Анатолий Степанов - В последнюю очередь Страница 6

- Спасибо, Саня.

Не замечаемый ими, опершись о косяк, стоял в черном проеме коридорной двери Алик. Он весь вечер ждал Сашу. Ждал, когда тот придет, объяснит - и объяснения эти все возвратят на свои места: и его, Алика, обожающее уважение к Саше, и Сашину привязанность к нему, и их безмерно откровенные нескончаемые разговоры и общие прекрасные стихи, написанные другими людьми, но объединяющие их души. Он ждал, а в это время Саша с Ларисой в ресторане безмятежно пил водку на ворованные деньги.

- Нашла с кем целоваться, - презрительно сказал Алик.

- Тебя не спросила, - издевательски ответила Лариса и, проскользнув мимо Алика, исчезла во тьме.

- Ты что развонялся, сопляк? - злобно и гадко сказал Саша. Изменившись в лице, Алик сделал стремительный шаг вперед и неуловимо ударил Сашу в челюсть правым крюком. Глухо считая ступеньки, Саша скатился на межэтажную площадку. Мгновенье посидел, ничего не понимая, затем вскочил, рванулся наверх. Но было поздно: отчетливо звякнул наброшенный крючок. Держась за перила, Саша медленно пошел вниз, озабоченно ощупывая челюсть.

У себя в комнате он спустил бумажную светомаскировочную штору и включил свет. Не спеша снял кителек, замечательные свои бриджи и хромовые сапожки. Из вещмешка извлек комплект хабэ бэу, яловые сапоги, сильно бывшую в употреблении ушанку. Переодевшись, влез в ловкую телогрейку, перепоясался. Несколько раз подпрыгнул, проверяя себя на стук и бряк. Присел на стул, посидел перед дорогой, встал, выключил электричество и растворился во тьме.

Обнаружился Саша на знакомом пустыре. У школьного забора он постоял, прислушиваясь и присматриваясь, а затем быстро и неслышно пошел к трансформаторной будке. Обогнул ее и, уже не торопясь, направился к недалеким зарослям акации.

В кустах он отыскал место поудобнее и прилег на бок, готовый вскочить в любую секунду. Сосал мундштук незажженной папиросы, беззвучно поплевывал, посматривал.

Неизвестный хотел идти тайно, но получалось это у него плохо: Саша услышал его издалека. Неизвестный шел к будке от Амбулаторного. Подойдя, он повторил Сашин маневр с обходом кругом.

Саша нащупал в сухой путаннице прошлогодней травы тоненькую сухую хворостинку и переломил ее. Раздался в тишине еле различимый жалкий и тревожный звук.

Неизвестный в два шага достиг стены будки и исчез в ее тени. И снова полная тишина. Секунду, другую, третью.

- Это кто там? - нервным полушепотом спросил от стены. Прошла еще секунда, и еще одна... Наконец неизвестный возник опять.

Осторожно ступая, он медленно приближался к кустам. В правой руке его был тускло светившийся нож.

Неслышимый, как уж, Саша умело и быстро переполз в другой конец зарослей, и, когда неизвестный стал обходить кусты, оказался у него за спиной, поднялся, приближаясь все ближе, пошел за ним шаг в шаг.

- Ты что здесь делаешь, паренек? - спросил Саша и одновременно с вопросом ребром ладони безжалостно ударил неизвестного по шее. Тот целенаправленно - вниз головой - упал.

Темно-синее небо выцветало на востоке. Подходил рассвет. Саша присел рядом с неизвестным, подобрал нож и рассмотрел его. Добросовестно выточенная из напильника финяга с наборной плексигласовой ручкой, по которой тоже цветным плексигласом выложено имя владельца - Пуха. Пуха закряхтел и открыл глаза. Потаращил их, мало соображая.

- Как тебя зовут? - поинтересовался Саша.

- Пуха, - ответил Пуха.

- Пухой тебя кличут. А как зовут? Как мама с папой назвали?

- Артур, - признался Пуха-Артур.

- Ах, Артур, Артур. Почему же ты такой неосторожный?

Пуха-Артур приподнялся и тоже сел. Он покачал головой из стороны в сторону, проверяя шею, и сказал обиженно:

- Я вас знаю. Вас Сашей зовут.

- Да и я тебя узнал, голубок. Ты у Семеныча сявка.

Пуха-Артур оскорбленно сопел, молчал.

- Ну, а профессия у тебя какая, помимо воровской?

- Шофер.

- Значит, весь товар отсюда забирать на твоей машине будут?

- Не-е, я свою не дал, - независимо возразил Пуха-Артур и осекся: понял, что проговорился. Саша подтвердил это:

- Ясно. На угнанной.

- Ничего я не знаю, ничего я вам не говорил! - загундел Пуха-Артур.

- Не гнуси и слушай меня внимательно, Артур. Сейчас я исчезну, а ты пойдешь и доложишь, что все в порядке...

- А если я доложу, что полный непорядок? - злорадно перебил Пуха-Артур.

- Ты засветился, ты нож приметный отдал, ты про машину протрепался. За все это Семеныч тебя по уши в землю вобьет. Вобьет или нет, спрашиваю?

- Вобьет, - тихо согласился Пуха-Артур и вдруг обмер от ужаса: он проговорился, что Семеныч - хозяин товара.

- Тогда делай, что я тебе говорю. Как мешки возьмете и разойдетесь, беги, Артур, от них без оглядки. Спрячься, забейся где-нибудь, а лучше тикай из Москвы. Потому что мне твой нож показать придется. Ты все понял, дурачок?

- Понял, - ответил Пуха-Артур, от страха мало что понимая, но силясь понять.

Саша поднялся и не оглядываясь ушел. Покуривая, он сидел в школьном сквере на скамейке до тех пор, пока не услышал урчание автомобиля на пустыре. Тогда он ушел совсем.

Проснулся Саша к вечеру, но до настоящего вечера, до девяти, еще далеко. Можно было не торопиться, и он, попив кипятку и пожевав хлеба с колбасой, вышел на свет божий. Недолго посмотрел, как на пустыре мальчишки гоняли тряпичный мяч, выдул кружку "Северного" пива у пивного ларька и, выйдя из метро "Аэропорт", купил полпачки тридцатирублевого мороженого.

Он шел бесконечным Ленинградским шоссе, на ходу расправляясь с царским явством. Время приближалось к семи, но вечернего оживления не было на московских улицах. Москва еще работала, продолжая двенадцатичасовой рабочий день военного времени.

Как ни замедлял свой солдатский шаг Саша, все же на Пушкинской площади он оказался около восьми часов. Нужно было убить час. Он глянул на афишу кинотеатра "Центральный", в котором шла картина "В шесть часов вечера после войны", и узнал, что на сеанс он опоздал. Тогда, перейдя улицу Горького, он свернул за угол Тверского бульвара и проник в кинотеатр "Новости дня", где крутили хроникальную непрерывку. Он вошел в темный зал и, еще стоя, увидел на стареньком неровном полотне небольшого экрана то, что было его жизнью последние три года. То, да не совсем. То, что ему не пришлось делать. Русские парни штурмовали Берлин. Бои на улицах. На площадях, в домах. Рушились стены, нарочито медленно оползая вниз. Содрогалась земля так, что содрогалась съемочная камера в руках оператора, снимавшего это. И через все это ровесники Саши деловито и умело шли к победе.

И Сашино сердце с болью приняло страдальческую его зависть и невольную его вину, вот хотя бы перед тем пареньком на экране, которого живого ли, мертвого ли - непосильно надрываясь, тащила на себе неистовая и решительная санитарка - девочка.

К девяти он был у "Астории". Он постоял на малолюдной улице Горького, послушал, как глухо резвился за слепыми завешанными окнами оркестр, и свернул в переулок к ресторанному входу.

После сумрака темных улиц по глазам ударил щедрый ресторанный свет. Саша зажмурился и услышал официанта:

- Желаете столик?

- Меня ждут, - твердо ответил Саша и открыл глаза. Его действительно ждали: от столика, стоявшего у окна, на него приветливо смотрел благообразный Семеныч. Смотрел и махал детской ручкой - приглашал.

- Водку будешь пить, Сашок? - спросил Семеныч, добродушно наблюдая за тем, как устраивался в удобном кресле Саша.

- Не сейчас, - из Семенычевой бутылки Саша налил в чистый фужер минеральной воды и гулко, с видимым наслаждением выпил.

- А сейчас что делать будем? - простодушно полюбопытствовал Семеныч.

- Торговать.

- Ты что - мешок с рисом прямо в "Асторию" приволок?

- Сегодня у меня товар мелкий и очень дорогой. - Саша улыбнулся.

- Золотишко? Камушки? - заволновался Семеныч.

- Вот, - сказал Саша, из внутреннего кармана вытащил Артурову финку и с силой воткнул ее в стол. - Купи.

Финка твердо стояла. Семеныч не отводил глаз от наборной ручки, на которой отчетливо читалось - Пуха.

- Гражданин, вы испортили скатерть и портите стол, - строго осудил Сашу подошедший официант. - Вам придется возместить ущерб.

- Семеныч возместит. Возместишь, Семеныч? - Саша смотрел Семенычу в глаза не отрываясь.

- Иди, Гриша. Мы с тобой потом разберемся, - вяло приказал Семеныч, и официант независимо удалился.

- Ну как, покупаешь? - громко, как у глухого, спросил Саша.

- Сколько?

- Пятнадцать тысяч. Сейчас же.

- Я с собой таких денег не ношу.

- Здесь соберешься.

Саша выдернул из стола нож и бережно возвратил его во внутренний карман. Семеныч проследил за этой операцией, подумал недолго и постучал вилкой о фужер. Официант возник как из-под земли.

- Слушаю вас, Михаил Семенович?

- Гриша, Аполлинария Макаровича позови.

- Будет сделано, - официант как сквозь землю провалился. Зато явился монументальный и суровый метрдотель.