Андрей Кокотюха - Евгений Кушнарев: под прицелом Страница 6

Уже года через полтора мелкие структуры объединились и слились в крупные боевые группы. Теперь те, кто им платил, делили не ларьки и базары – они делили Харьков и ближайшие окрестности, контролировали трассы на Киев и Белгород, разбирались с непокорными, карали неугодных. Приходилось в те лихие времена и пострелять, только Кирилла Самохвалова совесть никогда не мучила. Наоборот, он считал: если во время их боевых действий не страдает мирное население, то все нормально, а полегшие с обеих сторон бойцы сами выбрали свой путь и знали, на что шли.

В Афганистан его послали, не спросив, хочет ли он этого. Там обучили стрелять по живым мишеням и выживать в тяжелых условиях. Здесь же, в новой стране, которая жила по новым правилам, никто никого не заставлял. Каждый делал свой выбор добровольно. Кто-то из ветеранов спился или скололся, кто-то занимался общественной работой, кто-то регулярно говорил красивые слова по телевизору и на митингах, кто-то пел песни и работал в кооперативах, отбиваясь с разной степенью успеха от ментов и бандитов. Он же, старший сержант Кирилл Самохвалов, считал себя наемником. Только он воевал за деньги не в далекой «горячей точке» – горячей точкой стал его родной город.

Так, по крайней мере, Кирилл воспринимал все происходящее.

Его бандитствование продолжалось до 1995 года. В феврале, как раз в день Советской армии, их тогдашний босс получил заказ наехать на некоего банкира. Его похитили, держали за городом, в подвале частного дома, и прессовали больше недели. Кирилл с ребятами охранял пленника. Непонятно как, но УБОП вычислило, где держат банкира. Освобождать его поехала группа захвата, с которой охрана вступила в короткую и яростную схватку. В результате двоих бойцов застрелили на месте, со стороны спецназовцев один был тяжело ранен. Рэкет, похищение, вооруженное сопротивление – все в совокупности тянуло на очень серьезный срок. Заказчиков, разумеется, не взяли. Непосредственный босс охранников вовремя смылся, и его нашли через полтора года аж в Курске, где убили в перестрелке. Кто именно подстрелил бойца милицейского спецназа – так и не удалось выяснить, сами задержанные бойцы валили все на убитых, и Кирилл – в том числе. Чтобы покончить с этим громким делом, всей компании дали по десять лет и отправили в колонию строгого режима.

Странно, только Самохвалов даже немножко был рад такому повороту: он устал от так называемой мирной жизни и, в отличие от подельников, принял зону как длительную передышку. В том, что продержится десять лет, был уверен. Когда выйдет, ему будет всего-то тридцать пять. Ничего, жизнь продолжается. А родителям обещали помогать, за это Кирилл был спокоен.

Потянулись годы отсидки. Своей привычке игнорировать газеты и телевизор Самохвалов остался верен. Обязательному просмотру новостей в бытовой комнате, которую по привычке дразнили «красным уголком», он предпочитал штудирование книг из лагерной библиотеки. Читал все подряд, не перебирая, поскольку считал: в любой, даже самой плохой, книге скрыта некая мудрость.

На этой почве Кирилл и сошелся с Михаилом Буяновым, рецидивистом по кличке Буян, местным авторитетом, к тому же – земляком. Буян досиживал третий срок, на этот раз – «восьмерку». Он проникся к независимому и читающему молодому каторжанину труднообъяснимой симпатией, подолгу беседовал с ним «за жизнь», а когда уходил на волю – оставил свои координаты.

Тогда Кирилл не мог знать, что именно это знакомство приведет его январским днем 2007 года в Изюмское лесничество…

Когда до конца срока оставалось полгода, в стране что-то началось.

Даже за проволокой зоны поползли слухи о какой-то беспредельной политической заварушке, связанной с очередными президентскими выборами. За время отсидки осужденных один раз уже дружно водили голосовать сначала за коммуниста Симоненко, а потом, через короткое время – за кандидатуру Кучмы на второй президентский срок.

Но в этот раз зэки ощущали напряжение, которое буквально носилось в воздухе. Начальник оперчасти, а по-лагерному – кум, начал сдергивать сидельцев с зоны в индивидуальном порядке и проводить какие-то беседы. Не обошел он вниманием и Самохвалова. «Проголосуешь как надо – уйдешь на УДО. Пускай на полгода, зато – раньше. Документы подготовить – быстрое дело», – мягко стелил кум. «Я, начальник, политикой не занимаюсь, – спокойно отвечал Кирилл. – Что положено – досижу. Дольше меня держать по закону не положено».

Странно – угроз не было. Многозначительное «ну, сам решай» – и больше Самохвалова не трогали. Его потом даже на избирательный участок в бытовую комнату не водили. Использовали как-то его бюллетень – и все дела. А когда летом 2005 года Кирилл Самохвалов вернулся в Харьков, это снова была уже другая страна.

Родителей, как он уже к тому времени знал, какие-то «крутые» вместе с другими жильцами расселили из коммуналки, и теперь они жили в скромной двухкомнатной квартирке на Алексеевке – одной из городских окраин. Отец не изменил своей привычке быть в курсе политических событий и пытался рассказать сыну, как «оранжевые бандеровцы» силой захватили власть в стране и хотят продать Украину Америке, обрывая все исторические связи с Россией. Может, это и неправильно, только Кирилл воспринял все равнодушно. Пускай политики себе грызутся, ему-то какое дело?

Через неделю после своего возвращения он нашел Мишу Буяна. Тот на пальцах объяснил: с такой судимостью, как у Кирилла, нормальную работу найти трудно. А такого бандитского беспредела, какой был десять лет назад, уже нет. Разве придурки-наркоманы с обрезом на отделение банка нападут, и там же их повяжут. Так что придется пока пересидеть охранником на каких-то непонятных складах. «Будь спок, Кирюха, найдем применение», – хлопнул его тогда по плечу Буян. Он же помог с хатой – не тесниться же с родителями. Поселился Самохвалов в скромной хрущевке, расположенной в старом районе, который носил обманчивое название Новые дома, и большего от жизни не желал.

Прав Миша Буян. Надо переждать.

Так прошло чуть больше года.

А потом на Кирилла Самохвалова вышел человек. Назначил встречу в тихом кафе, сказал, что по рекомендации Буяна, и без предисловий изложил суть дела. Кириллу дадут винтовку, «чистую» машину и аванс – «троечку» зелени. В условленное время нужно приехать в указанное место, дождаться, когда там появятся люди, сделать выстрел – не смертельный – и уйти. После акции – еще семь тысяч, билет на самолет в любую точку земного шара и в Харькове не появляться месяц.

А еще лучше – два.

4

До Харькова Кирилл добрался, когда уже совсем стемнело.

Он сам не знал зачем, уезжая утром из дому, захватил с собой пятьсот долларов. Какое-то необъяснимое шестое чувство подсказало: пригодятся. Так и получилось. Бросив «Жигули» в лесополосе и подхватив сумку с винтовкой, Самохвалов благоразумно не вышел голосовать на трассу, а добрался пешком до ближайшего села. Там на небольшой центральной площади, у традиционного памятника Ленину, уже сворачивался небольшой базарчик. Пара-тройка фраз – и Кирилл уже договорился: за сотню долларов легко нашелся желающий отвезти его до Харькова.

При въезде в город Самохвалов отпустил обалдевшего от легких и, по его меркам, огромных денег владельца полуживого «Москвича» и пересел в такси. Назвал адрес, заговорил о цене и по дороге попросил тормознуть у обменника. Но таксист благодушно предложил:

– У тебя баксы? Давай поменяю по хорошему курсу.

– Лады, – согласился Кирилл, и когда машина тронулась, как бы невзначай спросил: – Слышь, а я тут ехал, слышал – кого-то важного подстрелили? Толком так и не понял, чего случилось.

– Так Кушнарева! – охотно поддержал тему таксист. – Час назад передавали – вроде бы, типа, по непроверенным данным. А вот только что объявили – да, его! В Изюм отвезли, в больницу. В Харьков бы лучше, так не довезут…

Эту фамилию Кирилл слышал. Но кто он и чем знаменит, к стыду своему, сказать не мог. Телевизор у него в квартире был, но по устоявшейся привычке Самохвалов смотрел только футбол, боевики и комедии на дисках, игнорируя горячие новости и не представляя, чем живет страна. Были в прошлом году какие-то громкие выборы, на которые он не пошел, а так – больше ничего. Однако совсем уж полным невеждой перед таксистом выглядеть не хотелось. Потому Самохвалов многозначительно протянул:

– Да-а, не повезло.

– Кому? – встрепенулся таксист. – Ты вообще откуда упал, брат? Вот помяни мое слово, зуб тебе даю, – он чиркнул ногтем большого пальца левой руки по передним зубам, – сейчас такое в городе начнется – мама, не горюй!

Слова и мнение таксистов всегда надо делить на два, если не на три. С другой стороны, именно таксисты по непонятной причине в большинстве случаев владеют наиболее полной информацией. Так, например, водители такси на девяносто процентов угадывают счет любого, даже самого спорного по прогнозам футбольного матча. Они могут прочитать лекцию на любую тему, высказать любое предположение, и даже самое невероятное будет очень близко к истинному положению вещей.