По понятиям Лютого - Корецкий Данил Аркадьевич Страница 6

– Тут ты в цвет попал, – похвалил его Лютый. – Но сейчас действительно не Средние века. Тогда в ходу были только сулема да мышьяк или белена. Мое снадобье было самым лучшим в Европе, но теперь и оно устарело. Зато есть средства, которые еще не скоро научатся находить даже лучшие лаборатории мира. Знаешь, что я тебе предложил?

Он кивнул на приборную доску. Вместо хрустального флакончика там стоял обычный пузырек из-под пенициллина с бесцветными кристаллами на дне.

– Синтетический тетродотоксин. Стопроцентный результат, стопроцентная анонимность. Вечная гарантия.

Студент потряс головой, поднял руку. И палец, и перстень были на месте. Все выглядело как обычно, даже ранки никакой не осталось. Только засохшая кровь на запястье, неведомо откуда…

– Что скажешь? – требовательно спросил Лютый.

– Скажу, что базаришь ты стрёмно, как будто профессор. Блатные так не поют.

– А Студент и должен профессора слушать. – Лютый усмехнулся. – Не отвлекайся, это не твоего ума дело! Пойдешь в Смотрящие?

Студент тупо посмотрел на пузырек с ядом и вдруг увидел внутри самого себя! Крохотный Студент за изогнутым стеклом переминался с ноги на ногу, чтобы стать ровно, но кристаллы ему мешали.

Если задуматься, Лютый прав насчет Мерина. Старик только благодарен будет… ну, там, на небесах, наверное. Или в другом месте… Но что за тип этот Лютый? Не может же он на самом деле быть этим… Но тогда кто? Явно не блатной и не мусор! Циркач-гипнотизер? Похоже… Но зачем ему такое представление?! Нет, это не гипнотизер, это… Внезапно запретное имя выговорилось – то ли вслух, то ли в мыслях. Люцифер?!

Пораженный невероятной догадкой, Студент икнул.

– Собираюсь! – рявкнул он, всем телом разворачиваясь к страшному собеседнику.

Но рядом никого не было. Машина мгновенно остыла, жара сменилась холодом. Дрожа всем телом, Студент включил передачу и неуверенно тронул с места.

Ростов, вечер того же дня

Вернулся он домой под вечер, скинул грязные сапоги, ватник. Ушанку зашвырнул в кладовку, в самый дальний угол. Руки и ноги дрожали, да и промерз он не только до костей, но и до самых глубоких уголков души. Полез в горячую ванну. Вымылся, побрился. Сбрызнул лицо и волосы одеколоном. Надел свежее белье и купальный махровый халат. Но чувство дома и чистоты не приходило. Как будто подхватил какую-то дрянь, вроде сифилиса. Он десятый раз покрутил перстень на пальце. Лев улыбался – то ли загадочно, то ли зловеще. Но никаких шрамов и царапин под ним не было.

Стало немного легче. Может, примерещилось?

Достал из холодильника банку с паюсной икрой, намазал бутерброд. Налил водки. Сел перед телевизором. Цветной телевизор. Немецкий, «Grundig» – такие из-за бугра привозят и в комиссионке по тысяче двигают, дороже мотоцикла! И хотя в цвете он почему-то не показывал (даже Рома Шепот, известный спец по всяким электрическим замкам и радиопередатчикам, не смог ничего с этим поделать), перед ним можно было просто так сидеть и наслаждаться. Даже перед выключенным. Ловить кайф от самого вида этого чуда техники. А если щелкнуть тумблером включения, то там такая, мать его, картинка, такая яркость, такой звук! – самый отстойный выпуск «Сельского часа» покажется американским вестерном!..

А сейчас его почему-то не забирало. Шел вечерний выпуск новостей, но Студент ничего не видел и не слышал. Выпил водки, закусил. Не почувствовал даже.

Прошелся по комнатам. Огромная трехкомнатная квартира в центре большого города. Окна в человеческий рост. Дубовый паркет. Румынский гостиный гарнитур, финский спальный… Когда-то он ломал голову, где достать новомодные моющиеся обои – смех! Сперва обклеил ими всю квартиру, даже сортир… Гордился. Потом надоело. Такое есть у многих. А у него картины, у него какая-никакая, а коллекция. Картины плохо смотрятся на фоне обоев. Сейчас все комнаты обиты бордовым, серым и темно-зеленым шелком. Строго, стильно. И подсветка над каждой рамой…

Коллекция, если положа руку на сердце, так себе. Несколько безымянных русских акварелей начала прошлого столетия, эскизы Головина, карандашные наброски Кустодиева, серия степных пейзажей Кузнецова, всё остальное копии: Сарьян, Борисов-Мусатов, Кончаловский. Пестро, нелогично, тутти-фрутти, как говорят итальянцы. Но он ограничен легальными источниками покупки. И стоимостью работ, которая не должна привлекать к себе внимания. Коллекция – его фасад, образ простоватого, неискушенного собирателя искусства. И что? Нет, он по-своему гордится своей коллекцией. В одной из безымянных акварелей угадывается рука великого Поленова, и хороший эксперт это подтвердит, он уверен. А вот эти кузнецовские пейзажи через десяток-другой лет, возможно, будут стоить столько же, сколько вся эта квартира с обстановкой. А может, и весь этот подъезд…

«Лютый был прав: я богат», – подумал Студент. И тут же вернулся к мучающей его мысли: кто он вообще такой, этот Лютый? Ни одно из пришедших на ум реальных объяснений не годилось. Даже про гипнотизера. Потому что гипнотизеры мысли читать не могут и финские кальсоны под брюками нипочем не разглядят! А уж про сторожа он сам избегал думать, тут даже мысли не прочтешь… Да-а-а, загадка! Тут и о нереальном подумаешь…

Последние полтора года были одним сплошным везением. Ярко-красная полоса в его жизни. Четыре музея, семь частных коллекций. Ювелирка, живопись, иногда посуда. И все шло как по маслу, будто все мироздание, каждая его частица хотели, чтобы Студент оказался в выигрыше, чтоб был живой-здоровый и с хорошим пищеварением. Единственное, на что он не подписывался, это иконы. Ни на каких условиях. Ни за какие деньги. Не «работал» с ними и не покупал. Просто, ну… Как отрезало. И не только потому, что стоило потянуться к иконе, как руку с перстнем пронзала дикая боль. Он откуда-то знал – если коснется, фарт его закончится. Закончится разом и очень нехорошо.

А фарт был и появился одновременно с перстнем! Сколько выиграно с тех пор партий в очко и буру? Сколько денег он огреб, ни разу не прибегнув к шулерским финтам? (Вот клык даю, ни разу!) Много. Он даже был вынужден вести свою бухгалтерию, потому что памяти не хватало помнить все заначки – в каком городе, в какой сберкассе, суммы, фамилии, тайники…

А еще положение, авторитет… Теперь он не просто какой-то там дерзкий пацан, по малолетству совершивший громкую кражу и отсидевший свой «червонец». Он солидный спец-одиночка, умный, осторожный и, как все профессионалы, обладающий способностью предугадывать события. Лучший в своем деле. Он почти легенда, как налетчик Седой в свое время. Его мнением дорожат, поручкаться с ним считают за честь.

И вот появился Лютый и все это опроверг! Странный че… Хотя его и человеком-то не назовешь! Страшный тип. Одни дырки с адским пламенем вместо глаз чего стоят, и жар противоестественный… Как это объяснить? Невольно в голову лезут сказки про черта рогатого, про нечисть… Все это оживает прямо перед тобой, облаченное в дорогое пальто и каракулевую шапку. Оно говорит, хлопает по плечу, рассказывает про события прошлых веков, как будто являлся их очевидцем… «Мой друг Шекспир» – ни фига себе! Громоподобно смеется, завуалированно угрожает. Даже не угрожает, только демонстрирует свои возможности. Стоило Студенту схватить стамеску, и его собственный лев на его собственном перстне чуть не отгрыз его собственный палец! И вот это не́что, назвавшееся Лютым, сказало, что он никакая не легенда и не авторитет, а просто фофан, мелкий жулик! Да, это именно не́что. Не материальное, потустороннее, ужасное… Хозяин перстня!

…Телефон звонил уже давно, но Студент будто и не слышал. Поправил покосившуюся акварель в гостиной. Отошел, посмотрел, еще чуть-чуть наклонил влево. Теперь хорошо.

На самом деле он очень привязался к своему образу жизни. К уровню благополучия. Он даже внешне изменился, как ему кажется. Лицо вытянулось, стало суше, интеллигентнее, что ли. В глазах что-то такое появилось. Он отпустил волосы, завел модную прическу с пробором. Ходил к хирургу, удалил татуировки на руках – теперь там шрамы, сквозь рубцы местами проступает красное мясо, но через год-другой должно зажить. Привык ездить на авто. Привык вкусно есть. С бабами тоже, не лишь бы какие. И чтобы поговорить иногда можно было. Зинка – нет. Зинка давно забыта. Как моющиеся обои. Алевтина из редакции… Нинон из «Интуриста»… Люська… Кстати, наверняка она звонила. Тра-та-та-та… Насчет поговорить она, конечно, всегда пожалуйста. Шмотки, концерты, сплетни всякие. Больше ни о чем. Дуры они все, если честно. Но молодые, красивые, ногастые-сисястые…