Наталья Андреева - Соло для пистолета с оркестром Страница 6

Он расслабился только на четвертом фильме. Типичная история альфонса, который эксплуатирует богатую дамочку, делясь деньгами с молодой любовницей. И музыкальная тема хороша: «Танцор за деньги», поет великая Тина Тернер. Мужчина, конечно, ни с кем не танцует, занимается бизнесом, пытаясь за счет своей пассии сделать карьеру. И сволочью его назвать трудно, пока он не заставляет свою богачку сделать аборт, наврав с три короба о своей неизлечимой наследственной болезни. Богачка в итоге разоряется, и происходит душераздирающая сцена ее объяснения с молодым карьеристом. Пожалуй, самое удачное из всего, что снял этот Никольски. Есть надрыв, особенно там, где голос певицы внезапно хрипит и обрывается, не выдержав напряжения и высоких нот. И сама героиня фильма уже ни во что не верит. Над ней смеется молодая, смазливая любовница предприимчивого красавца, и хочется непременно убить их обоих. Таинственный мститель убивает только мужчину. Он — человек гуманный. Не воюет с женщинами, любит детей. Глазов заинтересовался им еще больше. Откуда он взялся?

В целом же фильмы показались Дмитрию средненькими. Ни плохие, ни хорошие. До вершин кинематографа им мешала дотянуть слишком уж явная простота. Белое в них было белым, а черное черным. И что называть типично американским хеппи-эндом? Порок наказан, добродетель торжествует? Ценой чего? Другой жизни? Сомнительно. Нет, он не стал поклонником Андре Никольски. В отличие от писателя Акима Шевалье.

Единственное, в чем режиссер был на высоте, так это в работе с музыкальным оформлением. Он чувствовал музыку, как другие чувствуют боль, порою достигая в кульминации наивысшего наслаждения. Именно на этом чутье и поймал его Глазов. Никольски не только понимал музыку, но и умел это донести до зрителя, ни капли не расплескав. Если уж он использовал в работе чью-то музыку, то выжимал из нее все, что возможно.

Сделав пометки в своем блокноте, Глазов решил, что пора нанести визит Юлии Шумовой. Звонил он ей долго, и уже отчаялся дозвониться, когда трубку наконец сняли.

— Вас слушают, — вяло сказала женщина.

— Здравствуйте. С Юлией Шумовой я могу поговорить?

— Слушаю.

Женщина оказалась необщительной. Чувствовалось, что она напряжена и поскорее хочет отделаться от собеседника.

— Вы недавно обращались в милицию с заявлением.

— Да, — сразу насторожилась она.

— Я знаю, в чем его суть. Знаю также, что вам не поверили.

— Послушайте, что вам надо? У меня просто был нервный срыв, депрессия. Это бывает. Сейчас я спокойна. Сама понимаю, что сделала глупость. Я от каждого шороха вздрагиваю, а тут посмотреть с утра историю, похожую на… — Она судорожно всхлипнула.

— Я могу доказать, что это ваша история. Вернее, точно доказать не могу ничего, но человек, который убил вашего мужа, существует.

— Но за что? За что убил?

— Это долго объяснять. Я к вам приду и расскажу.

— Нет, не надо. Я заберу заявление.

— Да вы что, за смерть мужа не хотите отомстить?! — деньги уплывали из рук, ему пришлось атаковать.

— Не хочу. Уже прошло. Не знаю, что это было. Но мне уже легче. Послушайте, у вас есть эта кассета?

— Да, есть. Пауза, вздох.

— Я не выхожу из дому. Это болезнь, я знаю. Людей боюсь. Открытого пространства боюсь. Принесите мне кассету. Не трудно?

— Принесу, — пообещал Глазов.

— Тогда я вас жду.

Шумова подробно объяснила, как найти ее загородный дом, и повесила трубку. Глазов вздохнул. С дамочкой получился прокол. Какая-то вялая дамочка, без энтузиазма. А Мельников ее еще ведьмой назвал, и психопаткой. Вчера, значит, психопатка, а сегодня ей на все наплевать. Странно. Но если она могла за ночь переменить решение, это значит, что, проснувшись завтра утром, она запросто может склониться и в другую сторону. И Глазов решил поехать к Юлии Шумовой завтра, а сегодня еще раз посмотреть некоторые моменты фильмов, снятых Андре Никольски.

АНДАНТЕ (Не торопясь, спокойно)

На всякий случай Дмитрий взял с собой все кассеты. Он был молод, он был тщеславен. Ах, меня уволили с работы! А я посмотрите что могу! Взгляните, что знаю! Ему не терпелось поделиться с кем-то своим открытием. Он знал теперь факты, которые для многих газетчиков стали бы сенсацией. Глазов понял это, почитав во время завтрака разделы светской хроники. Светлана любила покупать яркие журналы с цветными фотографиями знаменитостей, и растрепанная пачка подобных изданий всегда валялась в кухне на табуретке. Раньше Глазов внимания на нее не обращал, но теперь некоторые заметки просмотрел внимательно.

Пару раз он даже усмехнулся. Вот глупые журналисты, раскапывают какую-то ерунду: у кого каких размеров в доме ванна, кто пьет томатный сок, а кто по утрам водку, кто спит один, а кто с плюшевым медвежонком. А здесь криминальная история! Несколько трупов! Откуда такие сюжеты у режиссера, который живет и творит в Америке? Кто их ему поставляет? Между прочим, как обратил вчера внимание Глазов, Андре Никольски во всех случаях выступал и как режиссер, и как сценарист. Не означает ли это его тождество с писателем, который и в живых-то давно не числится? А ведь Аким Шевалье классик. Жена недавно сказала.

Глазов находился в состоянии лихорадочного возбуждения, когда отыскал наконец загородный дом Юлии Шумовой. Машины у него не было, пришлось добираться тремя видами транспорта. Но ему было не привыкать. Вдова жила за городом, километрах в пятидесяти от столицы по южному направлению. Сначала Глазов подумал, что у нее здесь дача, но, присмотревшись, понял, что Шумова живет в поселке и зимой. Возле добротного кирпичного строения дрова были сложены аккуратной поленницей, все вокруг носило следы ежедневного, неспешного труда. На балкончике пристроилась зеленая тарелка: спутниковая антенна.

Сама хозяйка, услышав, как стучат в калитку, появилась на крыльце, одетая в старые тренировочные штаны с вытянутыми коленками и вязаную кофту. Глазов поначалу принял ее за старуху. Она с опаской щурилась на солнечный свет, все время морщилась, отчего лоб ее напоминал гармошку. Глазов подумал, что Аркадий ошибся. Хорошо за тридцать? Да ей все пятьдесят! На лицо приятная? Да по сравнению с ней Светка действительно красавица!

— Здравствуйте! — крикнул Глазов через забор. Потому что на участке раздавался заливистый лай.

— Альфа, на место! Фу!

Конечно, одной, без охраны здесь было нельзя. Немецкая овчарка бегала по двору, беснуясь от запаха незнакомца. Шумова взяла ее одной рукой за ошейник, оттащила от калитки.

— Проходите. Не бойтесь, собака старая. Она не кусается.

Глазов с опаской нырнул в калитку и поспешно пробежал в дом. Он с детства не любил собак, а если уж честно, то просто их боялся. В детстве его напугала огромная овчарка, и несколько лет он заикался. Его дразнили, он кидался в драку. Словом все это было отвратительно. И овчарка тоже. Отвратительна!

На веранде он подождал хозяйку. Овчарка до веранды не допускалась, осталась внизу, примолкла, приглядываясь к гостю. «Да невкусный я! Ядовитый!» — хотелось сказать ему. Вместо этого Глазов сделал вид, что никакой овчарки не существует. Сел в плетеное кресло и прикрыл глаза. «А за городом сейчас хорошо…» Был теплый весенний день. Сидеть в доме в такую погоду Глазову не хотелось. Шумовой, видимо, тоже, потому что они остались на веранде. Женщина опустилась в плетеное кресло напротив. Дмитрий открыл глаза и присмотрелся к ней внимательнее.

Нет, она не старуха. Да, она старше его. Настолько, что Дмитрий даже не стал это высчитывать. Больше, чем на пять, а дальше какая разница? Дальше между мужчиной и женщиной уже целая эпоха: они в юности танцевали на дискотеках под разную музыку, по-разному и в разной одежде, читали разные книги, ведь мода меняется так быстро! У него сердце сладко замирает при звуках группы «Модерн токинг», под которую крутил первую школьную любовь, а у нее от чего? Какие-нибудь «Арабески», воспринимаемые им как старье? Эпоха древностей — вот что такое ее юность. У нее другие представления обо всем. Следовательно, к этой женщине только почтение. Да и к женщине ли? Есть хорошее слово: клиентка.

Но тайком он на клиентку посматривал. В женщине чувствовалась порода. Люди, жившие когда-то в роскоши, навечно пропитываются золотой пылью. Ничто не может убить воспоминания, даже нищета. Юлия Шумова красавицей не была, и одета была безобразно, но Глазов смотрел в ее глаза с непонятной тоской. Она ездила на «Мерседесах» и наверняка побывала везде. В местах, о которых он может только грезить. Она была женой очень богатого человека. Приемы, банкеты, номера дорогих отелей… На этих плечах лежал роскошный мех, на тонких длинных пальцах и в маленьких ушах сверкали бриллианты…

А глаза у нее необычные. Очень уж светлые, серые, почти жемчужные, при темных волосах и угольно-черных ресницах. Добавить в них яркости и капельку синевы, и Юлия была бы очень интересной женщиной. А так выглядела блеклой. Глазов попытался представить ее при полном макияже и… не смог. Они были затянуты серой дымкой, ее глаза. Туманом, за которым он не смог ничего угадать.