Анатолий Безуглов - Ошибка в объекте Страница 6

Наверное, у него началась истерика.

Агеев вышел и вернулся с главврачом. Та предложила прервать допрос.

Лещенко дали лекарство. Посоветовавшись, мы решили его больше сегодня не беспокоить.

Я поехал домой, а Виктор Сергеевич остался, чтобы произвести обыск в тринадцатой палате.

Горе и скорбь матери… Я буквально ощущал их физически, слушая пожилую женщину.

Иванова прилетела в Южноморск, как только узнала о гибели единственного сына. И вот пришла в прокуратуру, чтобы выяснить, как все случилось.

У неё были сухие воспаленные глаза, спекшиеся губы. Наверное, наплакалась дома и в самолете.

— Что же не уберегли моего Колю? — с упреком обратилась ко мне Иванова. И от этого упрека я чувствовал себя так, словно был виноват сам. — Не война ведь… А человека сгубили… Провожала его, радовалась: выздоровеет сын-то, в себя придет… А оно вон как обернулось! Да лучше бы он дома сидел…

Я понимал, что ей сейчас хочется говорить о Николае. Рассказывая о нем, мать как бы отодвигала, гнала прочь страшную мысль, с которой она не может смириться, — сына нет, нет сына…

Какие слова утешения мог я найти? Да если бы и попытался, вряд ли они помогли бы. Оставалось только слушать.

Иванова поведала о влюбленности сына в свою профессию речника. Как он сокрушался, что подрастающие мальчишки увлекаются теперь другим — авиацией, космосом, кибернетикой, а романтика плавания уходит в прошлое. В речных училищах, курсанты которых щеголяют в клешах, тельняшках и форменках с бело-синими воротниками — мечта пацанов послевоенного времени, — недобор.

Вот он и решил организовать у себя в городе что-то вроде пионерского пароходства, чтобы приобщать ребят к речному делу с детского возраста. По мнению капитана, мальчишки должны «заболеть» рекой как можно раньше. Нашлись друзья-энтузиасты, которые взялись помогать Иванову. При одной из школ Омска был организован клуб «Буревестник». Будущим речникам выделили списанный теплоход, он и стал базой для обучения.

Конечно, одного энтузиазма оказалось мало. Кто-то посчитал клуб обузой, нестоящей затеей. Но появились у Николая и сторонники. А главное, капитан Иванов сумел увлечь детские сердца. В первый же год в клуб изъявили желание вступить около семисот школьников. И не только из города, но и из близлежащих поселков.

Идеей Николая заинтересовались в облоно, в местном пароходстве и даже в обкоме комсомола. Весной капитан Иванов добился того, что им для занятий выделили помещение, мебель, инвентарь. Пионерское пароходство вставало на прочный фундамент. И вот — трагический случай — один из его основателей погиб.

Когда мальчишки узнали о смерти Иванова, на теплоходе, отремонтированном самими ребятами, подняли траурный флаг…

То, что рассказала о своем сыне Иванова, нам было уже частично известно: Карапетян связывалась с Омском. Но только теперь, выслушав женщину, я понял, что Николай был незаурядным человеком. Наверное, очень добрым, увлекающимся, умеющим делать увлеченными других. Он думал о тех, кто придет нам на смену…

Мне хотелось чем-нибудь помочь Ивановой. Но чем? Единственное, что мог сделать для нее, это устроить в гостиницу.

— Захар Петрович, — заглянул в кабинет Агеев, — я разыскал Карасика, администратора, с кем ехали в поезде Лещенко и Ватутина. Хотите присутствовать на допросе?

— Когда?

— Он уже в прокуратуре.

…Вениамин Осипович Карасик выглядел прямо-таки щеголем в свои шестьдесят лет. Фирменные вельветовые джинсы, лаковые туфли, светло-голубая рубашка с отложным воротником и небрежно повязанный шейный платок. Жидкие волосы слишком уж подозрительно черного цвета самым аккуратным образом были разделены на пробор. Щеточка усов. И сеть предательских склеротических жилок на тугих щечках. Этот старческий румянец Карасик не мог скрыть ничем. А моложавым ему хотелось казаться, видимо, во что бы то ни стало.

— Как же, как же, отлично помню Леву и Олю, — акая и растягивая слова по-старомосковски, произнес администратор, когда следователь попросил его рассказать о своих соседях по купе. — И беру на себя смелость утверждать, что они вполне интеллигентные молодые люди… До Шостки с нами в купе ехала одна тетя… — Карасик поморщился. — Типичная мешочница. Знаете, есть такой тип, увы, весьма нынче распространенный… Когда она вышла, мы с Ольгой буквально вздохнули. Облегченно, разумеется… В Шостке подсел Лева…

— А кто был четвертым? — спросил Агеев.

— Четвертое место было куплено мною. Понимаете, вез дорогую аппаратуру для оркестра. Материальная ценность. И ещё какая! — причмокнул администратор.

— Импорт. На валюту… Разве можно кому-нибудь доверить?

— Понятно, — кивнул следователь, чувствуя, что словоохотливого администратора необходимо направлять. — Какие, по вашему мнению, были отношения между Лещенко и Ватутиной?

Знали они друг друга до того, как оказались в одном купе?

— Беру на себя смелость утверждать, что знакомство произошло в поезде, немного подумав, ответил Вениамин Осипович. — А через час Лева предложил выпить. Для сближения, так сказать…

— Что именно предложил выпить? — спросил Агеев.

— Водку, разумеется. Да-да, горилку с перцем. Выставил две бутылки. Карасик выразительным жестом показал, как Лещенко вынул откуда-то снизу бутылки и водрузил на столик.

— Ну а вы с Ватутиной?

— Боже мой, в компании с молодой приятной дамой хлестать водку… Фэ! — снова поморщился Карасик. — Впрочем, сейчас почему-то в почете крепкие напитки… Вот вы объясните мне: что, у людей нет времени, надо непременно поскорее забалдеть? А душевная беседа? А общение, так сказать?

— Короче, вы отказались? — уточнил Агеев.

— То есть категорически! А Оля ещё таких страхов наговорила насчет санатория, куда они ехали! Там якобы толь-ко за один запах спиртного могут выгнать… Я настоял на шампанском… Но, по-моему, Оля не очень-то к нему расположена… Для таких случаев у меня всегда есть НЗ — бутылочка шартреза. Карасик произнес это слово через «ё». — Рюмочка божественного напитка, кофе, хорошая сигарета… Интеллигентно…

— А горилка?

— Лева спрятал бутылки.

— И как развивались их взаимоотношения с Ватутиной?

Администратор мечтательно поднял глаза, вздохнул.

— Молодость… Мягкий свет в купе… А впереди — море, отдых. И свобода. Карасик перевел взгляд на меня, потом на Агеева. — Все мы были молоды и попадали в подобные ситуации… Я думаю, в этом случае немного приударить за женщиной не грех…

— И Лещенко приударил? — спросил Агеев.

— Скорее — Оля. Впрочем, беру на себя смелость утверждать, тяга была взаимной…

— Вениамин Осипович, вы не заметили ничего необычного в поведении своих спутников? — спросил Агеев.

— Необычного? — Карасик задумался. — А что именно вас интересует?

— Ну, настроение, какие-нибудь о странности…

— Вроде бы нет… Может быть, меланхолия… Впрочем, нынче у молодежи нет того задора, радости, беспечности. Не знаю, откуда это? Вообще-то, Лева действительно показался мне несколько странным. Говорим, понимаете ли, об искусстве, спорте и других приятных вещах, а он ни с того ни с сего мрачнеет, замыкается. Больше всего раздражали его разговоры о спорте. Как только речь заходила о фигурном катании или гимнастике, он тут же покидал купе…

В заключение допроса Агеев попросил Карасика рассказать, как они расстались по прибытии в Южноморск.

Вениамин Осипович подтвердил то, что было уже известно от Лещенко. Действительно, администратор пригласил химика из Шостки и Ольгу на концерт своего вокально-инструментального ансамбля. По контрамаркам, естественно. Ватутина, к сожалению, не могла: её встречала тетя. А Лев Митрофанович был настолько любезен, что принял приглашение и помог Карасику доставить звукоусилительную аппаратуру в концертный зал.

Больше администратор своих попутчиков не видел.

После допроса Карасика мы обменялись с Агеевым впечатлениями.

— Из всего того, что «смел утверждать» Карасик, меня заинтересовало поведение парочки в поезде, — сказал Виктор Сергеевич. — Понимаете, Лещенко утверждает, что между ним и Ватутиной ничего не было… А как же взаимная тяга, о которой говорил Карасик? С чего бы ему сочинять, а?

— Не знаю, кому и верить, — признался я. — Лично мне показалось, что этот администратор любит позу. И говорит нарочито манерно. Возможно, не считает за грех немного и приукрасить… А с другой стороны, может, Лещенко не хочет признаваться, что флиртовал…

— Вот именно, — подхватил Агеев, — не хочет. Если у него возникло чувство к Ватутиной, то он мог приревновать к Иванову. Лещенко — тип неуравновешенный. Затаил злобу, решил отомстить…

— Все может быть куда проще, — возразил я. — Не забывайте, он женат, имеет дочь. Допустим, он на самом деле приударил за Ватутиной. А кому охота, чтобы это дошло до семьи? По-моему, наиболее интересно, что Лещенко предложил распить горилку ещё в поезде.