Ольга Баскова - Ведьмы тоже имеют хобби Страница 6

Он опустил голову. Василина продолжала хлестать по больному:

– И набавил себе срок?

Тарас не ответил. Однако сестра все поняла:

– Ты сломал не только свою жизнь, брат! Мать сильно болеет. Я уж и не знаю, дождется ли она тебя.

Решеткин смущенно отвел глаза. Впервые за долгое время ему стало стыдно перед людьми, которые его любили:

– Дождется. Я здесь не пропаду. Это в фильмах показывают всякие ужасы. А у нас здесь и начальство, и заключенные – что надо.

Он подмигнул сестре на прощание.

В тот же вечер его сильно избили сотрудники колонии. Пришел и его черед стать для них козлом отпущения.

– Ты еще не проходил через наши воспитательные мероприятия, – прошептал ему на ухо старший лейтенант с большим щербатым ртом. – Но это дело поправимое… Раздевайся…

Тарас затрясся:

– Я не понял…

Лейтенант поглядел на коллег, и те загоготали:

– Ты не целка, снимай с себя все! – подсказал ему старшина с красным носом.

– Но…

Они угрожающе двинулись на него:

– Хуже будет!

Решеткин решил не рисковать и торопливо стащил робу.

– А теперь – на колени, – приказал старлей.

Тарас закусил губу и опустился на колени. Прикосновение к ледяному полу вызвало дрожь во всем теле.

– Ползи сюда, – скомандовал старшина и швырнул ему резиновую палку. – Фас! Бери ее ртом – и неси ко мне.

Решеткин послушно выполнял все команды. Он надеялся: им скоро надоест, и они отпустят его. Однако мучители только расходились:

– Теперь ты покатаешь нас, лошадка.

Они по очереди ездили на его отощавшей спине, а под конец, когда колени Тараса превратились в кровоточившее месиво, старшина нахлобучил на его голову урну с мусором.

– На сегодня мероприятие закончено.

Для пущей убедительности они стукнули его по лицу и поддали пинка. В тот вечер Тарас предстал перед сокамерниками избитым, униженным, с окровавленными губами и разбитым носом. Яйцеголовый Игнат, уже давно нацелившийся на койку Решеткина, нагло усмехнулся. Тарас понимал: если бы не его первая отсидка, пусть даже в колонии для малолеток, ему бы пришлось совсем туго. В тюрьме вообще туго. Здесь вам не курорт! Решеткин давно вывел это сравнение – заключенных с крысами, – и это ему понравилось. А ведь действительно, находясь на свободе, крысы редко нападают друг на друга, но если животных засунуть в одну тесную бочку, они начинают убивать и пожирать себе подобных. То же самое происходит и с людьми – и в тюрьме, и любом другом тесном, принудительном коллективе, откуда нельзя уйти при первом желании. В армии, в больнице с принудительной изоляцией, в таежной экспедиции, на борту корабля дальнего плавания… Такова уж природа и крыс, и людей. И те и другие, к сожалению, – хищники.

Кроме того, парень постиг еще одну уголовную премудрость: что может остановить эту запертую в бочке стаю крыс от пожирания другой крысы?

Только одно. Намеченная к коллективному пожиранию крыса должна не пугаться своих пожирателей, а сразиться с ними – не на жизнь, а на смерть. В таких условиях страх губителен. И ни в коем случае нельзя показывать испуг, а не то тебе конец. Ты должен быть готов умереть, чтобы выжить. Значит, нужно бить на поражение, потому что эти людишки ничем от крыс не отличаются. Инстинкт самосохранения обязательно сработает. Все хотят жить, и притом отнюдь не беспомощными инвалидами. Это сначала они строят из себя бесстрашных, на самом же деле они – трусливое дерьмо. Решеткин, впрочем, отдавал себе отчет, что самому на рожон лучше не лезть. Однако сегодня, увидев эти ухмыляющиеся физиономии, он догадался: столкновения не избежать. Игнат медленно встал с нар и подошел к нему:

– Нашего Мальчика, кажется, потрепали?

Тарас вскинул голову и смело посмотрел ему в глаза:

– Я неудачно упал с лестницы.

– Даже знаю, с какой. – Яйцеголовый залился смехом, раскрыв широко свой щербатый рот. Ему вторили остальные. – Сегодня, чую, нам что-нибудь перепадет.

– Чего ты хочешь? – Решеткин подошел к нарам и сел на койку.

– Пообщаться с тобой. Я запал на твою кроватку. По-моему, она самая удобная. Забирай шмотки и иди в угол, на верхний этаж.

Мальчик посмотрел через плечо на Игната. За спиной зэка сгрудились его приятели.

– Делай, что тебе говорят!

– Да пошел ты!

– Что?! – Над головой парня занесся кулак.

В голове Тараса вновь завертелась мысль: будешь бояться – тебя растопчут до конца и отнимут все, оставив тебя на всю жизнь сломленным, растоптанным моральным и физическим уродом. Продемонстрируй этим гадам готовность умирать и убивать!

Честь дороже жизни!!! Твоя честь – это единственное, что у тебя остается в тюрьме, это единственное, за что надо бороться.

Он издал боевой клич и ударил Игната в лицо. Тот отлетел в другой конец камеры и дико заорал. Этот звериный крик подействовал на заключенных, как команда убивать. Они нависли над Мальчиком, и он почувствовал их тяжелое, несвежее дыхание.

«Умирать – так умирать», – подумал Решеткин, изготовившись к драке.

– Оставьте его!

Со своих нар поднялся убеленный сединами зэк по кличке Косяк. Мальчик знал: его настоящие имя и фамилия – Косяков Игорь Иванович. Опытный медвежатник, отбывающий срок за вооруженный грабеж. Тарас давно осознал: Косяк здесь главный. Его боятся и слушаются все.

– Чего навалились все на одного?

Гул стих сам собой. Парни замерли.

– Еще раз такое повторится – уши оборву!

Решеткин понял: гроза прошла. Ему уже нечего опасаться за свою жизнь. Похоже, Косяк решил встать на его защиту. Хорошо бы с ним подружиться. Но имеет ли он на это право? Косяков сам ответил на этот вопрос. Он сел рядом с дрожавшим от возбуждения Решеткиным и похлопал его по вздрагивавшему плечу:

– Все позади, парень. Тебя никто не тронет. Ложись и спи.

Тарас последовал его совету и провалился в беспокойный сон.

Проснулся он лишь в семь часов утра, когда баландеры (заключенные, отбывающие срок и работающие по хозяйственному обслуживанию тюрьмы) привезли завтрак – кашу и хлеб. Сокамерники уже заваривали крепкий чай в ожидании утренней поверки. Вскоре пара тюремных чинов открыла дверь камеры, и все заключенные вышли в коридор. Их пересчитали по головам, сверили со списком и завели обратно. Поверка закончилась, все готовились к работе. Чуть позже их развели по цехам: заключенные изготавливали шарикоподшипники. Решеткин трудился в поте лица. Он надеялся на условно-досрочное освобождение. Косяк большей частью стоял у стенки, и никто не гнал его к станку. Поймав взгляд Решеткина, рецидивист подмигнул ему, и парень почувствовал: между ними установилась незримая связь. За обедом его догадки подтвердились. Косяков легонько стукнул его по спине и прошептал:

– На прогулке поговорим.

Тарас ждал этого часа с нетерпением.

И когда конвоир спросил: «На прогулку идете?», он отозвался громче всех:

– Конечно, идем!

Минут через пять дверь открылась, и «старшой» сообщил по рации такому же конвоиру-вахтеру, стоявшему на этаже, где располагались прогулочные дворики: к нему из такой-то камеры идут заключенные.

Раньше Тарас никогда не думал, что прогулочные дворики находятся на верхних этажах тюрем. Но заключенные радовались и этому. Все же можно было глотнуть свежего воздуха – запаха той, вольной жизни. Оставшиеся за колючей проволокой сокамерники, весело переговариваясь, подходили к дежурному конвоиру и терпеливо ждали, когда он пересчитает их, запишет на бумажку и впустит в прогулочный дворик – такую же тюремную камеру, с той же металлической дверью, теми же стенами со всех сторон, бетонным полом и решеткой вместо потолка. В трех метрах над решеткой матово поблескивала металлическая крыша. А между решеткой и потолком витал настоящий свежий воздух, воздух воли.

– За что тебя замели? – поинтересовался неслышно подошедший к Мальчику Косяк. Тот нервно глотнул:

– За глупость.

– А точнее?

Решеткин знал еще одно тюремное правило – фильтровать базар, то есть следить за каждым своим словом. Кое-что он усвоил в малолетке и в любых разговорах старался не говорить вообще о ком-либо что-то плохое. Тюрьма – это место, где люди круглыми сутками находятся в тесном общении и в конце концов все обо всем друг другу рассказывают. Все плохое передавалось в преувеличенном виде, часто вспыхивала вражда. В ИТК строгого режима он заметил: опытные зэки ни с кем не откровенничали о былой жизни, своих занятиях и увлечениях, на вопросы отвечали односложно и никогда не хвастались. Хвастовство здесь расценивалось как способ возвыситься за счет унижения других и поэтому не приветствовалось.

И все же Тарас впервые за долгое время излил душу Косяку. Тот слушал внимательно и посмеивался:

– Действительно, по глупости сел. А чего бы тебе сейчас хотелось?

Решеткин, ругая себя последними словами, все же откровенно ответил:

– Увидеть Милу и узнать, как наш ребенок. Я думаю, она все же родила.