте побольше шума. Как бы ненароком засветите удостоверения сотрудников белорусского КГБ. Потом заколбасите. В подробности вникать не стану. Детальную разработку операции осуществит руководитель вашей группы, — олигарх указал на Симакова. — У него золотая голова! В подсказках не нуждается!.. Теперь о журналисте. Ему организуете бесследное исчезновение, но предварительно поугрожайте писаке по телефону. Пусть успеет пожалиться коллегам или записать разговор на пленку. Текст угроз — на Валерино усмотрение. Все! Василий, Николай, свободны, а ты, Валерий, задержись на минутку.

Филиппов с Павленко вышли из кабинета.

— Вот поддельные удостоверения, — оставшись с Симаковым наедине, выложил на стол две «корочки» Виктор Семенович. — Имена, фамилии, звания реально существующих белорусских гэбэшников, морды — Васьки с Колькой. Они внешне похожи на тех, настоящих. Специально подбирал… И еще, — воровато оглянувшись, понизил голос Борисов, — по выполнении задания избавишься от подручных. Документы их сжечь (и липовые и настоящие), а тела… Гм! Надо предпринять все необходимые меры, дабы исключить возможность идентификации трупов. Справишься?

— Да, Папа, — степенно ответил Валерий Симаков, среднего роста, средних лет, крепко сложенный мужчина в строгом черном костюме. С правильным лицом. С модельной стрижкой. Благоухающий французским одеколоном… Внешне он производил на редкость благопристойное впечатление. Ну, прямо ходячая реклама западного образа жизни! Однако если бы выброшенная из окна Инга Лапшина и зверски растерзанная Светлана Проклова вдруг чудом воскресли и оказались сейчас в кабинете Виктора Семеновича, то обе несчастные безоговорочно опознали бы в этом приличном, сдержанном, особо доверенном человеке олигарха Борисова того самого кровавого убийцу!..

Глава 4

Десять дней спустя. Г. Минск.

Как и в предыдущий раз, телефон зазвонил ровно в полночь. «Они!» злорадно подумал «рупор белорусской оппозиции» Сергей Адамович Мстиславский (в «девичестве» Либерман), взял трубку и одновременно нажал на приобретенном после первого звонка автоответчике кнопку «запись».

— Алло, — с преувеличенной вежливостью сказал журналист.

— Тебя ж, морда жидовская, предупреждали — оставь президента в покое! — зарычал уже знакомый грубый голос. — Но ты, гнида продажная, не унимаешься. Продолжаешь пакостить: позавчера очередную гнусную статейку опубликовал, вчера — по российскому телевидению выступил, полил помоями Александра Григорьевича… Короче, наше терпение лопнуло!!! Грохнем тебя, пидора!

— Кто говорит? Представьтесь! — потребовал Сергей Адамович.

— Ты прекрасно знаешь кто, мразь пархатая! — гаркнули на другом конце провода и дали отбой.

— Ага! Попались, пташки! — расплылся в торжествующей улыбке Мстиславский-Либерман. — Теперь я та-а-кой скандал закачу! Обал-деть! Прокрутим пленочку по радио, снабдим соответствующими комментариями… У Лукашенко усы поседеют. Как минимум! А главное — новая шумиха в западной прессе по поводу удушения свободы слова в «тоталитарной Белоруссии» и баксы!.. Баксы!! Баксы!!! Целое море «зеленых»!!! Плюс различные международные симпозиумы, выступления в правозащитных организациях. Слава! Почет! Уважение!!! Суперкласс!!!

Сергей Адамович уселся в кресло, поправил на потном носу очки, прикурил сигарету и надолго погрузился в радужные грезы. Угрозы неизвестного «звонаря» он ничуть не опасался, поскольку, будучи человеком неглупым, хорошо понимал — если действительно собираются убрать, то предупреждать не станут…

Едва звонивший журналисту Василий Павленко покинул будку телефона-автомата, как с ходу получил от Симакова увесистую оплеуху.

— За что, Валера?!! — отшатнувшись, воскликнул он.

— За то, мудак тупорылый! — прорычал «особо доверенный». — На кой черт ты понес отсебятину типа «грохнем», блин?! Теперь писака носу на улицу не высунет, особенно ночью!!! Кроме того, те, кто будут слушать запись на автоответчике… Кстати, хмырь его точно купил? — резко обернулся Симаков к Николаю Филиппову.

— Точно, точно!!! — поспешил заверить боевик. — Согласно твоему приказу, я эти дни глаз с «объекта» не спускал, а по ночам регулярно сигнализацию у машины тревожил. Соседи по двору уже доведены до белого каления. Сам слышал их ругань из окон в адрес журналиста.

— Так вот, раздолбай! — вновь обратился убийца к проштрафившемуся подручному. — Прокрутив пленку с твоей идиотской импровизацией, местные кэгэбэшники сразу заподозрят подставу. В отличие от тебя, они отнюдь не дураки! Конечно, западные «правозащитники» их доводам внимать не станут, но ложку дегтя в бочку меда ты все-таки добавил, осел!!! Ладно, сделанного не воротишь, — с минуту поиграв желваками, махнул рукой он, — поехали к Мстиславскому. Если очкарик вылезет из берлоги, как планировалось, считай, Вася, тебе повезло. Если нет — собственноручно кастрирую… для начала!!

Сладостные мечты «рупора белорусской оппозиции» бесцеремонно прервал истошный вой автомобильной сигнализации.

— Ах, ты… — изрыгнул грязную матерную тираду журналист, вскакивая с кресла, — доканала, дрянь бракованная!!!

Последние пять ночей сигнализация принадлежащего Сергею Адамовичу «БМВ» не давала ни сна, ни покоя жильцам четырех пятиэтажных домов, обступивших квадратом двор — «колодец». Голосила она не менее трех раз за ночь, приблизительно между двумя-четырьмя часами пополуночи, т. е. когда укладываются спать даже телевизионные маньяки, и выдергивала людей из постелей (акустика в «колодце» была о-го-го!).

Обозленные соседи по дому и по двору вконец затюкали Мстиславского-Либермана, а накануне вечером всерьез пообещали «раскурочить к чертям собачьим поганую тарантайку». Сам он тоже замучился бегать туда-сюда (и соответственно не высыпался), однако по причине патологической скупости не торопился обзавестись новой системой с пультом дистанционного отключения…

Сигнализация продолжала надрываться в истерике. По трубе парового отопления возмущенно застучали чем-то тяжелым. Кто-то гневно заорал из окна. Продолжая ругаться на чем свет стоит, «рупор оппозиции» наспех оделся, выбежал из квартиры, вскачь пронесся по лестнице; внизу, неподалеку от входной двери, вдруг осознал, что вой исчез, а ни одна лампочка в подъезде не горит. Замер, охваченный недобрым предчувствием, и… неожиданно потерял сознание…