Маленькие милости - Деннис Лихэйн Страница 6

Следующие два часа Мэри Пэт крепит гвоздями, которые также принес Тимми, таблички к утренним палкам. Никто даже не спросил, есть ли у нее молоток, – ну а он у нее есть. Гвоздики маленькие и тонкие, трудно удержать их ровно, не саданув при этом по пальцам, но она как-то справляется. Впервые за сегодняшний день, если не за неделю, Мэри Пэт чувствует себя полезной: у нее есть предназначение. Она вносит свою лепту в борьбу с тиранией. Да, с тиранией – иначе не скажешь. Власть имущие, видите ли, указывают, куда ей отправлять учиться единственного ребенка, даже если это угрожает его образованию… Да и жизни тоже…

Бред собачий. И не в расе дело-то! Мэри Пэт так же негодовала бы, заставь ее отправить дочку в школу на другом конце города – в Ревире или Норт-Энде, где обитают в основном белые. Ладно, допустим, не так же, а может, просто поворчала бы, да и перестала… «Хотя нет, – убежденно думает она, прибивая очередную табличку к очередной палке. – Как хотите, а цвет кожи тут ни при чем. Речь о банальной несправедливости». Какие-то богатенькие ублюдки в своих загородных дворцах (в своих полностью, мать их, белых поселениях) указывают бедным, ютящимся в городе, как жить. В это мгновение Мэри Пэт, к своему удивлению, сочувствует черным. Получается, все они жертвы? Ими всеми понукают?

С другой стороны, если подумать, ведь цветные как раз этого-то и добивались. Ради этого они обивали пороги судов. Когда всю жизнь прожил в заднице вроде Файв-Корнерз или многоэтажках вдоль Блю-Хилл-авеню или Дженива-авеню, где тебя тупо могут пристрелить прямо на улице, естественно, захочешь туда, где поспокойнее. Но Южка ни фига не спокойнее, в ней просто чуть больше белых. Старшая школа тут такая же помойка, как и в Роксбери. Те же взрывающиеся унитазы, текущие батареи, влажные разводы на стенах, плесень, осыпающаяся штукатурка да истрепанные учебники, из которых вываливаются страницы. Нет, черные не виноваты, что хотят выбраться из задницы, но зачем менять одну задницу на другую? А судья, подписавший распоряжение, сам живет вообще в Уэллсли, на который его собственное решение, кстати, не распространяется. Что, если б черные потребовали, чтобы их дети учились в старшей школе Уэллсли? В средней школе Дувра? В начальной и средней Уэстона?.. За это Мэри Пэт тоже митинговала бы не раздумывая.

Тут у нее в голове возникает другой голос: «Что, правда? Вышла бы на митинг? А сколько ты знаешь прозвищ для черных, Мэри Пэт?» – «Иди к черту». – «Ну уж нет, давай начистоту. Сколько?» – «“Цветные” и “ниггеры”, достаточно?» – «Хорош гнать. Говори правду. Не просто какие знаешь, а какие сама использовала. Какие срывались с твоих поганых растрескавшихся губ». – «Но это всего лишь слова, – оправдывается она перед невидимым обвинителем. – Бедняки часто срываются на других бедняках. Раса тут ни при чем. Это богачи стравливают нас, будто собак, и, пока мы грыземся за объедки, незаметно обчищают стол».

Наконец работа завершена и таблички выстроены у стен по обе стороны от входной двери. Мэри Пэт открывает окно, садится за стол на кухне и слушает звуки жаркой летней ночи в Коммонуэлсе. Эх, будь здесь Джулз, можно было бы вместе глянуть телик или перекинуться в «Червы»…

Кто-то зовет Бенни. Где-то плачет голодный младенец. Взрывается петарда. Под окном проходит группа людей, обсуждая кого-то по имени Мел и поездку в обувной «Том Макан» в Медфорде. Пахнет океаном и немного петардой.

Мэри Пэт родилась и выросла здесь, точнее в «Хэнкоке», через три дома отсюда. А Дюки вырос в «Рутледже». (Все дома в Коммонуэлсе названы в честь тех, чьи подписи стоят под Декларацией о независимости: «Джефферсон», «Франклин», «Чейз», «Адамс», «Уолкотт» – где она живет сейчас – и так далее.) Она знает здесь каждый кирпичик, каждое деревце.

Под бледным, цвета мочи фонарем проходит молодая парочка. Парень активно рассказывает, как его все достало и что он сыт по горло.

– Нельзя просто взять и все бросить, – возражает ему девица. – Нужно потерпеть.

– Да ведь условия хреновее некуда.

– Других нет. Терпи.

И перед тем как они заворачивают за угол, Мэри Пэт отчетливо – так ей, по крайней мере, кажется – слышит, как парень говорит: «Ладно, потерплю».

Веки сами собой слипаются от усталости, и она наконец решает переползти на кровать. В голове еще звучит голос девицы: «Нельзя просто взять и все бросить. Нужно потерпеть», – и мысли невольно обращаются к Кенни. Где-то он сейчас? (Мэри Пэт, конечно, догадывается, но знать наверняка не хочет.) Злится ли он на нее до сих пор? И почему ему плевать, что она тоже на него злится? Ведь это он ушел от нее, это он изменился – она-то осталась прежней! Да и вообще, какого хрена он взял и «изменился»? Спустя семь лет! Такое разве бывает?

– Почему ты разлюбил меня, Кен-Фен? – спрашивает Мэри Пэт у темноты. – Мы же поклялись перед Богом.

Отчего-то верится, будто Кенни вот-вот возникнет перед ней, хотя бы его лицо. Но нет, вокруг только мрак и больше ничего.

А потом она как будто слышит знакомый голос – у себя в голове:

– Хватит, Мэри Пэт. Кончено.

– Что кончено? – шепчет она.

– Все кончено, – отвечает голос. – Забудь.

Из глаз начинают катиться горячие слезы, стекают по щекам на подушку, а с подушки – за воротник пижамной рубашки.

– Забудь – что?

Но ответа нет. Голос молчит.

Уже сквозь сон Мэри Пэт слышит – или воображает, будто слышит, – гул глубоко под асфальтом, под цоколями и подвалами.

Коммуникации.

Трубы, сочленения и провода, передающие электричество, воду и тепло, которые питают ее мир. Или не питают, как сегодня утром. Окончательно засыпая, она видит, как эти хитросплетения пульсируют мягким светом под веками и поглощают все вокруг.

«Всё взаимосвязано, – бормочет Мэри Пэт какому-то невидимому собеседнику. – Вообще всё».

Глава 3

К утру Джулз так и не вернулась.

Такое бывало раньше. Ничего необычного (хотя у Мэри Пэт все равно бьется жилка на шее, а живот сводит до самого обеда). Дочке уже семнадцать. В глазах общества она уже взрослая. Будь она мальчиком, могла бы завербоваться в армию.

И все же перед уходом на работу Мэри Пэт решает позвонить родителям Бренды. Трубку снимает ее отец, Юджин Морелло.

– Алё, – буркает он.

– Привет, Юджин. Джулз у вас случайно не ночевала? Можешь ее позвать?

– Ща проверю, – говорит Юджин и через минуту возвращается: – Не-а, обеих нет. – Слышен глоток – наверное, кофе, – щелкает зажигалка. Юджин шумно затягивается. – Ничего,