Сергей Бакшеев - Математик Страница 6

– Константин Яковлевич, мы задерживаем вас по подозрению в убийстве Софьи Евсеевны Даниной.

Старший лейтенант сделал знак оперу-боксеру. Матыкин мгновенно оказался рядом с математиком и железной хваткой сжал ему кисти рук.

– Зачем? Это же бессмысленно! – возмутилась Вишневская. – Константин здесь проживает, и его отпечатки, естественно, могут быть где угодно.

Милиционер поежился под сердитым взглядом бывшей учительницы, но проявил твердость.

– Увести, – кивнул он коллеге. – Вези в отдел.

Щелкнули наручники. Данин, молчавший всё это время и напряженно смотревший в пол, еле слышно произнес:

– Теорема Ферма… из-за нее…

Он хотел что-то показать, но молодой оперативник подтолкнул упирающегося Данина к выходу.

– Пшел, – буркнул опер-боксер. – Следователю будешь про теоремы байки заливать.

Константин с трудом удержал равновесие. Его качнувшаяся голова оказалась около учительницы. Тусклые глаза под толстыми стеклами неожиданно посветлели. Данин шепнул:

– Там было не всё.

– Да, пошел ты! – ругнулся Алексей Матыкин и толкнул задержанного еще раз.

По коридору протопали две пары мужских ботинок. Эксперт Барабаш подхватил чемоданчик и хотел уйти вслед за ними, но около входной двери задержался и пригляделся к простенькому замку. В его руке появилась отвертка.

Вишневская проводила растерянным взглядом сгорбленную фигуру лучшего ученика и повернулась к старшему лейтенанту.

– Это невозможно! Я тридцать лет знаю Костю Данина. Он не способен на такое. Он безобиден. Константин думает только о математике.

– В жизни чего только не бывает, Валентина Ипполитовна, – Стрельникову было жаль бывшую учительницу. Как и многие обыватели, она пребывала в святой уверенности, что убийцы и насильники существуют где-то отдельно от обычных людей. – Пройдемте в комнату. Сейчас приедут из прокуратуры, и еще раз понадобятся ваши показания. После этого мы опечатаем квартиру.

– Вы совершаете ошибку. Костю нельзя арестовывать.

– Я делаю свою работу. Дальнейшее будет решать следователь.

Расположившись в комнате, старший лейтенант дождался, когда женщина чуть-чуть успокоится, и смущенно спросил:

– А что за теорему он упомянул.

Валентина Ипполитовна удивленно вскинула выщипанные брови.

– Верно говорят: как корабль назовешь, так он и поплывет. Вам бы Стрельников только стрелять. Теорема Ферма – самая великая недоказанная теорема в математике! Ее более трех с половиной веков пытались доказать самые гениальные умы. Разве вы не помните, я рассказывала о ней в школе после изучения теоремы Пифагора?

– Я помню, что если нет доказательства, то это только гипотеза, а не теорема.

– Однако Пьер Ферма, который ее сформулировал, утверждал, что знает ее доказательство!

5

1637 год. Тулуза. Франция.

– … на основании вышеизложенных фактов я считаю, что вина подсудимого полностью доказана. – Старый прокурор закончил свою нудную речь и с равнодушной усталостью посмотрел на судью.

Пьер де Ферма[2], Главный судья Суверенного суда парламента Тулузы, снисходительно усмехнулся. Но легкого движения его губ никто из присутствующих не заметил, Ферма уткнул подбородок в сцепленные ладони и почти прикрыл глаза. Со стороны казалось, что он анализирует слова прокурора и мучительно размышляет о судьбе подсудимого. Однако если бы кто-нибудь из публики услышал его внутренний голос, то наверняка ужаснулся.

«И это доказательство? Разве твои бредни можно величать столь высоким словом? – мысленно издевался судья над словами прокурора. – Часом раньше те же доводы приводил защитник и делал из них совершенно иные выводы. Что вы, великосветские недоучки, знаете о доказательствах?! Только в математике однажды доказанную истину никто не сможет опровергнуть. Математическое доказательство абсолютно! Ему не грозит ни время, ни циничные рассуждения тупиц подобных вам. В математике законы не меняются с приходом новых правителей, а истина не зависит от воли судьи. Незыблемость математических доказательств достойна восхищения в отличие от вашего продажного словоблудия».

Пьер де Ферма опустил руки, приподнял голову. Все в зале напряженно следили за главным действующим лицом процесса и ждали приговора. А облеченный властью судья желал быстрее скинуть свою неудобную мантию и оказаться в доме за рабочим столом, где его поджидали увлекательные математические задачи.

«Пора заканчивать эту волокиту», – решил Ферма, приосанился и зычным голосом объявил приговор: сожжение на эшафоте! Собрав бумаги, он быстро покинул зал. Реакция собравшихся его не интересовала. В конце концов, мир не станет хуже, лишившись еще одного преступника.

Дома, наспех поужинав, Ферма уединился в своем кабинете. Азартный блеск глаз выдавал в нем возбуждение охотника, заметившего в кустах очертания вечно ускользающей вожделенной добычи. Домашние знали, что в таком состоянии главу семьи нельзя тревожить.

Пьер де Ферма сел за стол и зажег свечи. Два огонька на подсвечнике осветили раскрытый том «Арифметики» Диофанта Александрийского. Пальцы судьи любовно разгладили страницы толстой книги с полутора тысячелетней историей. Ровесница «Нового завета», настоящая библия математиков, была написана греческим ученым Диофантом в древней Александрии.

В те времена книги и рукописи для Александрийской библиотеки собирались по всему миру. Каждый прибывающий в город корабль обязан был сдать имеющиеся на его борту книги в городскую библиотеку. Текст переписывался, копия возвращалась владельцу, оригинал оставался в городе. Кропотливыми усилиями образованных греков на протяжении нескольких веков была сформирована самая большая библиотека античного мира.

Блестящий математик Диофант[3], работавший в Александрийской библиотеке, не только собрал воедино все достижения того времени, но систематизировал их и дополнил общими правилами и условными обозначениями. Он создал тринадцатитомную математическую энциклопедию, которой суждено было возродить интерес к математике в средние века. Пожары и войны не пощадили его труд. Сохранилось лишь первые шесть томов, которые прошли долгий путь через арабские страны, Константинополь и Ватикан, чтобы в семнадцатом веке увидеть свет на латинском языке.

Ферма узнал об именитом греке из занимательной задачки. Отдавая должное увлечению Диофанта, потомки выбили на его могиле следующую эпитафию.

В гробнице покоится прах Диофанта.Лишь мудрый узнает усопшего прожитый век.По воле богов шестую часть жизни он прожил ребенком.И половину шестой встретил с пушком на щеках.Минула седьмая часть, с любимою он обручился.С нею, пять лет проведя, сына дождался мудрец;Только полжизни отцовской возлюбленный сын его прожил.Отнят он был у отца раннею смертью своей.Дважды два года родитель оплакивал тяжкое горе,Тут и увидел предел жизни великой своей.

С удовольствием решив математическую головоломку, в которой была зашифрована продолжительность жизни греческого математика, Ферма поспешил заказать его труды. Тот, кому посвящено такое оригинальное надгробие, не мог писать скучные книги.

Сейчас на столе Ферма лежал второй том легендарной «Арифметики» Диофанта. Вот уже две недели он был раскрыт на занимательных задачах, связанных со знаменитой теоремой Пифагора. Их решение доставляло тулузскому судье подлинное удовольствие. За это время Ферма кропотливо и трепетно разобрался со всеми головоломными задачами кроме одной.

Ему никак не удавалось решить простенькое уравнение, на которое указал еще Пифагор:

α3 + β3 = γ3

Искомое решение требовалось найти среди натуральных чисел, то есть таких, которые возникают при естественном счете: 1, 2, 3 и так далее.

Он трудился над ним уже неделю. Каждую минуту, чем бы он не занимался, в его голове, раз за разом, прокручивались различные идеи и методы по решению проблемы. Одни мгновенно отвергались, другие причудливо трансформировались и приводили к рождению новых вариантов, которые, впрочем, тоже заводили в тупик. Но Ферма не сдавался. Мучительный поиск разгадки тоже был по-своему приятен.

Вчера поздно ночью к нему заглянула заспанная жена.

– Ты спать собираешься?

– Не мешай, я занят поисками, – отмахнулся Ферма, подставляя в уравнение очередную комбинацию чисел.

– Трудно искать черную кошку в темной комнате, – пробурчала удаляющаяся женщина.

– …тем более, когда ее там нет, – эхом закончил пословицу муж.

Он услышал собственный голос словно со стороны, и на его лице застыла маска потрясения. Открывшаяся истина поначалу выглядела парадоксальной и даже циничной. Но, присмотревшись к ней, осторожно ощупав с разных сторон, он полностью проникся ею и окончательно осознал, почему за два тысячелетия никто не смог найти решения этой задачи.