M. Поповец - Последний Танцор Страница 6

Алайя прикусила нижнюю губу:

— Спасибо за откровенность.

— Надеюсь, это кому-нибудь поможет.

— Хорошо. С этим все. — Алайя с видимым усилием сменила тему разговора. Когда она заговорила снова, то явно нервничала. — Есть кое-что еще, что я хотела с вами обсудить, если у вас найдется минутка. Я очень быстро.

— Пожалуйста. У меня еще полчаса в запасе, чтобы успеть на «Пулю».

— Меня интересует, как вы попали к нам три года тому назад.

— Разве этого нет в моем личном деле?

— В личном деле указано очень мало. Марта записала в нем два коротеньких абзаца, объясняя ваш прием личными обязательствами. Мистер Макги что-то сделал для нас около десяти лет назад. Несомненно, что-то важное, но об этом в досье вообще ни слова. А три года назад он подал прошение, чтобы вас приняли в общину. Думаю, вы единственная женщина из всех, кто когда-либо жил здесь, чье прошение было представлено от лица мужчины. — Жасмин кивнула:

— Марта так и сказала.

Алайя выжидающе смотрела на нее. Жасмин держала паузу, непрерывно улыбаясь. Когда истекло двадцать секунд, она тихо произнесла:

— Я научилась этому от отца. Он часто так поступал. Молчал и ждал, пока люди сами не заговорят. Я была совсем маленькой, но уже тогда меня удивляло, как часто такое срабатывает.

— Но с вами так не получится, верно? Вы не собираетесь рассказать мне, как попали в поселок? Жасмин покачала головой:

— Это было частным соглашением — между мной, мистером Макги и Мартой. Марта умерла, а с Макги я не смогу связаться, даже если от этого будет зависеть жизнь.

Алайя кивнула, и, поколебавшись, резко произнесла:

— Вы настоящая.

Жасмин осторожно спросила:

— Простите?

— Многие женщины, исповедующие культ Викки, занимаются оккультизмом, рисуют магические круги и пентаграммы, но они... — Алайя замялась, очевидно подбирая слова. — Многие из них — да почти все, черт побери! — просто обманывают себя. Но вы настоящая, в вас что-то есть. Во мне тоже есть немного, но достаточно для того, чтобы понять, когда заклинание сработало, круг замкнулся правильно. Иногда я осознаю, о чем люди думают и что чувствуют. Но когда вы входите в комнату, где нахожусь я, раздается звук... нет, даже не звук, а гудение тысячи пчел, и я ничего не слышу. Люди лгали мне в глаза, но рядом с вами я этого не понимала.

Жасмин задумчиво кивнула. Не считая Алайи, в поселке она встретила еще троих, обладавших неким подобием Дара. Но подавляющее большинство женщин здесь не имело и намека на настоящие способности, да и те трое, похоже, слабо представляли, как распорядиться своим зачаточным Даром.

— Я понимаю, о чем вы, — тихо проговорила Жасмин. — Я ощущала в вас то же самое.

— Вы лжете, — без злобы ответила Алайя. — Я настолько же отличаюсь от вас, как Мэрией Лайзачайлд от меня. Она считается самым популярным телепатом в поселке, но Мэрией мошенница, и мы обе отлично знаем это. — Она сделала паузу. — У вас зеленые глаза.

Жасмин с тоской подумала о том, что уже знает, чем это все кончится.

— И что с того?

— Вы родились с такими?

Жасмин долго сидела молча, позволив вопросу повиснуть в воздухе, потом сказала:

— Кажется, мы закончили?

— Я так не считаю.

Жасмин холодно посмотрела на собеседницу:

— Что вы имеете в виду?

Менее самоуверенная особа приняла бы во внимание предупреждение, прозвучавшее в ее голосе. Алайя Гюртраг пошла напролом.

— В две тысячи шестьдесят втором году двое геников из семейства Кастанавераса, были похищены из Комплекса Чандлера на Манхэттене, до того как Комплекс уничтожили ударом из космоса. Что потом произошло с этими детьми, так никогда и не выяснилось. А вы...

Перед глазами Жасмин за одно мгновение промелькнули тысячи образов и событий. Она ощутила, как пахло от матери Алайи, почувствовала ровное, безмятежное тепло, исходившее от ее отца. Увидела его улыбку, узнала спокойную решимость перед лицом опасности, уверенность в том, что дочь сможет справиться со всеми трудностями. Разделила непреходящую боль потери, лишь тринадцать лет спустя утратившую первоначальную остроту, — ту особенную боль утраты любимого человека, научившего ее читать, хвалить ее первые картины и утешать, когда ей было двадцать и она рассталась со своей первой любовью...

Жасмин мягко высвободилась, отчасти недовольная тем, что Алайя все-таки сумела навязать ей телепатический контакт.

— Мне очень жаль, Алайя. Но то не моя вина. Голос Алайи слегка дрожал.

— Мои родители пропали во время Большой Беды.

— Я знаю и сочувствую. Но и мои погибли.

Алайя кивнула, не сводя глаз с Жасмин, и ее правая рука скользнула под край стола. Жасмин Мартинес негромко проговорила:

— Пожалуйста, не делайте этого.

Алайя быстро облизнула губы, очень правдоподобно изобразив на лице выражение совершенной невинности.

— Не делать чего?

Жасмин услышала, как выдвинулся ящик стола. Она выдохнула, полностью освободив легкие, закрыла глаза и покинула свое тело.

Комнату наполнил грязно-серый, клубящийся туман.

В промежутке между двумя ударами сердца Жасмин Мартинес отделилась от своего тела и прошла сквозь стол. Она не узнала марку оружия, которое Алайя хотела достать из ящика стола. Какой-то пистолет, судя по размерам, девятимиллиметровый. Уже со спущенным предохранителем. Она прикоснулась к нему, провела пальцем по металлу обоймы — пятнадцать патронов, один уже в стволе...

Жасмин не представляла, что Алайя собиралась делать с таким оружием, но и не испытывала желания ждать, пока это выяснится. Она выпустила пистолет, ухватила Алайю за руки чуть повыше локтей и погрузила пальцы в узлы светящихся синим нервных окончаний. От прикосновения Жасмин руки Алайи немели. Потом Мартинес открыла глаза — и мир вокруг снова обрел цвет и привычные очертания.

Пистолет бесшумно выскользнул из бесчувственных рук Алайи и упал на ковер. Жасмин смотрела на нее в упор сверкающими глазами и силой своего Дара перестраивала связь, налаженную с Алайей. А когда та глубоко вдохнула, готовясь закричать, прикоснулась к ее душе.

Жасмин медленно приходила в себя, почти не ощущая, что по ее щекам катятся слезы, а сама она сотрясается от безудержных рыданий. Она горевала о родителях, потерянных Алайей во время Большой Беды, и о том, как постепенно, один за другим, оставляли ее друзья. Она испытывала боль от непонимания, с которым сталкивалась Алайя, когда мужчины и женщины, становившиеся ей дорогими, чурались ее любви, принимая ее чувство за вмешательство в свою личную жизнь, а ее робость и застенчивость-за навязчивое кокетство. Алайя ужасно переживала, что уже слишком стара для того, чтобы продолжать ждать принца на белом коне, и смертельно боялась, что, так и не познав настоящей любви, состарится в одиночестве, никому не нужная.

И умрет.

Алайя заморгала. Ей потребовалось мгновение, чтобы зрение вновь стало четким. После этого она с внезапной заботой посмотрела на девушку:

— Вы в порядке, дорогая?

— Да... все прекрасно, — удалось выговорить Жасмин.

Дикая головная боль пульсировала в висках; такое происходило каждый раз, когда она использовала глубинные возможности своего Дара. Жасмин собралась с силами, вытерла слезы, взяла свой саквояж и немного неуверенно поднялась на ноги.

— Спасибо за то, что поговорили со мной. Я... А впрочем, ничего, забудьте. Спасибо еще раз. За возможность узнать вас немного лучше.

Выражение легкого непонимания скользнуло по лицу Алайи и исчезло. С искренним сочувствием в голосе она проговорила:

— Жаль, что вам приходится уезжать. И это так понятно, что вы печалитесь о той жизни, которую оставляете. Если наш поселок и не стал для вас всем, все-таки он был для вас настоящим домом.

Жасмин задержалась в дверях, повернула голову и тихо сказала:

— Прощайте, Алайя.

Она успела на «Пулю» за двадцать секунд до отправления.

2

На скорости, превышающей скорость самолета, поезд несся на восток по проложенному под землей туннелю.

Жасмин купила билет до Атланты, штат Джорджия. За пятнадцать минут до того, как сверхскоростной экспресс должен был остановиться в Далласе, она встала и прошла в туалет. Там, сняв всю одежду, она, стоя обнаженной перед зеркалом, пощелкала переключателями в системе макияжа. Кожа, покрытая шоколадным загаром, подобранным в тон костюму, начала быстро бледнеть, приобретая золотистый оттенок. Губы и веки тоже посветлели, а под высокими скулами появилась россыпь мелких серебристых звездочек. Жасмин на миг задумалась, не изменить ли еще цвет глаз при помощи контактных линз, но отказалась от этой идеи — слишком долго возиться. Система служила ей почти десять лет и ни разу не подвергалась модернизации. Имплантаты последних моделей придавали коже чудный блеск и позволяли произвольно менять радужную оболочку. Жасмин же приходилось в случае необходимости пользоваться линзами.