Андрей Троицкий - Ревность Страница 6

Однако можно с большой долей уверенности предположить, что один из спутников Лореса – мужчина, второй – женщина. Автомобиль зарегистрирован на имя некоего Бориса Серафимова, коммерсанта, который скончался три месяца назад от инфаркта. По словам вдовы, незадолго до кончины Борис был вынужден отдать в счет погашения долга кое-что из вещей, золотые часы, доставшиеся от деда, и «Фольксваген». Деталей его бизнеса и людей, с которыми покойный Серафимов поддерживал деловые отношения, вдова не знала.

Девяткин в третий раз сел за просмотр тощего досье Лореса. Близких родственников нет. Чем занимается, какой собственностью владеет и где живет в настоящее время – неизвестно. Но в досье были имена одного приятеля Лореса и двух его близких подруг. Выяснили, что приятель месяц назад уехал в Германию и с той поры в Москве не появлялся.

Было половина пятого утра, когда Девяткин распорядился, направить оперативные группы по двум адресам, где проживают подружки Лореса. Любовника на месте не оказалось. Но у одной из девиц, неотразимой красоты двадцатидвухлетней Веры Новиковой, студентки, Лорес провел позапрошлую ночь. Девяткин дал команду, чтобы на квартирах остались три-четыре вооруженных оперативника. Ключи от обеих квартир у Лореса есть, он может появиться в любую минуты.

Утро, день и большая часть вечера прошли спокойно, на ночь глядя Лорес позвонил в дверь той самой студентки. Через минуту на его запястьях защелкнули стальные браслеты. Еще через час он сидел в следственном кабинете Московского уголовного розыска, улыбался и повторял, что произошло недоразумение, какая-то ошибка, нет никаких оснований задерживать честного гражданина, не совершавшего противоправных действий.

Девяткин задал пару вопросов, Лорес заявил, что ничего не скажет, пока в кабинете не появится адвокат. Тогда задержанному разрешили сделать телефонный звонок. Вскоре приехал адвокат. Девяткин встретил его в коридоре, завел в тесную комнатенку. И сказал в доверительной беседе, что Лореса подозревают в двух жестоких убийствах. Доказательная база у следствия сильная. На этот раз Лорес наконец сядет, и до конца дней будет гнить где-нибудь на зоне за Полярным кругом. Но все это будет потом, позже. Через месяц, полгода, через год.

Но сегодня, прямо сейчас, следствию нужно выяснить, кто заказал убийство мужчины и женщины в поселке «Лесное озеро». И если адвокат вздумает проявлять чудеса крючкотворства и встанет на пути Девяткина, то горько раскается в своем поступке. Очень часто защитники, которые выгораживают бандитов и жестоких убийц, сами плохо кончают, – такова логика жизни. С адвокатом происходит несчастный случай, самоубийство или что похуже.

А может и так: в преступных кругах пойдет слух, что адвокат сам сдал Лореса полиции и выболтал много такого, о чем должен молчать до гробовой доски. Из корыстных или иных соображений, – неизвестно. И тогда дружки Лореса, а это люди опасные, сделают все, чтобы адвокат замолчал навсегда. Поэтому во время допроса адвокат должен вести себя тихо, не выражать протестов и не давать умных советов убийце. Тогда неприятности, как грозовая туча, пройдут стороной.

До сего дня защитник не был лично знаком с Девяткиным, но слышал о нем нечто такое, что сразу поверил: эти угрозы – отнюдь не пустой звук. Во время допроса, адвокат помалкивал, обильно потел, что-то черкал в своем блокноте. Потом попросил Девяткина оставить его один на один с Лоресом буквально на минуту. И придушенным шепотом сообщил ему на ухо, что разговаривал с одним информированным человеком. Тот сказал, что у следствия на руках все козыри, возможно, существует даже не видеозапись самого убийства, которое совершил Лорес в загородном особняке.

Может быть, этот как раз тот редкий случай, когда запираться нет никакого смысла. Лично он, адвокат, не видит в своей миссии серьезных перспектив. Лорес был настолько поражен этим коротким разговором, что попросил у Девяткина время на размышление. Его увели в камеру, адвокат ушел.

Девяткин устроился на кожаном диване. Он подумал, что не спал двое суток. Поднялся, задернул занавеску, запер дверь и отключил телефон.

Вечер тянулся бесконечно долго. У кровати старика сидел Павел, он монотонным усыпляющим голосом читал Диккенса. Роза боролась с дремотой, механически кивая головой. Сегодня она надела розовое с глубоким декольте платье, тесно обтягивающее высокую грудь и едва прикрывавшее зад.

– Хватит, – сказал старик скрипучим голосом.

Долго тянулась пауза. Из мрака выплыл человек в белом халате. Низко наклонившись, он что-то прошептал в ухо старика и выслушал его ответ. Несколько минут старик смотрел в потолок, наконец, прервал молчание:

– Теперь я хочу сказать нечто важное. Павел, ты подарил мне свою книгу, в которой защищаешь этого проходимца и бандита Шалевича. Вчера вечером я наконец дочитал твой опус. Я разочарован, Павел. Скажи, почему ты стыдишься своего имени? Зачем ты выдумал этот псевдоним и поставил его на обложку?

– Таково было условие издателя, – соврал Павел и подумал, что соврал неудачно. – То есть… Ну, я же пишу художественную литературу. Пишу романы. А здесь документальная вещь. Не мой жанр, и я решил… То есть мы решили…

– Не хочу слушать этот лепет, – сказал старик. – Я, я… Когда ты познакомишься с новым вариантом завещания… О, тогда поймешь, что отказываться от фамилии предков, это противоречит моральным принципам человека. Твои деды гордились фамилией Наумов. А ты… В России только преступники, воры, скрывающиеся от наказания, берут псевдоним или кличку. Для меня позор, что мой сын, – подписываться чужим именем. И ты как вор, как последний преступник, прячешься за жалким псевдонимом. Рад, что мать не дожила до этого часа.

– Отец, господи…

– Все, разговор закончен, – отрезал старик. – Выводы уже сделаны. Утром я вызову адвоката. Исправлю завещание. Не в твою пользу. Хочу, чтобы ты знал об этом. Знал, что сам во всем виноват.

Павел приоткрыл рот, выпучил глаза и так застыл. Он сидел неподвижно, словно пораженный молнией. Кажется, даже не дышал.

Радченко прислушивался к разговору. Сегодня ему достался жесткий стул в дальнем углу комнаты, ближе к двери. В удобном мягком кресле у окна дремал Джон Уолш, муж Ольги. Он задрал ноги в ковбойских сапогах на кофейный столик, расстегнул рубашку до пупа и откинул голову назад.

Время от времени он просыпался, прислушивался к разговору и, решив, что ничего интересного не происходит, снова погружался в дрему. Сейчас при слове «завещание», он окончательно проснулся, сбросил со столика ноги и выставил вперед левое ухо. Уолшу понравилось то, что он услышал. Если Павел потерял деньги, значит, Ольга и он станут немного богаче. Уолш разгладил усы и усмехнулся.

– Джон, – голос старика окреп. – Иди ближе.

Джон подскочил с кресла, прихрамывая, подошел к кровати старика. Встал возле изголовья и скорчил печальную физиономию.

– Джон, почему ты ничего не говоришь об Ольге?

– Просто нет новостей. Оля болеет. У нее высокая температура и сильный кашель. Я говорил с врачом: он запретил ей разговаривать. Даже по телефону.

– Это я слышал и вчера, и позавчера, – проворчал старик. – Я спрашиваю, когда она будет здесь?

– Как только ей станет лучше, – Джон неловко переминался с ноги на ногу. – Я снова поговорю с врачом сегодня же.

– Ее врач, видимо, не лучше моего, – вздохнул старик. – Все это странно… У человека простуда проходит за неделю… Вот что, Джон. Дозвонись Оле и передай вот что. Я изменю завещание, если она не будет сидеть здесь, возле меня. Если она не хочет поцеловать умирающего отца, значит… Значит, она не получит ничего. Сроку у нее – пять-шесть дней.

Старик забыл о существовании Джона и долго лежал с закрытыми глазами, потом попросил воды. Напившись, взял с тумбочки очки, внимательно посмотрел на Розу. Оценив ее наряд и приятные округлости фигуры, сказал:

– Роза, что-то у меня сегодня ноги побаливают. Боль не только в икроножных мышцах. Она выше пошла, на бедра. Может быть, ты…

Роза вскочила со стула.

– Конечно, я помассирую, лежите спокойно.

Она взяла тюбик крема, откинула одеяло и приступила к делу. Старик сладко стонал и, приподнимая голову, заглядывал в декольте Розы, полировал взглядом ее бедра.

– Розочка, посмотри, пожалуйста: с меня трусы сваливаются, – сказал Наумов. – Прямо падают. Неловко перед тобой. Не знаю, то ли я сильно похудел, то ли резинка ослабла. Как думаешь?

– Резинка ослабла, – улыбнулась Роза. – Трусы сейчас совсем не нужны. Мы их снимем. Давайте я помогу. Вот так, вот так…

В гостиницу возвращались в лимузине старика. Роза успела залезть в бар-холодильник и выпить бутылку пива. Павла трясло от злости, чтобы сдержать себя, он отвернулся к окну. Когда подъезжали к отелю, он сказал жене:

– Старик мелет вздор о моральных нормах и вечных ценностях, а сам у всех на глазах спустил трусы и чуть не трахнул тебя. А еще заявляет, что умирать собирается… Пока он не поимеет тебя, точно не умрет. И, уже умирая, сделает еще пару исправлений в завещании. Чтобы мне ни гроша не досталось.