Дик Фрэнсис - Бурный финиш Страница 6

Рыжеволосого прервал крупный мужчина в твидовом костюме. Он протиснулся между нами и сказал:

— Гарри, я все ждал, когда ты вернешься.

— Выпьем?

— Ага.

Его звали Том Уэллс. Он был владельцем маленькой чартерной авиакомпании, которая размещалась на этом же аэродроме, и по воскресеньям он сдавал свободные самолеты клубу. Как раз на его машине я и летал в Ислей.

— Я что-нибудь сделал не так? — осведомился я.

— Не так? Господи, с чего ты взял? Просто у меня небольшая проблема, и я подумал, может, ты меня выручишь?

— Если смогу.

— У меня масса заказов на следующий уик-энд, и нет как раз одного пилота. Ты не слетаешь?

— Хорошо, — сказал я.

Мне и раньше иногда приходилось это делать.

— Ты слов на ветер не бросаешь, Гарри, — усмехнулся он. — Ну, когда мне тебе позвонить, чтобы объяснить, что к чему?

Поколебавшись, я сказал:

— Лучше я сам позвоню.

— Тогда утром в субботу.

— Договорились.

Мы выпили по одной, и он принялся удрученно рассказывать о том, как дорого теперь стоит обучение пилотов. Молодой человек, желающий выучиться водить многомоторные самолеты, должен выложить три тысячи фунтов. Только крупные авиакомпании могут себе это позволить. Они готовят своих сотрудников и, естественно, держат их при себе. Когда состарится поколение, научившееся летать во время войны в РАФ[1], маленькие фирмы окажутся в очень тяжелом положении.

— Ты странный человек, — начал он разговор, к которому подходил издалека. — У тебя есть лицензия пилота коммерческой службы, а ты толком ею не пользуешься. Почему? Почему бы тебе не бросить всю эту канцелярщину и не перейти ко мне?

Я уставился на него. Искушение было велико, но согласиться означало отказаться от стипль-чезов. На это я пойти не мог. Я медленно покачал головой и сказал, что пока не могу.

На обратном пути я размышлял над сложившейся парадоксальной ситуацией. Том Уэллс не догадывался, что именно я делаю, — он только знал, что я работаю в конторе. Я не сообщил ему, что поменял работу, и не собирался рассказывать. Он не знал, кто я и что делаю. Мне так больше нравилось. Все остальные в Фенланде знали столь же мало. Им было известно, что есть некто по имени Гарри, кто появляется по воскресеньям, и если у него есть деньги, то летает, а если нет, то работает в ангарах с механиками.

Том Уэллс предложил мне работу, потому что ценил меня, а не моего отца-графа, как Ярдман. Это мне очень нравилось. Далеко не всегда я мог вычислить, по каким мотивам мне что-то предлагали, но я понимал: если я приму предложение Тома, моя анонимность исчезнет без следа и меня окружат старые проблемы. К тому же Том может пойти на попятный, и у меня не останется того единственного дня в неделю, когда я бываю самим собой.

Дома не знали, что я стал пилотом. Я так и не сказал им об этом. Дело в том, что в день, когда я появился в аэроклубе, моя тетка скончалась, и я испытал приступ раскаяния: пока она умирала, я развлекался вовсю. Я и потом не рассказывал об этом из опасения, что родители поднимут скандал и постараются мне помешать. Вскоре я понял, до чего приятно вести две разные жизни сразу, и делал все, чтобы они не смешивались. Это было нетрудно. Я от природы отличался неразговорчивостью и не отвечал на расспросы о моих воскресных прогулках. Я держал книги по летному делу, карты, логарифмические линейки и все прочее под замком у себя в спальне. И все пока шло отлично.

Глава 3

На следующий день я познакомился с Билли. Как только Конкер и Тимми подавили приступы ярости, вызванные моим появлением, которое разрушило их планы на повышение, мы заключили негласный мирный договор. В поездках они болтали друг с другом, но не со мной — потому что я и не проявлял особого желания, но зато вполне мирно делили сандвичи, шоколад и работу. Билли же сразу дал понять, что с ним этот номер не пройдет. Для Билли классовая война была просто необходима, и на поле брани он был самый неустрашимый воин. Через пять секунд после нашего знакомства он стал точить клыки.

Знакомство состоялось в аэропорту Кембриджа в пять утра. Мы должны были переправить партию лошадей из Ньюмаркета в Шантильи под Парижем, и с погрузкой-разгрузкой и прочими формальностями день обещал выдаться тяжелым. Я поставил свою машину на стоянке и пока размышлял, как мы с Конкером и Тимми со всем этим управимся, подъехал темный «Ягуар» десятой модели, и из него вылез Ярдман. В машине были еще двое: неразличимый силуэт сзади, а на переднем сиденье Билли.

Ярдман вылез, потянулся, зевнул, поглядел на небо и наконец обратился ко мне.

— Здравствуйте, мой дорогой мальчик, — сказал он самым дружеским тоном. — Отличная погода для полетов.

— Весьма, — удивленно отозвался я.

Ярдман вообще-то не любил ни рано вставать, ни приезжать в аэропорт, чтобы пожелать нам счастливого пути.

Если возникали какие-то осложнения с документами, бывало, приезжал Серл, но не Ярдман. И все же на сей раз пожаловал он собственной персоной, в черном костюме, мешковато сидевшем на его худой фигуре. В холодном утреннем свете его пятнистое лицо выглядело особенно невыигрышно. Очки в черной оправе, как всегда, скрывали выражение его глубоко посаженных глаз. После месяца работы в его конторе и непродолжительных контактов, случавшихся несколько раз в неделю, когда я заходил за инструкциями, бумагами или зарплатой, я так и не узнал его лучше. В каком-то смысле его защитные барьеры ничем не уступали моим.

Сдерживая зевоту, он сообщил мне, что Тимми и Конкер получили отгулы и сегодня их не будет. Он привез с собой двоих конюхов, которые были только рады их заменить. Ярдман выразил надежду, что с новыми помощниками у меня не будет осложнений. Он сказал, что сам привез их, поскольку общественный транспорт не приспособлен для встреч в пять утра в аэропорту Кембриджа.

Тем временем с переднего сиденья выбрался первый пассажир.

— Билли Уоткинс, — кивнул в его сторону Ярдман.

— Доброе утро, лорд Грей, — сказал Билли, худощавый девятнадцатилетний юнец с круглыми и холодными голубыми глазами.

— Генри, — машинально отозвался я. Меня больше устраивало такое обращение, да и в нашей работе другие варианты выглядели менее естественно.

Билли холодно и с вызовом посмотрел на меня и повторил, выбрасывая слово за словом:

— Доброе утро, лорд Грей.

— Доброе утро, мистер Уоткинс.

Он сверкнул глазами и снова холодно на меня уставился. Если он надеялся сбить меня с толку и смутить, то сильно ошибся.

Ярдман с раздражением уловил возникшие трения.

— Я тебя предупреждал, Билли, — быстро начал он, замолчал и обратился ко мне: — Я надеюсь, вы не допустите, чтобы некоторая несхожесть характеров поставила под сомнение безопасность ценного груза.

— Ни в коем случае, — отрезал я.

Он улыбнулся, обнажив свои сероватые искусственные зубы. Я никак не мог понять, почему, имея средства на такую дорогую машину, как «Ягуар», Ярдман не мог раскошелиться на более естественно выглядевшие зубы. Это, безусловно, придало бы ему более респектабельный вид.

— Вот и отлично, — быстро и удовлетворенно проговорил он. — Давайте грузиться.

Тем временем из машины осторожно выбрался третий. Его большой живот был бы вполне к лицу женщине, собирающейся родить двойню. Он был облачен в незастегнутый коричневый балахон. Под балахоном виднелись рубашка-ковбойка и красные подтяжки, с трудом поддерживавшие простые темные брюки. Он был лысоват, заспан, устал и угрюм. Ему было лет пятьдесят, и он почему-то упорно старался не смотреть мне в глаза.

«Ну и команда собралась, — думал я, переводя взгляд с толстяка на Билли. — И это когда требуется максимум сноровки и проворства». Толстяк оказался совсем непригодным к работе — он обращался с лошадьми с грубостью, рожденной страхом перед ними. По распоряжению Ярдмана он выводил лошадей из фургонов, в которых их привезли, и проводил по устланному матами настилу в самолет, где мы с Билли устраивали их во временных стойлах-боксах.

Джон — так звали толстяка — был слишком тучен или трусоват, чтобы идти рядом с лошадью. Он пятился задом, таща лошадь на себя, неловко вытягивая голову. Неудивительно, что животные нервничали и отказывались идти. Ярдман подступал сзади, размахивая вилами, иногда подталкивая лошадей рукояткой. В результате лошади были перепуганы, а в таком состоянии везти их было никак нельзя.

После того как три из них, потные, лягающиеся, бешено косящие глазами, все же оказались в самолете, я вылез наружу и запротестовал:

— Пусть Джон помогает Билли, а я сам буду выводить их из фургонов и заводить в самолет. Если они прибудут в таком нервном состоянии, владельцы вряд ли захотят с нами связываться в дальнейшем. Впрочем, скорее всего, лошади разнесут самолет на куски прямо в воздухе.

Ярдман знал, что такое пару раз случалось во время авиаперевозок чистокровных лошадей. Всегда существовала опасность, что лошадь может сделаться неуправляемой даже при обычных обстоятельствах. Но пускаться в полет, когда на борту табун перепуганных лошадей, равносильно самоубийству.