Питер Лавси - Пасьянс Даймонда Страница 6

– Согласен. Но прибыль приносят не те лекарства, какие лечат болезнь. Возьмем, к примеру, артрит. Если найдется средство, способное излечить его, исчезнет рынок. Поэтому мы изобретаем лекарства, лишь облегчающие боль. Они немногим отличаются от аспирина, однако в пятьдесят раз дороже. Сколько миллионов тратится в данный момент на подобные суррогаты-аналоги от артрита?

Мэнни промолчал, но с удовольствием отметил, что сын знаком с профессиональным жаргоном. Суррогаты-аналоги – слегка видоизмененные оригиналы, производимые, чтобы обойти законодательство. Только для лечения артрита их наберется более тридцати.

Дэвид начинал злиться:

– А сколько денег вкладывается в лекарства от серповидноклеточной анемии? Заболевание распространено в странах третьего мира, так что на нем много не заработаешь.

– В твоем возрасте я тоже был идеалистом, – произнес Мэнни.

– А сейчас прибавишь, что живешь в реальном мире. Но это не так, папа. Пока что-нибудь вроде СПИДа само не привлечет к себе внимания, ты не замечаешь реального мира. Я говорю не о тебе конкретно, а обо всей индустрии.

– Неправда. Индустрия достаточно быстро ответила на угрозу СПИДа. Компания «Уэллком» в кратчайшие сроки запатентовала ретровир.

– Да. И повысила стоимость своих акций до двухсот пятидесяти процентов.

Мэнни пожал плечами:

– Законы рынка. «Уэллком» первой предложила замечательный препарат.

Дэвид развел руками, давая понять, что в данном пункте он согласен с отцом.

Подошел официант и налил Мэнни немного вина на пробу. Тот кивнул и лукаво покосился на сына:

– Да, ты знаешь больше, чем кажется. Станешь председателем и тогда, если захочешь, привнесешь в фармацевтическую индустрию элементы этики.

Дэвид улыбнулся. Отец до сих пор сохранил в себе нахрапистость нью-йоркского таксиста.

– Сейчас закажем тебе билет на миланский рейс. – Мэнни достал из кармана мобильный телефон.

Глава пятая

Кенсингтонская библиотека была построена в 1960 году, но в справочном зале наверху царила явно викторианская атмосфера. На полу приводящий в уныние оливковый ковер, стулья обиты темной кожей. Повсюду таблички – предостережения против воров-карманников и просьбы сообщать администрации, если читатели заметят портящих или уносящих газеты. Сказать по правде, газеты были нарасхват. На просьбу выдать поступающую в середине дня «Ивнинг стандард» отвечали отказом. Но не потому, что в содержании было нечто недозволенное. Просто ее сразу уносили из открытого доступа. Библиотекари с двух часов подмечали мужчин с горящими глазами, которые жаждали первыми прочитать объявления о продаже подержанных машин, информацию о собачьих бегах или предложения о найме.

Питер Даймонд – бывший сотрудник службы безопасности универмага «Харродс» – стал одним из тех, кто ищет работу. Дождавшись очереди на «Стандард», водил пальцем по колонкам. И если бы наткнулся на предложение, которое ему бы подходило, то немедленно бросился бы к ближайшему телефону. Большинство объявлений было составлено в дружеском стиле: «Позвоните Мэнди» или «Наберите Триш». И читающий невольно представлял на другом конце линии добродушного кадровика, готового уговаривать кандидата приступить к работе с зарплатой в тридцать тысяч с премиями и пенсией. Но сегодня в Лондоне не нашлось ни Мэнди, ни Триш, которым бы понадобился бывший детектив, недостойный даже охранять универмаг.

Даймонд оставил объявления. Под заголовком «Отчаяние потерявших работу лондонцев» «Стандард» рассказывала об очередном взлете безработицы. Но на Кенсингтон-Хай-стрит отчаяния не наблюдалось, если не считать поникших плеч самого Даймонда. На тротуарах стояли и взмахом руки подзывали такси молодые женщины с набитыми покупками полиэтиленовыми сумками из супермаркетов. Мужчины средних лет в дизайнерских спортивных костюмах трусили в сторону Холланд-парка. В итальянском ресторане «Галлодоро» на противоположной стороне улицы обедали.

Последние семь месяцев Даймонд с женой Стефани ютились в цоколе на Эдисон-роуд – улице с односторонним движением, где шум без двойного остекления и затычек в ушах невозможно переносить. Гнилые рамы трехэтажного оштукатуренного дома постоянно дрожали. Напротив возвышался массив церкви Святого Варнавы – закопченного здания с четырьмя башенками по углам, которое при самом буйном воображении не назовешь красивым, хотя внешняя чистка могла бы сделать его пригляднее. Кто-то, пытаясь отвлечь внимание от глубоко въевшейся грязи, выкрасил двери в броский темно-синий цвет. Но из дыры Даймондов их не было видно. Кроме церковных башенок, оттуда можно было посмотреть на верхние этажи многоквартирного дома. Разительный контраст с видом на Джорджиан-Бат из их прежнего жилища, где они обитали год назад.

Чтобы не сидеть без дела, Даймонд покрасил стены и потолок своей квартирки в цвет, который на карте красок называется «лимонным». Вывернул все ящики и шкафы, смазал каждую петлю, почистил трубу, проверил электропроводку, сменил душевые насадки и краны, положил под двери уловители сквозняков. Но его достойный восхищения порыв принес больше вреда, чем пользы, – краску и смазочное масло Питер разнес на подошвах своих ботинок по всему дому, краны потекли хуже прежнего, двери перестали закрываться, сажа при каждом порыве ветра падала в гостиную, кот переехал жить в сушильный шкаф.

Стефани, если бы могла, составила бы компанию коту. Два дня в неделю она работала в магазине фонда «Спасите детей», а недавно, только чтобы уходить из дома, довела это количество до четырех. Желая остановить порыв домашнего мастера, Стефани стала приносить Питеру картинки-пазлы. Их отдавали в дар люди, и муж собирал пазлы, чтобы перед тем, как выставить на продажу, убедиться, что все детали на месте. Идея оказалась не настолько удачной, как показалась сначала. Однажды Стефани проснулась в четыре часа утра оттого, что что-то впилось ей в спину.

– Какого дьявола? – Она включила прикроватную лампу.

Муж повернулся:

– Знаешь, это что? Угловой элемент, который я вчера потерял.

– Питер!

– Хочешь, заварю чай?

Стефани помнила, какой стал чай на вкус с тех пор, как муж снял накипь в чайнике.

– Нет. Давай спи.

– Ума не приложу, почему из всех возможных мест он объявился именно здесь.

– Забудь.

– Ты не спишь, Стеф? – спросил он через несколько секунд.

– Нет, – вздохнула жена.

– Я все думаю о том ребенке.

– О каком ребенке?

– О японской девочке, которую я проморгал. Почему ее там бросили? Хорошо одета. Ухожена. Не похоже, чтобы о ней не заботились.

– Наверное, убежала из дома.

– И оказалась на седьмом этаже в «Харродсе»? Не могу поверить.

– Сколько ни рассуждай, правды не узнаешь. – Стефани зевнула и добавила: – Ты за нее не в ответе.

– Справедливо.

Питер помолчал. Жена почти заснула, когда он снова заговорил:

– Должен же быть способ держать все фрагменты в одном месте.

– Что?

– Я о пазлах. Мог бы помогать в самом магазине…

Она села в постели.

– Даже не думай!

– Я только хотел сказать, что мог бы заниматься ими в магазине, и, если потеряется фрагмент, я буду знать, что он никуда не делся и где-то там.

– Попробуй переступи порог, и я тебя прикончу! Тебя вынесут вперед ногами, Питер Даймонд!

Смелое заявление, учитывая, что Стефани весила всего девяносто восемь фунтов, а муж двести пятьдесят два. Но она понимала, какой урон он может без всякого злого умысла нанести магазину, если его туда допустить. Когда выходила замуж, знала, что это не человек, а тридцать три несчастья. Косолапый и косорукий. Как правило, толстяки умеют изящно двигаться. Ее муж к таким не относился. На все натыкался, сшибал. На улице бордюрных камней не замечал, а собачьи испражнения словно манили его.

– Старею, ну и плевать, – заявил Питер утром за завтраком.

– Напрашиваешься на комплимент? – усмехнулась Стефани.

Питер пожал плечами.

– Так и быть, скажу. Ты не настолько старый.

– Старый для работы. Факт.

– Выкинь из головы!

– Обрати внимание, какие очереди за пособиями по безработице. Стоят люди моложе меня. Намного моложе. Дети после школы.

Стефани положила ему на тарелку бекон с прослойками жира.

– Могло быть и хуже.

– То есть что одним из безработных детей мог быть стать наш?

Она отвернулась, и Питер выругал себя за бестактность. Во время первого замужества за управляющим магазином у Стефани трижды случались выкидыши. И в браке с ним она тоже потеряла ребенка. Из-за осложнений пришлось удалить матку. В начале семидесятых годов хирургическое вмешательство считалось панацеей от всех бед. Стефани лишилась способности рожать, но не материнского инстинкта. Еще до брака с Питером взялась руководить группой младших девочек-скаутов и делала это лучше, чем мог бы пожелать сам основатель скаутского движения лорд Баден-Пауэлл. Старалась быть второй мамой девчонкам, на которых родители не обращали внимания. Они уже выросли, но Стефани до сих пор пишет им письма.