Фридрих Незнанский - Убийственные мемуары Страница 6

– Он был другом семьи?

– Не совсем точное определение. Он всегда был подчиненным отца и в таком же качестве, по-моему, и у нас дома себя чувствовал. Хотя папа всегда был подчеркнуто демократичен, но дядя Жора не забывал свое место. Хотя временами, мне кажется, они бывали очень близки.

– В чем это выражалось?

– В жестах, в интонации, трудно объяснить. Папа говорил, что Ватолин очень способный и когда-нибудь обязательно сделает выдающуюся карьеру.

– Похоже, этого не случилось, – заметил Турецкий.

– Не знаю. Меня все их звания, должности, регалии не слишком занимали. Меня тогда больше трогало, что Ватолин в маму был влюблен.

– Вот как?

– Так мне казалось. Детские фантазии, – невесело засмеялась Ракитская. – Потом, конечно, оказалось, что я это выдумала. Просто он опекал нас, пока папы не было. Очень трогательно. Знаете, за город возил, по театрам, выставкам всяким. А я их терпеть не могла.

– Значит, ваш отец дружил с Ватолиным?

– Пожалуй… Хотя нет, нельзя так сказать.

– Странно как-то вы отвечаете: то да, то нет. У него вообще были близкие друзья?

– Просто я вслух размышляю. Были ли у него близкие друзья? Насколько это возможно. Он с соседом по лестничной клетке вот последние годы приятельствовал. Они и в молодости как будто много общались, а потом разошлись. Ну как разошлись, – поправилась Ракитская, – папы же не было тут годами, но вот лет пять последних снова дружили.

– Вы профессора Андреева имеете в виду?

– Да.

– А вы с ним хорошо знакомы?

– Не так чтобы очень. У меня слишком насыщенное детство было – математическая школа, музыкальная школа, бассейн. Домой затемно возвращалась.

Итак, подумал Турецкий, у Ракитской, вероятно, есть что-то связанное с Кузнецовым, возможно роман, он ее старше едва ли на несколько лет. О Ватолине она говорит равнодушно, ее сведения… да какие там сведения, оборвал он себя, скорее, ее эмоции подтверждают то, что удалось на настоящий момент собрать своими средствами в этом направлении.

– Оля, последние годы вы жили отдельно от отца?

– Да, последние пять лет. Он купил мне двухкомнатную квартиру в Сокольниках. Предупреждаю ваш следующий вопрос: живу я там одна. У меня был что-то вроде мужа, мы вместе учились когда-то, но все давно закончилось, года четыре уже, никак не меньше. Этот человек, облегчу вам жизнь, в область ваших поисков вряд ли попадет, он микробиолог, работает в Штатах, в Бостоне – если не ошибаюсь.

– А на Кипре вы с кем были?

– Просто знакомый.

– Если уж вы действительно готовы облегчать мне жизнь, – улыбнулся Турецкий, – то не меняйте своего решения, будьте последовательны. Нам ведь все равно придется отрабатывать весь ваш круг общения.

– Пожалуйста, – пожала плечами Ракитская. – Моего друга зовут Виталий Феликсович Капустин. Он тренер по фитнессу. Тридцать девять лет. Из Подмосковья, хотя нет, вру, он уже давно в Москве живет.

– Точный адрес?

– Цимлянская улица, двадцать два, квартира десять. Телефон 231-88-66.

– Расскажите о нем подробней.

– Где мы познакомились и все такое?

– Если можете – буду крайне признателен.

– В спортивном клубе «Люкс» познакомились, три месяца назад, он там работает.

– Стоп. Как давно вы ходите в спортивный клуб «Люкс»?

– Ну не помню уже, тоже сколько-то там месяцев. Если хотите, можете сами у них узнать, они же такие вещи фиксируют.

– Как вы туда попали?

– Да просто друзья посоветовали, сказали, что это то, что мне надо. Как все новое в вашей жизни бывает? Что-то где-то увидел, прочитал, услышал, присоветовали…

– В моей жизни, – вздохнул Турецкий, – все новое исходит от генерального прокурора. В лучшем случае – от его заместителя. Ладно. Сколько дней вы пробыли на Кипре и где именно?

– Одиннадцать дней. В городке, который называется Кирения. На Средиземном море, разумеется. Отель «Растиньяк», четырехзвездочный, если вам это интересно, отнюдь не шикарный, но райское место. Если бы вы там бывали, то сразу поверили бы, что мы оттуда никуда не выезжали.

– Я бывал там, – не отказал себе в удовольствии соврать Турецкий.

– В самом деле? – мило улыбнулась Ракитская.

Что это я несу, подумал Турецкий, и главное – на кой хрен?!

– А скажите, Виталий Феликсович Капустин все это время был с вами?

– Разумеется! Каждый день и каждую ночь! – с некоторым вызовом сообщила Ракитская.

– И вернулся в Москву тоже вместе с вами?

– Да.

– Ваш отец был знаком с господином Капустиным?

– Его уже в чем-то подозревают?

– Нет, просто проверяют. Отвечайте, пожалуйста.

– Один раз папа видел его, когда ко мне заезжал. Месяц назад примерно.

– И каков был результат?

– Виталий отцу не понравился. Но отцу ни один мой мужчина не нравился, тут вы ничего не выжмете.

– Вероятно, вы правы, это естественная реакция. – Турецкий на секунду представил себя в роли Ракитского – все-таки дочь растет, потом откинул эти мысли прочь, лет пять еще смело можно не волноваться. – Оля, у вас есть ключ от квартиры отца?

– Конечно.

– Как давно он у вас появился?

– Значит, так. Отцу установили новую дверь года полтора назад. Значит, около года. Я как-то заболела, – объяснила Ракитская, – воспаление легких, и он забрал меня к себе. Тогда и ключ мне выдал. Только я им так ни разу и не пользовалась.

– Как это может быть?

– Да так вот вышло. Когда болела – в постели валялась, не выходила. А потом я к отцу приезжала, только когда он сам дома был, а иначе что мне там было делать?

Турецкий задумался. Поискал взглядом свой мобильный телефон – он был на подзарядке, лежал на подоконнике.

– Оля, извините, я сейчас. – Он вышел в соседний кабинет, к Федоренко. Тот допрашивал сантехника, обнаружившего Ракитского. Турецкий молча взял у Мишки со стола мобильный и вышел в коридор. Позвонил Грязнову:

– Слава, как ты думаешь, если свидетель утверждает, что ключом от дверного замка никогда не пользовались, если это дубликат, который просто где-то хранился на всякий случай, можно определить, открывали им все-таки дверь или нет?

– Это только специалист скажет, – хмыкнул Грязнов. – А ты что, еще один ключ нашел? А постой, там же «дибл» этот чертов, да?

– Ну…

– Это отдельная история, пляши, тебе повезло. Если ключ не серийный, а кустарный, то на нем будут следы от первых десяти открытий двери. По сути, это не ключ даже, а отмычка.

– Почему только десяти? А потом?

– А потом бороздка слетит, новый надо будет делать.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

Турецкий походил еще по коридору. Странно. Что же Ракитский, такой прожженный волк – не знал, что дает дочери ключ, который только на ограниченное время годится? Хотя нет! Это как раз его и устраивало – ключ на время болезни дочери, но не больше. Возможно, так. Турецкий вернулся в свой кабинет. Спросил осторожно:

– Оля, где ваш ключ сейчас?

– Я не понимаю, что все это значит?!

– Пока что просто разговор. Ответьте на вопрос.

– Он… он… – Она потерла переносицу, вспоминая. – У меня дома.

– Вы не носите его на одной связке со своими ключами, ключами от машины?

– Нет.

– Почему?

– Потому что я там редко бываю. Устраивает?

– Вполне. Если вы не носите ключ с собой, значит, когда вы были на Кипре, ключ оставался в Москве, верно?

– Ну да.

– Вы не будете возражать, если мы возьмем его на экспертизу? Сами понимаете, такие процедуры необходимы, просто чтобы сузить круг поисков. Мой сотрудник потом съездит с вами к вам домой и…

– Хорошо-хорошо. – Ракитская досадливо махнула рукой.

Это было уже что-то. Дело в том, что всего час назад Турецкому стало известно: изощренный замок во входной двери в квартиру Ракитского делался по личному заказу хозяина и ключ к нему прилагался только один. Разумеется, это раскопал Мишка Федоренко – путем неформального контакта с подполковником Кузнецовым в пивной «Три медведя» на Беговой. Ракитский, профессиональный разведчик, не относился к категории людей, которые что-то где-то теряют или забывают, ему было достаточно одного ключа. Но выходит, во время болезни дочери Ракитский позаботился об изготовлении дубликата. Тогда кто знает, сам ли Ракитский открыл дверь своему убийце? Может, у того был собственный ключ. К сожалению, гениальный специалист по замкам, услугами которого пользовался Ракитский, знаменитый Иван Христофорович Запискин, проработавший в техническом отделе КГБ, а потом – ФСБ добрых четыре десятка лет, пять месяцев назад скончался после шестого инфаркта.

– Оля, а что вы знаете о картине, которая пропала из спальни? Ватолин сказал, что там картина висела.

– Думаю, что ничего. Меня уже спрашивали. – Ракитская нервно стряхнула пепел мимо пепельницы. – Я не помню там картины.

– Вы хотите сказать, что ее там не было? – удивился Турецкий.

– Может, и не было, мне, знаете ли, теперь плевать на это, – резковато заявила Ракитская, и Турецкий заметил, что красивое лицо ее чуть побледнело.