Чарльз Вильямс - Нет ведьмы яростней Страница 6

Припаяв к молоточку звонка два куска медного провода, я снова собрал будильник и проверил, как он будет действовать. Проволока хорошо вибрировала.

Выпив немного пива, я продолжал работу. Прежде всего я обернул каждый пакет с ватой наждачной бумагой и связал их веревкой, а потом, прикрепив к поперечной планке звонка несколько спичек с каждой стороны, подвязал к ним пакетики с наждачной бумагой и ватой.

Выпив немного пива, я посмотрел на произведение рук своих и привел звонок в действие. Спички начали тереться о наждак и вспыхнули почти сразу…

Так я проделал двенадцать проб, и ни в одной не потерпел фиаско. И только когда я закончил свои пробы, я по-настоящему осознал, что я хочу сделать. Я хочу совершить поджог и в то время, когда внимание жителей будет отвлечено пожаром, ограбить банк. Понял я также и то, что эта затея может окончиться для меня тюрьмой.

И тем не менее я уже был готов на преступление. Иначе я всю жизнь буду продавать старые колымаги, буду вечно нуждаться в деньгах и, как говорится, не жить, а прозябать.

И единственной радостью и гордостью в моей жизни будет прощальный обед при выходе на пенсию и какой-нибудь дешевый подарок — скажем, часы стоимостью в сорок долларов.

Нет, такая перспектива меня явно не устраивала.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Изобретенный мною механизм я положил в багажник своей машины, предварительно завернув в старое одеяло, которое уже давно там валялось.

Вернувшись в свой городок, я сразу же отправился в автопарк Харшоу, домой вернулся лишь по окончании рабочего дня. Меня ждали два письма, написанные одним и тем же почерком.

"Дорогой Гарри! — говорилось в первом. — Очень прошу вас позвонить мне по телефону. Мне очень недостает вас, и я очень сожалею о своем поведении. Я обязательно должна повидаться с вами. Любящая вас подруга…"

"Еще хорошо, что хватило ума не подписываться", — подумал я.

В другом письме говорилось:

"Гарри, почему вы мне не позвонили? Почему? Так больше продолжаться не может. Я же попросила у вас прощения… Мне совершенно необходимо вас увидеть".

Она что, сошла с ума? И наверняка выкинет какой-нибудь фокус, когда напьется в следующий раз.

Я брезгливо бросил письма в пепельницу и сжег их.

На следующее утро, в субботу, я сел в машину и поехал из города на Южное шоссе. Доехав до проселочной дороги, ведущей к буровой скважине, я свернул на нее. У заброшенных ферм я заметил следы автомобильных колес и остановил машину.

Утро было чудесное. В такое утро за городом только и чувствуешь, что такое природа.

Я направился вверх по холму и скоро нашел то, что искал: старую полугнилую сосну, валявшуюся на земле. Я легко приподнял ее и положил на пень, потом наломал щепок. Развести костер с помощью этих щепок не составляло никакого труда.

Спрятав целую охапку щепок в укромном месте, я подошел к ферме. Двери фермы были сорваны с петель, повсюду паутина и битые стекла. Слева от дороги стоял сеновал. Там пахло сеном и сухим табаком. Наконец в стойле я нашел то, что искал — бечевку.

Скручивая ее, я услышал, как по дороге проехала машина. Я осторожно выглянул. Кроме Саттона, никто здесь не мог проезжать. Наверное, он едет домой или, наоборот, в город.

Внезапно машина замедлила ход, а потом свернула к ферме. Я не делал здесь ничего предосудительного, но встречаться с кем бы то ни было мне не следовало. Что ж, будем надеяться, что ему не придет в голову забираться на чердак сеновала.

Я снова осторожно выглянул наружу и на этот раз уже увидел человека, приехавшего на машине. Это была… Глория Гарнер.

Это меня очень удивило. Что ей было здесь нужно? И что она кладет на порог? Какая-то тарелка или подставка… А может быть, хлебница?

Внезапно я заметил в ее руках какие-то палочки и сразу же все понял. Это — кисти. Она приехала сюда рисовать. На ней были надеты шорты и пестрый пуловер. Она нашла место в тени и вскоре занялась своим любимым делом. Разумеется, она совсем не подозревала, что за ней наблюдают. Лицо ее было совершенно спокойно и даже безмятежно. Мне очень хотелось подойти к ней, но я сознавал, что это таит для меня определенную опасность.

Выход был только один: выскользнуть незаметно с другой стороны сеновала, обойти ферму стороной, а потом снова, уже в открытую, подъехать к ней на машине. Тогда ей можно будет сказать, что я еду купаться. В этот момент я снова услышал шум машины. Сидящий в ней наверняка заметил молодую девушку и тоже свернул к ферме. Глория с беспокойством положила кисть и посмотрела на человека, выходившего из машины. Это был Саттон. Он подошел к ней и что-то ей сказал. Видимо, что-то неприятное, а может быть, и омерзительное. Это было понятно по лицу Глории.

Внезапно я увидел в сарае щель и подскочил к ней. Расстояние сократилось почти вдвое, и теперь до меня уже доносился их разговор.

— Как поживает моя маленькая подружка? — спросил Саттон.

— Если вы имеете в виду меня, то спасибо. У меня все в порядке.

— Во всяком случае, выглядите вы очаровательно. И платье красивое. — Он прямо-таки пожирал ее глазами. — А ножки-то словно точеные… Не одного мужчину могут свести с ума!

— У вас ко мне дело? — сухо спросила она.

— Нет, нет… Я остановился просто, чтобы поздороваться с вами и пожелать вам приятного времяпрепровождения. Кстати, а где ваш друг?

— Какой друг?

— Ну, тот высокий парень, который…

— Вы имеете в виду мистера Медокса?

— Тот парень, с которым вы приезжали ко мне. У меня создалось впечатление, что вы очень дружны. У него, наверное, тоже странные вкусы…

— Странные?

Она с брезгливостью посмотрела на Саттона.

— Вы наверняка меня поняли, милашка.

Мои руки судорожно сжали доски сарая. Если судить по интонации, смысл фразы однозначен. Но как у него язык повернулся сказать такое девчонке? Может быть, он не совсем нормальный?

— Может быть, вы оставите меня одну? — трепещущим от волнения голосом спросила она. — В противном случае, мне придется уехать.

— Нет, нет! Не беспокойтесь! Я сейчас уеду. Только взгляну на вашу работу. Не возражаете? Я ведь тоже кое-что понимаю в искусстве.

Она молча вырвала из своего альбома лист и протянула ему. Он сделал вид, что внимательно рассматривает рисунок, держа его на вытянутой руке.

— Многообещающе! — наконец сказал он. — И очень умело. Только вам не кажется, что вот здесь не хватает красного пятнышка.

Глория снова промолчала. Тогда он взял одну из кистей и что-то пририсовал к рисунку.

Она снова с отвращением посмотрела на него. Я уже хотел было выйти из укрытия, но вовремя спохватился. Какое мне дело до всего этого?! Меня должна интересовать судьба только Гарри Медокса и ничья другая…

— Ну ладно, до свидания, милашка, — наконец сказал Саттон.

Он сел в машину и уехал.

Некоторое время Глория продолжала сидеть неподвижно, а потом, собрав все свои принадлежности для рисования, тоже села в машину и уехала.

Когда она исчезла за поворотом, я вышел из сарая и поднял рисунок, который валялся здесь, на земле. Рисунок был действительно великолепный, если не считать того, что был испорчен Саттоном. Он провел через весь рисунок две жирные скрещивающиеся красные линии. Ну что ж, он мне еще ответит за это. И вообще, если он со всеми ведет себя так по-хамски, то рано или поздно его наверняка кто-нибудь пристукнет…

Хозяйка постучала в дверь.

— Мистер Медокс, вас просят к телефону.

Это было в понедельник вечером, как раз когда я переодевался. Я спустился вниз.

— Гарри? — услышал я ее хриплый голос. — Почему вы мне не позвонили?

— Вы что, думаете, что я сошел с ума?

— Но ведь это… Я не могу без вас!

Мне очень захотелось послать ее ко всем чертям, но что-то меня удерживало. Наверное, ее томный и призывный голос самки. Она возбуждала даже на расстоянии.

— Где вы сейчас находитесь? — спросил я.

— В одной из закусочных. Собиралась пойти в кино, но потом что-то расхотелось. Упало настроение. Тоска какая-то напала и меланхолия. Да и кровь кипит почему-то… Вам, возможно, знакомо это чувство… Может быть, прогуляемся?

— Хорошо.

— Тогда давайте встретимся на дороге, ведущей к бывшему лесопильному заводу. Она в восьми милях от города, ее нетрудно найти.

— Договорились.

Я попытался немного перекусить, но мне ничего не лезло в глотку. Тогда я вышел на улицу. Ехать на встречу было еще немного рано, и я стал разгуливать по тротуару. На противоположной стороне улицы, перед бильярдным залом, я внезапно увидел Саттона. Он кивнул мне. Я вспомнил его слова, сказанные Глории Гарнер, и подумал: а не влепить ли ему сейчас здоровую оплеуху. Но потом я снова сказал себе, что их отношения совершенно меня не касаются, и, не торопясь, сел в машину.

Нужную дорогу я нашел без труда, хотя луна еще не поднялась и было довольно темно.