Вадим Россик - Писатель с мозгами набекрень Страница 6

– Зачем тебе Петрухин малыш? – недоумеваю я.

Саша смеётся:

– Да не мне! Это для тебя, Вадим.

Я поворачиваюсь к Марине.

– Ты можешь толком объяснить, что всё это значит?

Марина наклоняется к сумке и осторожно расстёгивает молнию. Из недр выныривает собачья голова и вопросительно поднимает правую бровь. Пёс не похож на карликовый пучок шерсти, но и не относится к той породе огромных собак, которые, если лизнут тебя, то ты до вечера будешь мокрый с головы до ног. Это вполне себе упитанный английский бульдог овсяного цвета с тёмной грудью.

– Знакомься, – говорит Марина. – Это твой ангел-хранитель до понедельника. Его зовут Малыш. Он настоящий чудо-пёс: знает команды, подаёт лапу, приучен к туалету, мало ест и прошёл курс поводырей слепых.

– Ты, что, Марина?! Зачем мне поводырь? Я же не слепой! – возмущаюсь я на весь зал ожидания. – Что я буду делать с этой псиной на фестивале культуры?!

– Зато мне будет спокойнее знать, что ты не один в этой твоей Праге.

– А мне?!

– И тебе, дорогой! – решительно заявляет Марина. – Не хочешь ехать с Малышом – оставайся дома!

Этого ещё не хватало! Сердито разглядываю своего ангела-хранителя. В нашем форде есть освежитель воздуха фирмы «Ппуко» в виде лежащей на брюхе собаки. Конечно, не очень удачное название для освежителя. Этот Малыш – копия «Ппуко».

– Мама, купи щенка! – орёт какой-то мальчуган, тыча пальцем в Малыша. Это мимо нас тянет на буксире своего оручего отпрыска полная дама в шубе из искусственного меха. Дама такая объёмная, словно забыла родить ещё одного мальчугана.

– Короче, забирай Малыша и счастливого пути, – заканчивает дебаты Марина.

Что ж, Явь не предоставляет мне выбора. Смотрю на пса.

– Ну, что, Малыш? Источаешь преданность? Ты послушная собака?

Малыш утвердительно поднимает левую бровь и не делает попыток покинуть сумку. Такая терпеливость мне в нём нравится.

– Давай договоримся на берегу. Если будешь вести себя прилично, я буду звать тебя Малышом. Если нет – Ппуко. Хоть и не люблю обзываться. Выбор за тобой.

Малыш делает вид, что всё понял. Ладно, поживём – увидим.

– Поводок, намордник и собачьи консервы – в карманах сумки, – сообщает Саша.

– И постарайся, чтобы Малыш через неделю не выглядел так, будто питался на помойке, – добавляет Марина.

Электронное табло информирует нас, что скорый поезд до Нюрнберга через пять минут прибывает на четвёртый путь. Значит, пора выдвигаться на платформу.

Возле вагона последний раз целую Марину. Она ворчит, обнимая меня:

– Всё равно не понимаю, зачем ты едешь на этот фестиваль. Там же соберутся интеллигентные люди. Хоть веди себя прилично и не балуйся!

Я смеюсь:

– Не буду баловаться. Обещаю, что с первого января начну новую жизнь и буду во всём тебя слушаться.

Саша отдаёт мне сумку с Малышом. Пора расставаться. Скорый поезд останавливается в Нашем Городке всего на пять минут. Втискиваю себя в дверь вагона, оглядываюсь. Марина вытирает глаза платочком. Посылаю ей луч любви:

– Пожелай мне удачи, звёздочка.

Марина слабо улыбается:

– Удачи и обязательно принимай таблетки!

Кто не знает: германские поезда устроены не так, как российские. На станциях проводники не стоят с флажками у дверей и не проверяют билеты у пассажиров. Здесь входишь самостоятельно, идёшь по проходу до своего кресла, устраиваешься. Спальных вагонов мало. Европейские расстояния не позволяют долго спать. В основном, народ предпочитает путешествовать в удобных креслах с высокими спинками, как в самолётах или автобусах. Пассажирские места сгруппированы по четыре – два кресла напротив других двух. Возле каждой такой четвёрки на стене находится маленькое электронное устройство с фамилиями пассажиров, купивших эти места. Чужое место не займёшь. Впрочем, устройство вагонов различается

Уже в поезде понимаю, что, оказывается, я сел не в свой вагон. Вот какой рассеянный с улицы Бассейной! Или это Маринка виновата со своими слезами? Отвлекла. Теперь ничего не поделаешь. Гремя чемоданом, веду себя по почти пустому вагону. Тяжёлая сумка с Малышом давит на плечо. Дальше мой путь лежит через вагон-бар. У барной стойки пожилые дядьки пьют кофе. Я тоже хочу кофе, но, пока поезд не тронулся, мне необходимо угнездиться. Наконец, вижу своё имя на экране устройства. Других имён там нет. Значит, еду без соседей. Убираю чемодан в багажный отсек над головой, сажаю себя в кресло, ставлю сумку, в которой сопит мой ангел-хранитель, под ноги, с облегчением вздыхаю. Всё, я готов. Можно отправляться.

Я еду в Нюрнберг. Там я должен сделать пересадку на автобус до Праги. Марина, которая покупала мне билет в автомате на вокзале, сказала, что выбрала для меня самый оптимальный маршрут. Мне понадобится минимум усилий. В Нюрнберге у меня будет целых полчаса, чтобы дотопать до международного автобуса. Автобус прибывает на пражский Центральный вокзал в три тридцать пять. Мне хватит светлого времени суток, чтобы созвониться с Ульяной Сергеевной и на метро добраться до улицы Врановска. Дома я заранее посмотрел на карте, где находится эта улица. В следующий понедельник еду домой в обратном порядке: сначала на автобусе, потом пересадка в Нюрнберге на скорый поезд. Последний отрезок пути и здравствуй Наш Городок с улыбающейся Мариной на перроне.

Стартанули. Статичная картинка за окном плавно уплывает назад. Наш поезд быстро набирает скорость и через минуту городские здания сменяет унылый однообразный пейзаж: природа в дождь. Мне удивительно то, что состав двигается по рельсам без привычных перестуков и потряхиваний на стыках. Как будто стальные колёса катятся по стеклу. Но мне это нравится.

Не успел я привыкнуть к новым ощущениям, как по внутренней связи объявляют: «Дамы и господа! В связи с тем, что неизвестный мужчина совершил самоубийство, бросившись под поезд на нашей линии, возможно опоздание в Нюрнберг на сорок минут. Просим вашего понимания». Я понимаю, что всё становится очень плохо. Плохое начало, не к доброму концу. Не мог этот самоубийца немного подождать, пока мы проедем? Ему без разницы, а мой автобус из-за него теперь уйдёт в Прагу на десять минут раньше прибытия нашего поезда. У меня же нет этих десяти минут!

Легко постукиваю кончиками пальцев по сиденью. На моём тайном языке это означает: «Без паники!» Вынимаю мобильник, набираю Маринин номер. Она отзывается мгновенно, как будто ждала, что я позвоню. Взвинченный, говорю ей про тревожное объявление.

– Не переживай, родной, – успокаивает меня Марина. – Если ваш поезд опоздает, то автобус тоже задержится. Такое правило.

Уже весело прощаюсь с супругой. Как хорошо, что моя Маринка знает всё!

Над входом в вагон висит большое табло, на котором бегущая строка сообщает пассажирам текущую информацию о поездке. Двадцать первый век. Читаю на табло: опоздание сокращается до тридцати пяти минут. Ну, вот, жизнь-то налаживается! На этой радостной волне я вспоминаю про Малыша. Что там поделывает мой ангел-хранитель? Открываю сумку. Жизнь – это череда встреч и расставаний. Вот мы и встретились. Да, Малыш? Но Малыш на меня не реагирует – крепко спит. Храпит, словно прапорщик. Ну и ладно.

Железнодорожный вокзал в Нюрнберге – шумный, неуютный, кишащий народом муравейник. Конгломерат деловитых иностранцев всех типов и обличий. В зале ожидания на круглых тумбах сидят местные «синяки» – бабы и мужики. Они громко переругиваются хмельными голосами. Сразу видно, что Нюрнберг – город большой. Дома каменные, люди железные. Никакого сравнения с чистеньким и малолюдным Нашим Городком.

Смотрю на время. Наш скорый поезд опоздал всего на пять минут. Для скорого поезда совсем не плохо. Теперь я должен найти автобус до Праги. В моём билете указано, что пересадка займёт семь минут. Хорошо бы ещё знать, в какую сторону идти. Наобум вывожу себя на улицу. У вокзальных дверей вижу указатель. Вот теперь всё ясно – я ошибся. Мне нужно в противоположную сторону. Чувствую, как я устал – голова кружится сильнее обычного, ноги ватные, сердце стучит, как барабанные палочки, плечи ноют. Мне невмоготу тащить чемодан и сумку с Малышом. Придётся сделать нелёгкий выбор. Опускаю сумку на заплёванный асфальт, расстёгиваю молнию. Малыш смотрит на меня, выжидательно подняв правую бровь. Мол, какие-то проблемы?

Я выковыриваю сонного пса из сумки, ставлю на ноги, пытаюсь одеть ему намордник. Напрасно. Малыш отворачивает морду до тех пор, пока я не выдыхаюсь. В его глазках застыл вопрос: ты думаешь, что умнее меня? Надеюсь, что в моих глазах он читает ответ: успокойся, псина. Так все люди думают.

Засунув бесполезный намордник обратно в сумку, я пристёгиваю поводок к ошейнику.

– Надеюсь, что ты будешь счастлив со мной даже на привязи. Шагай вперёд, поводырь!