Мумия из семейного шкафа - Марина Белова Страница 60

— Да брось ты. Тетрадку забыла, главное, чтобы голова на месте была. Подойдет к учительнице, объяснит. С кем не бывает?

— Ты говоришь так, потому что это не касается твоего ребенка!

— У моего ребенка вообще крыса полтетрадки сгрызла. Ему переписывать пришлось.

После упоминания о крысах я еще больше разволновалась. А вдруг они никуда не убежали и сейчас, в эту минуту, доедают Анино сочинение. Я взмолилась:

— Алиночка, ну поехали? Пять минут туда и обратно. Ребенка жалко.

— Не могу я никуда ехать! — замахала на меня руками Алина. — Кто за ужином уговаривал меня выпить за упокой души Васильева и счастливое избавление квартиры от крыс и прочей нечисти? Как я сяду в нетрезвом состоянии за руль?

И правда, как я могла забыть? За ужином Степа достала домашнее вино и предложила выпить, только не за помин души Васильева и не за избавление от крыс, а за то, чтобы сегодня все Алинины неприятности забылись как страшный сон. И Алину никто не уговаривал, она не отказывалась и с удовольствием поддержала Степину инициативу. А теперь ей лень оторваться с дивана, и она утверждает, что мы ее споили.

— Так что, подруга, если тебе нужна тетрадка, бери такси и езжай. Ключи от квартиры у меня в сумке. Извини, но составить компанию я не могу, потому что уже не транспортабельна. — Алина сладко зевнула и натянула до самой шеи плед. Сомкнув веки, сквозь сон она произнесла: — Я тебя буду ждать.

Было уже одиннадцать часов, когда я на такси подъехала к Алининому дому. Чертыхаясь, я поднялась на третий этаж и подошла к двери. Прислушалась. За дверью было подозрительно тихо. Генератор перегорел? Или крысы, эти хитрые бестии, каким-то образом обесточили прибор?

Я настолько была обижена и зла на Алину, что даже порадовалась тому, что крысам могло повезти и они спаслись.

«Так ей и надо, ленивой Алине. Уверена, если бы ей нужно было куда-нибудь ехать, она бы не стеснялась, вытащила бы меня из-под одеяла. Ей бы и в голову не пришло, что мне хочется спать», — бубнила я себе под нос, ковыряясь ключом в замочной скважине.

Я переступила порог квартиры, клацнула выключателем.

«Тихо, ничто не жужжит и не скрипит, на обратном пути загляну в кухню, — подумала я. — Откуда начать поиски?»

Как назло, Аня не помнила, в каком месте оставила свою тетрадку с сочинением, в детской или в комнате, в которой мы с ней спали. Отдавая мне указания, она только пожала плечами:

— В спальне тети Алины ее точно нет.

Я решила начать с Санькиной комнаты. Но мне и искать не пришлось — тетрадка лежала на краю письменного стола. Я взяла ее в руки и из любопытства открыла последнюю страницу записей. Мне очень хотелось посмотреть, над чем думала моя дочь все воскресенье.

Сочинение занимало ровно треть страницы. Буквы были крупные, пробелы — большие. Абзацы начинались с середины строки. По-хорошему все сочинение можно было разместить в трех строках, ну в четырех от силы. Тема сочинения — «Мое любимое животное».

Кто бы мог подумать, что у моей дочери любимцем является не собака (что в принципе было бы понятно), не кошка, а полинезийский таракан? Она хоть его видела? Тут же в тетрадке лежал вырванный из журнала или книги лист со статьей о флоре и фауне Полинезийских островов. Под маленьким фото с тараканом в полный рост присутствовала краткая надпись, буквально в двух словах об этом самом распрекрасном таракане. Текст статьи слово в слово совпадал с Аниным сочинением.

Я поискала на столе первоисточник и, конечно же, нашла. В стопке с тетрадями лежал журнал «Мир насекомых», изданный в девяносто втором году в Великобритании. Остается догадываться, откуда взялся этот журнал у Саньки. Полистав страницы, я недосчиталась еще одного листа в середине статьи «Бабочки Экваториальной Африки». Полагаю, Санька свое сочинение посвятил экзотической гусенице или куколке.

— Совсем об уроках не думают, — пробурчала я, сунула тетрадку в сумку и направилась к выходу.

Уже одевшись, я вспомнила о том, что собиралась проверить генератор. В кухне, не ожидая кого-либо увидеть, я ойкнула, но почему-то не испугалась, а удивилась:

— А что вы тут делаете? Пришли проверить?

Вместо ответа последовал кивок головы.

— Постойте, а как вы сюда попали?

— Через дверь.

— Но Степа при мне закрывала замок, — растерянно пробормотала я и стала пятиться к двери.

Далеко мне уйти не удалось — рука коснулась моей шеи, я почувствовала твердые костяшки пальцев под левым ухом и все… Дальше провал. У меня поплыло в глазах, я упала спиной о стену и сползла по ней вниз.

Пришла я в сознание от дикого холода и резкого толчка в голову, только удар был не снаружи, а внутри, как будто кто-то прикасался к моим мозгам оголенным проводом. Яркая вспышка перед глазами, и тотчас я почувствовала запах, едкий, противный. От этого запаха я не могла дышать, и каждый раз, когда делала попытку втянуть в себя воздух, следовал внутренний удар. Что же это такое? Если так будет пахнуть, я задохнусь.

Я открыла глаза и увидела нависшее надо мной лицо Воронкова. Сергей Петрович держал в руках клочок ваты и время от времени подносил его к моему носу.

«Нашатырный спирт», — догадалась я и отвела его руку в сторону.

— Уже без надобности.

— Пришли в себя? Ну и слава богу! — улыбнулся Воронков.

Я скосила глаза в сторону. Меня, оказывается, перенесли из кухни в гостиную. Я лежала на диване в куртке, в капюшоне, но без сапог, хотя я отчетливо помнила, что в кухню шла в сапогах на цыпочках. А теперь, чтобы не запачкать Алинин диван, с меня сняли обувь, но никто не догадался чем-нибудь укрыть мои ноги. И теперь холодный февральский ветер гулял по моим носкам и пяткам, пытаясь вытянуть из меня последнее тепло.

«Для чего Воронков открыл форточку? Чтобы самому не задохнуться в парах нашатырного спирта? Боже, какие все эгоисты, думают только о себе, и никто обо мне», — подумала я.

Моим ногам было так холодно, что я повернулась на бок и прислонила ступни к спинке дивана. Теперь мне стало видно всю комнату. В гостиной кроме меня и Воронкова присутствовали еще два человека: обоих я видела в отделении полиции.

— А что вы здесь все делаете? — спросила я капитана.

Он хотел мне ответить, но его перебил напарник, появившийся на пороге комнаты:

— Сергей Петрович, «Скорая» приехала.

— Она ей уже, наверное, не нужна, — Воронков пристально всмотрелся в мое