Владимир Кайяк - Следы ведут в прошлое Страница 61

Он добрался до цели позже, чем предполагал, и немного опасался, не опоздал ли. Место не внушало особого доверия — хутора здесь стояли кучно, слишком близко один от другого. Ну что ж делать...

Рубены, муж и жена, все-таки ждали его, еще днем приготовили комнату; она находилась на чердаке, над пристроенным к дому гаражом. Гараж и мастерская отапливались, печурка была и в чердачной комнатенке. Оконце крохотное, такое же, как чердачное оконце на другом конце дома. В светлое время дня Дирик, конечно, должен подходить к нему осторожно, а по вечера ни в коем случае не зажигать огня, иначе его сразу увидят.

Рубен, владелец гаража, работал механиком на местной лесопилке и еще дома прирабатывал ремонтом автомашин и прочих механизмов. Под вечер у него в гараже и мастерской всегда толкался народ, и поэтому Рубен решительно возражал против того, чтобы Дирик поселился у него с собакой. Когда Рубен все-таки увидел Сатану, он сказал сердито:

— У нас у самих кобель Погис, с теленка ростом и злой, драться с твоим будет... Ну что делать, пусть пока живет, людям скажу — приблудился, а там видно будет.

Рубен как в воду глядел: Погис и Сатана возненавидели друг дружку с первого взгляда. Даже когда их заперли поодиночке, они нервничали, злобно рычали. В комнате Дирика Сатану нельзя было держать: услышит лай Погиса — поднимет шум на чердаке. Пришлось оставить его внизу. Но Сатана хотел к Дирику и, куда его ни запихни, бесновался, неустанно царапался в дверь, скулил, а то и выть начинал или громко лаять.

Однажды запертый в комнате Сатана вышиб стекло, выскочил во двор, насмерть разодрался с Погисом и никого больше не подпускал близко — рычал и скалил зубы. Рубен рассердился и заявил, чтоб Дирик убрал его куда хочет, в доме совсем житья не стало.

— Как же я его уберу? — мямлил Дирик. — И куда?

— А мне плевать, — отрезал Рубен, — но чтоб сегодня же ночью его духу не было! Хватит того, что рискуем головой из-за тебя, а чтобы еще из-за собаки... Дурачок ты, что ли? Заведи в лес да пристрели! Можно б крысиного яда подсыпать, да где его нынче найдешь? Или иголок натыкать в мясо — так тоже любую тварь извести можно.

— Чепуху городишь! — замотал головой Дирик. — Этот с иголками в кишках будет тут мотаться и выть еще целый месяц. Такой здоровенный.

— Ну так застрели его к чертовой матери, и весь сказ! — Рубен рассердился не на шутку; больше он тратить слов не стал и вышел, хлопнув дверью.

Дирик остался один в своей темной комнатке и задумался. Рубен по-своему прав: насколько Дирик знал Сатану, он не угомонится, пока не прорвется к своему хозяину, а этого допускать нельзя, — если услышат возню и лай наверху, сразу появятся подозрения. Да вот он опять! Скребется внизу под дверью, работает во всю когтями и глоткой.

Через некоторое время лай послышался ближе. Дирик поглядел вниз — ну конечно, Сатана уже тут как тут, уставился на чердачное окошко и давай лаять. А если кто увидит? И все-таки пристрелить его жалко: толковый пес оказался, пригодился бы еще... Что же делать? Возвращаться вместе с Сатаной в осточертевший бункер — больным, слабым, рискуя окончательно расхвораться и подохнуть там в одиночестве? И главное, в лесу насыпало снега, погода стоит ясная, мороз, — глубокие, четкие следы покажут дорогу в бункер. «Нет ничего глупее — тащиться сейчас туда, оставлять следы. Значит, хватит распускать слюни! Пса надо ликвидировать, если сам не хочешь подохнуть собачьей смертью!»

Дирик принял решение.

Под утро он с собакой, совсем обалдевшей от счастья вновь видеть хозяина, отправился в лес. Мороз щипал лицо, снег хрустел под сапогами, дул резкий северный ветер. Стужа, темнота после уюта чердачной комнатенки укрепляли решимость Дирика избавиться от Сатаны.

Дирик с собакой пошли по дороге, наезженной лесорубами, — прямо от хутора уж никак нельзя было идти по целине.

К рассвету человек и зверь оказались глубоко в лесу. Сатана бежал впереди, порой беспокойно, вопросительно озираясь на хозяина; что-то ему, наверно, не нравилось, может быть, необычная молчаливость хозяина. Когда Сатана стал оглядываться слишком часто, Дирик заорал:

— Марш вперед, чего смотришь! Ползет, как...

Наконец Дирик остановился. Здесь! Дальше идти не было смысла; еловая чаща шумела, как бушующее море, ветер дул в сторону леса; в такую погоду никто не услышит выстрелов.

Сатана стоял шагах в двадцати от Дирика и внимательно смотрел на него: одна нога поднята, будто застыла в воздухе, уши торчком, голова склонена набок; собака пыталась, как всегда, разгадать намерения человека, сегодня его поведение было непонятным; инстинкт предостерегал. Опасность? Какая, откуда? Напрягшись как пружина, Сатана не сводил глаз с Дирика.

Едва человек, расстегнув плащ, снял с плеча автомат и, тщательно целясь, навел его на собаку, Сатана неожиданно быстрым скачком исчез в чаще, и Дирик, еще стреляя, понял: мимо, черт побери, мимо! Как же это могло случиться, что проклятая тварь...

Дирик вдруг вспомнил: Сатана ведь и раньше как-то странно вел себя, нервничал, когда хозяин брал в руки оружие, даже не направляя его на собаку. И потом как же он это упустил? У Сатаны возле уха было заметное углубление, заросшая рана; пес едва терпел, когда к ней прикасались пальцы Дирика, крутил головой и вертелся, а то и убегал совсем. Огнестрельная рана? Если так, то ясно: пес раз навсегда запомнил, что такое оружие, что значит наведенное на него дуло; в него когда-то стреляли, и он остался жив... Значит, Дирику здесь больше нечего делать и не на что надеяться; может быть, единственно лишь на то, что теперь Сатана оставит его в покое, больше не подойдет близко и станет опять бродягой. Ну пусть его — теперь пес поправился, отъелся, сможет вынести многое.

Дирик дошел до елочек, возле которых находился Сатана в момент выстрела: на насте не видно было, ни капли крови. «Может, оно и к лучшему, вот уж его-то крови я никогда не жаждал», — подумал Дирик.

Он бродил по лесу дотемна, довольный: Сатана как в воду канул, нигде не встречалось его следов. Дирик мог со спокойной душой вернуться к Рубенам, в свою чердачную комнатенку.

Несколько дней он мирно провел в своем убежище, бездумно и лениво осваиваясь с непривычным, приятным уютом: пока было светло, читал какую-нибудь старую книжку, осторожно выглядывал в мутное оконце — смотрел, какая погода, затянулось ли небо тучами или же оно ясное, и в холодной сини стоят столбики дыма из труб ближних хуторов; под вечер, когда темнело, Дирик валялся на кровати, прислушиваясь к шагам и голосам на нижнем этаже.

Хорошее питание, тепло, никаких забот и волнений. Здоровье налаживалось — Дирик принимал какие-то лекарства, раздобытые для него хозяйкой, слегка презирая себя за это: «Глотаю пилюли, пролеживаю бока, скоро вконец избалуюсь. Но должен же я вылечиться! Я ничего не забыл и не забуду, эти проклятые еще получат у меня, но сейчас... Хорош мститель — соплей перешибешь! Надо потерпеть, поправиться, и тогда...»

Как-то днем Дирик валялся на постели, перелистывая пожелтевшие иллюстрированные журналы, и вдруг ему как поленом по лбу ударили: где-то внизу завыла собака. Еще и еще — громко, отчаянно, тоскливо. Ей-ей, это был голос Сатаны! Во всяком случае, очень похожий. Погис у Рубена никогда не выл, и у Погиса выше голос. Ага, вот и Погис сердито залаял, тоже, наверно, почуял, что его недруг близко.

Дирик встал и на цыпочках подошел к окну, но как ни вытягивал шею, Сатану не увидел. Вой время от времени повторялся.

Поздно вечером к Дирику поднялся Рубен. Поставил ему еду и начал:

— Что ж ты натворил, дурья твоя голова? Отпустил своего зверюгу живым в лес! И еще врал мне, что с псом покончено, больше, дескать, никаких хлопот от него не будет. А на самом деле что? Тут он, окаянная тварь, шныряет по кустам, по канавам да еще воет, как оборотень! Мы с женкой хотели подозвать, прикормить, куда там: только мы шаг шагнули к нему, он сразу взвыл как ошпаренный и наутек, а домой возвращались — он опять по кустам, по кустам и тут, глазеет на чердачное окно — и пасть до ушей, воет. В любой момент соседи застукать могут. Тогда что?

— Хватит зудить! Я в тот раз, понимаешь, стрелял, да промазал, убежал, черт, только я прицелился. Этот пес уже стреляный, его так легко на мушку не возьмешь. Я думал...

— Индюк думает! Больше я с тобой рассусоливать не стану — давай уходи... Мы с женой обсудили, другого выхода нет. Продуктов дам, сколько унесешь. Сегодня же ночью чтоб духу твоего тут не было! И пока свою тварь не сживешь со света, на глаза не попадайся! Мы тоже люди, жить хотим! — И выговорившись, Рубен ушел, не желая больше ничего слушать.

Дирик трясся от злости на Сатану, на Рубена, на себя. Все, все пошло прахом — удобное, безопасное жилье, отдых, лечение... Рубен выбрасывает его вон, в темноту, на мороз, выбрасывает, как последнего... И все из-за этого приблудного пса, из-за идиотской мягкотелости Дирика!