Альберт Кантоф - Пенальти Страница 6

Сегодня самые состоятельные горожане живут уже в новом цветущем квартале. Они знают тот заветный код, который, как «Сезам, откройся», служит пропуском в тесную группу привилегированных и дает право жить вдали от раздражающих сцен повседневности.

А те, кого отсюда изгнали, поселились с детьми, ставшими, в свою очередь, отцами и матерями семейств, на плато в дешевых муниципальных домах, уныло параллельные ряды которых стали вызовом архитектурной гармонии. Ни один из их создателей не согласился бы жить здесь. Не успела еще просохнуть штукатурка, как выявились многочисленные недоделки — результат спешки в обстановке принудительных переселений. Понадобились четверть века, два десятка сожженных автомашин и несколько разбитых и разграбленных витрин, чтобы начались разговоры о необходимости обновления этих районов, о создании зеленых зон. Постепенно большинство жителей составили арабы, прибывавшие чартерными рейсами в годы строительного бума. Они были готовы выполнять любую работу, которой пренебрегали французы. К ним добавились чернокожие из бывших французских владений в Африке, приезжавшие с туристскими визами, но не возвращавшиеся обратно. В этих кварталах можно встретить похожих на бандитов с большой дороги турок и курдов, получивших политическое убежище. Остатки первых переселенцев и их потомки оказались в положении небольшой французской общины посреди приверженцев ислама.

Но независимо от происхождения все парни на плато носят джинсы и с одинаковым южным акцентом выражают отвращение к обществу, которое лишает их каких бы то ни было надежд и закрывает перед ними все двери, как только они назовут свой адрес. Одна лишь футбольная команда достойна, на их взгляд, уважения. Потому что с самых юных лет многие из них лелеют безумную мечту стать когда-нибудь ее игроками. И ради этого целыми днями гоняют круглый мяч на пустырях, окружающих громады зданий. Это единственный путь, который им кажется возможным, чтобы вырваться из гетто.

Исторический центр Вильгранда — переплетение узких улочек вокруг собора. Франсуа поставил свою машину на площади перед порталом и углубился в лабиринт переулков, доступных скорее для портшеза минувших времен, чем для автомобиля. Он переживал еще радость победы, размышляя вместе с тем над проявившимся лишний раз местечковым патриотизмом своих сограждан. Наверняка единодушие было бы не столь полным, если бы речь зашла о защите отечества. Хотя, может быть, не стоило бы сравнивать любовь к спорту и к национальному флагу?

«В конце концов, — подумал он, — лучше прославлять голы, чем убитых». Прислушиваясь к звуку своих шагов по старинной брусчатой мостовой, он вдруг вспомнил о тех приметах беспокойства, которые можно было заметить на официальной трибуне и которые не затушевала беседа в раздевалке. Может быть, возникла какая-то серьезная проблема, вызвавшая разлад в верхах? Речь могла идти только о финансах. Разумеется, все клубы первой лиги нередко сталкиваются с денежными трудностями. Чтобы оставаться среди избранных и делать большие сборы, нужно привлекать первоклассных игроков. Иметь просто хороших недостаточно. Но за исключительные достоинства надо платить. Плата за переход звезд из команды в команду и их заработки достигают астрономических цифр и исчисляются миллиардами сантимов. Но обычно денег в кассе для этого не хватает, потому что клуб еще не обзавелся необходимыми козырями. Этот порочный круг заставляет обращаться в муниципалитет и к спонсорам. Члены муниципального совета и рекламные агентства требуют впечатляющих результатов, оправдывающих эти денежные траты. Планка поднимается все выше и выше. Ставки растут, потому что команды соперников также ищут возможных кредиторов. И единственное средство не оттолкнуть их — делать еще больше и еще лучше. Надо влезать в долги, чтобы заполучить козыри, которых домогаются все.

Погруженный в свои мысли, Рошан открыл ключом резную дверь дома, миновал богато украшенный вход со скульптурой Дианы-охотницы и оказался в закрытом, почти монастырском, дворике.

Он поднялся по каменным, слегка выщербленным за два века ступеням монументальной лестницы на пятый этаж… А может быть, два хитреца разыграли для публики комедию, чтобы замаскировать какую-то сногсшибательную сделку? Чтобы избавиться от той постоянной слежки, которую ведут друг за другом команды европейского уровня?

— Мяу… Мяу…

Как обычно при его возвращении, откуда-то появился изящный гибкий кот. Из угольно-черной шерсти светились зеленые глаза.

— Где ты сегодня шатался, Були?

Кот терся о его ноги, пока он открывал дверь и зажигал свет. Едва Франсуа переступил порог, как тот исчез в глубине квартиры. Рошан повесил плащ и направился в кухню. Були уже чинно ждал, сидя перед холодильником.

— Может быть, ты проголодался?

— Мяу…

Ответ был более чем утвердительным. И даже требовательным. Франсуа покачал головой.

— Тебе не кажется, что ты немного перебарщиваешь?

Он достал из холодильника банку с едой, выложил в тарелку и поставил перед нетерпеливым котом. Кот чуть презрительно, с деланным равнодушием нагнулся к котлетам, осторожно лизнул одну из них, словно подозревая Франсуа в желании его отравить, и, подняв усы, бросил возмущенное «мяу».

— Согласен, — признался пристыженный журналист — Извини меня. У меня не было времени зайти в мясной магазин. Придется довольствоваться тем, что есть, старина.

Он показал на пустые полки холодильника.

— И, кроме того, будь доволен, что я не съел половину. Я тоже не обедал.

Зеленые глаза, сузившиеся от света неоновой вывески на улице, смотрят на него. Они вспыхивают золотисто-изумрудными искрами. Франсуа отвел взгляд.

— Приятного аппетита.

Его четвероногий собеседник ждет, когда он покинет кухню, и жеманно принимается за свой обед.

В трех комнатах квартиры расставлена красивая старинная мебель, доставшаяся Рошану от трех поколений буржуазной семьи. Современные литографии выделяются цветными пятнами на белых стенах. Небольшие лампы с абажурами, расположенные повсюду, отбрасывают кольца приглушенного света, тающего в полутьме гостиной. В кабинете обстановка более строгая. Здесь стоят телевизор и проигрыватель со стопкой компакт-дисков. По надписям на них можно установить, что хозяин квартиры явно предпочитает классическую музыку, и в частности, Моцарта.

Франсуа вышел из ванной босиком и в халате. Прежде чем отправиться под душ, он продиктовал свою статью по телефону. Он не питал никаких иллюзий, твердо зная, что ее безжалостно сократят.

Включив видеомагнитофон, он устроился в своем любимом кресле, единственном предмете, который дисгармонировал с обстановкой квартиры. На экране появилась аббревиатура названия программы «Франс-3», а затем пошли кадры местных новостей, записанные на кассету сегодня вечером Для Рошана это был обязательный просмотр. Кропотливая работа провинциальных журналистов заслуживала внимания. Корреспондент общенационального органа печати почти всегда ориентируется на то, что может интересовать большинство читателей и зрителей в стране. Остальное выбрасывают при монтаже. Репортер же провинциальной телестудии, привыкший освещать будничную жизнь, где сенсация — редкость, а не правило, напротив, исследует каждое событие, каким бы незначительным оно ни казалось, стремясь найти в нем пищу для размышлений. Бывает, он затрагивает и щекотливые темы (социальные, политические или спортивные). Но главный редактор редко позволяет ему копать глубже. Потому что не надо нарушать мир в департаменте, или потому, что нет средств для продолжения расследований, или потому, что нужно срочно показать возложение венков каким-нибудь депутатом либо последний спектакль, исполнители которого готовы все сделать, чтобы попасть на телеэкран.

Кадры сменяют друг друга.

Вот приезд команды Сошо. Тренер команды Вильгранда говорит о том, что он спокоен накануне матча. Кадры бегут назад. Идет репортаж об одном из мелких предприятий, которое создало новые рабочие места, расширив экспорт.

Ни одного захватывающего сюжета.

Ведущий предлагает материал о карьере, отрытом рядом с поселком, жизнь которого стала невыносимой из-за взрывов и потока грузовиков. В студии появляется молодая женщина, и ведущий объявляет:

— Репортаж Доминик Патти.

Ей чуть больше двадцати. Высокая, тонкая. Волна каштановых волос спадает на плечи. От нее веет какой-то чистотой и ясностью. Это впечатление подчеркивает строгий короткий костюм в стиле Шанель, открывающий длинные стройные ноги. Пристальный взгляд карих глаз говорит о стремлении к определенности и четкости. Она резко, почти грубо, задает вопросы — точные и острые. Словно теннисистка, мгновенно отражающая удар. Растерявшийся, ошеломленный собеседник в конце концов говорит намного больше, чем ему бы хотелось.