Андрей Воробьев - Дело об избиении младенцев Страница 6

— Правда, согласилась девушка, — тем более что я специализируюсь на криминальной тематике.

Нертов буркнул, что если уж Леонид Павлович хочет получить качественный осмотр, то он его получит, только пусть тогда не обижается. Мол, время все равно потеряно, день испорчен, но осмотр будет проведен «как учили».

— Давай-давай, — хмыкнул Расков, который тоже терпеть не мог непрофессионалов и недолюбливал молодого, но хамоватого следователя.

Примерно через час Алексею стало казаться, что следователь готов лично придушить и его, и симпатичную понятую-журналистку как несчастного младенца. Добро бы только бывший сотрудник военной прокуратуры, повидавший за время службы множество мест происшествий, делал замечания, приводя ими следователя в ярость. Так еще и девушка, видимо, нахватавшись где-то криминальных баек, старательно вторила ему, заставляя то подробно описывать внешний вид детской коляски, то вымерять расстояния не на глаз, а с помощью рулетки. А в довершение ко всему потребовала изъять пустой флакон от «Шипра». Следователь, естественно, попытался артачиться, но Нертов напомнил, что он обязан вносить все замечания в протокол.

— И, кстати, не забудьте осмотреть пространство под дворовой аркой и парадные, вдруг там какие следы остались…

— Какие еще следы? — Такой беспардонности следователь перенести не мог и, улучив момент, когда девушка отошла в сторону, обматерил Алексея, сказав, что если тот шибко умный, так пусть сам и составляет свои замечания к протоколу.

Алексей понял, что переборщил, но отступать было некуда, и он решил довести дело с осмотром до конца.

Посередине двора был разбит небольшой скверик, в котором возле припорошенных снегом кустиков притулилась полуразломанная скамейка, видимо давно облюбованная местными гопниками в качестве распивочного места. Во всяком случае, в пользу этой версии говорили многочисленные пробки от разных напитков, щедро разбросанные в округе и куцые окурки дешевых сигарет, да папирос, а также заботливо спрятанный в кустиках пластмассовый стаканчик. Конечно, зимой пить на улице — удовольствие не большое, но в слабый мороз это гораздо надежней, чем в парадной, где того и гляди какой-нибудь жилец с более-менее широким затылком настучит по голове, а то и собаку натравит.

У скамейки сиротливо стояла злополучная детская коляска. Еще в начале осмотра, когда начал работать эксперт, Нертов видел, что грудной ребенок, лежавший в ней, действительно, скорее всего, задушен руками. На тоненькой шейке отчетливо были видны очаговые гематомы, которые могли быть оставлены пальцами убийцы. Личико посинело, язык высунулся изо рта, на белочной оболочке глаз ясно виднелись кровоизлияния.

Несмотря на показания свидетельницы в голове как-то не укладывалась картина происшедшего. Ну, хорошо, допустим, ребенок сильно кричал, раздражая свою мать-алкоголичку. Но зачем же понадобилось его душить, а потом здесь же пить «Шипр»? Конечно, всякое бывает, но Алексею казалось, что даже для деградировавшей женщины такое поведение необъяснимо. К тому же она слишком естественно недоумевала, пытаясь осмыслить вопросы следователя. Если бы она и правда убила родного ребенка, то, скорее всего, сразу же спьяну призналась в этом или пыталась бестолково оправдываться. Она не могла быть настолько пьяной, чтобы не помнить происшедшего, так как сумела вспомнить и где покупала злосчастный одеколон, и как пила. Да и то, что трясла ребенка не отрицала, хотя и говорила, что трясла лишь за плечи. Нертов обратил внимание и на то, что на немытых пальцах женщины были длинные, неровные ногти. Очевидно, она обкусывала или обламывала их. Но на передне-боковых поверхностях шеи ребенка не было ни одной ссадины, имеющей характерную полулунную форму, оставляемую обычно ногтями. Могло ли такое произойти, если убийца — все-таки эта мамаша?

А если рядом был кто-то еще? — Алексей забыл, что уже давно не находится на службе и быстро пробежался по немногочисленным парадным, установив, что одна из них — проходная, выходящая на соседнюю улицу. На полу он увидел несколько окурков. Но это был не какая-нибудь гопницкая «Прима», а остатки от «Мальборо». Причем, курил эти сигареты очевидно один и тот же человек, так как фильтры на всех трех окурках были изжеваны чуть ли не до табака. Алексей вспомнил, как очень давно, еще лет в двенадцать, в пионерском лагере он играл в шахматы с одним из кружководов. Тот все время держал во рту сигаретину, но больше жевал ее, чем курил…

— Что вы тут нашли? — К Нертову подошла девушка-журналистка.

— Да вот, видите, парадная проходная. А это — окурки, которые, похоже, курил один человек. Они на вид свежие. На полу парадной — жидкая грязь от растаявшего весеннего снега, а сигареты полностью не намокли. Значит, кто-то недавно здесь стоял не меньше пятнадцати-двадцати минут и соответственно мог видеть происходящее.

— Так их надо изъять. — Подсказала девушка.

— Понимаете, этим заниматься никто не будет. Да, честно говоря, в конкретном случае, это ни к чему. Я уж так, от злости залез сюда. На самом деле этот горе-следователь прав: наверняка мамаша придушила случайно ребенка, а окурки не при чем. Я думаю, у нее догадаются взять соскобы из-под ногтей, чтобы поискать клетки эпителия…

На недоуменный взгляд журналистки Алексей пояснил, что у убийцы, задушившего кого-нибудь руками, под ногтями чаще всего можно найти микрочастицы верхнего слоя кожи жертвы.

— Так вы тоже — следователь? — Удивленно переспросила девушка.

— Был когда-то, — ответил Нертов. Только давно. Сейчас я просто юрист. К тому же ужасно замерзший и голодный. Впрочем, мы сами виноваты в том, что теряем здесь столько времени. Давайте-ка лучше пойдем во двор, да закончим поскорее это мероприятие…

— А вы не могли бы меня познакомить с тем солидным дядечкой, который вас оттащил от следователя, вы ведь, кажется знакомы? — Девушка умоляюще посмотрела на Алексея и, не ожидая, когда он откажет, торопливо продолжила. — Понимаете, я сейчас работаю над материалом о проблемах несовершеннолетних. Нет, даже не о том, как они воруют или попрошайничают, тут, мне кажется, дело в другом, меня больше интересует их окружение, ну родственники, знакомые. Те, из-за которых страдают дети…

Слушая торопливую речь журналистки, Нертову почему-то стало жалко эту девушку, очевидно считающую, что с помощью своего пера можно переделать мир и решить проблемы, над которыми уже сколько лет бьются криминологи многих стран. А девушка с надеждой смотрела на своего высокого и казавшегося таким сильным спутника. Алексей вдруг смутился и пробормотал, что постарается помочь…

Когда они вернулись к центру двора, где следователь заканчивал составлять свой протокол, девушка настойчиво потребовала описать в нем и изъять найденные в парадной окурки. Когда же следователь отказался это делать, она заявила, что сама все опишет, причем не только в протоколе, но и в газете. Следователь сказал, что пусть строчит хоть в газету, хоть в ООН, но поплелся в парадную и, уныло посмотрев на окурки, все-таки дописал о них пару строк, но изымать, естественно, не стал.

Хитрый Расков не стал себя утруждать, наблюдая за борьбой понятых со следователем, а занялся неотложными делами: направил прибывшего участкового в поквартирный обход, успел подробно переговорить со старушкой-свидетельницей, безуспешно очередной раз попытался пообщаться с начинающей трезветь задержанной, дал еще несколько срочных указаний подчиненным, а затем, сидя в теплой машине, посматривал в сторону парфюмерного магазина, ожидая, когда оттуда появится оперативник, выяснявший, не помнят ли продавщицы женщину, купившую недавно «Шипр».

Журналистка после окончания осмотра всучила Алексею визитку и заторопилась в редакцию, чтобы успеть дать в номер горячий материал, а Нертов, плюнув на все оставшиеся дела, поехал с Расковым в райотдел.

Если говорить честно, то дел-то особых сегодня у Нертова не было. Дома ждала только пыльная пустота холостяцких комнат и немытая посуда. Леонида Павловича Алексей не видел уже месяцев восемь, с того времени, когда они так неудачно пытались задержать президента страховой компании Сергея Борисовича Царева, подозреваемого в убийстве опера-оборотня. Говорили, что Царев, уже находясь под арестом, умудрился попасть в «дурку» на стационарную психиатрическую экспертизу, но дальнейшая его судьба Нертова сейчас не волновала. В общем, Алексей успел сбегать в ближайшие «24 часа», за это время Палыч закончил неотложные дела и, сказав дежурному, что он «умер», запер изнутри дверь кабинета.

— Давай, юрист, показывай, что принес.

Алексей выложил на предусмотрительно постеленные бланки протоколов продукты и бутылки.

— Ну, за встречу. — Расков быстро выпил коньяк и одобрительно хмыкнул, кивнув в сторону бутылки. — Настоящий.