Георгий Миронов - Игуана Страница 61

Он усмехнулся морщинистым ртом.

Вот странно, - у него прекрасные искусственные зубы, элегантно, на основе новейших технологий "вживленные" в челюсть. Это не то, что фарфоровые вставные челюсти его деда. А лицо все равно производит впечатление лица старика, только что вставившего себе искусственную челюсть. Может, лицо такое? Или просто - старость.

Вредная старушенция, эта старость... Подозрительная. Никак её не о обманешь. Как это русские говорят? "На кривой козе не объедешь?" Или что-то вроде...

Он снял чайные примочки.

Что ни говори, а старые рецепты, ещё от няни-негритянки, - надежнее новых, всяких там химических растворов. Просто - чай. А глаза уж видят мир светлее и праздничнее.

Однако без очков мир выглядел несколько размытым.

Он не любил очки, - они делали его похожим на древнего университетского профессора. Ему казалось, что без очков он выглядит моложе.

Но вживляемые накладные линзы он ещё больше не любил. Всегда чувствовал в них дискомфорт. В конце концов, отказался.

Так что пришлось нацепить на орлиный нос очки.

Чтобы совершить традиционный утренний сеанс общения с Богом.

Он нащупал правой рукой на тумбе карельского дерева небольшое по формату, но толстенькое издание "Библии". Рука ощутила приятную сухую поверхность сафьянового переплета, нащупала крупный изумруд на поверхности кожи... У у изумруда этого тоже была своя интересная история... Это случилось там, в Колумбии, когда он ещё только начинал завоевывать кокаиновый рынок в Европе и пытался и мытьем и катаньем найти ходы в колумбийскую мафию... Да... Ему тогда, сорок лет назад, это удалось... память об удачной сделке - этот изумруд.

А сама "Библия" тоже имела свою историю. Переплет был сделан из сафьяновой кожи, крышку-обложку украшали тончайшая золотая сетка, причем каждая крохотная ячейка с четырех сторон была украшена четырьмя крохотными лилиями из золота... По краям обложки были в изящных золотых ложах закреплены золотыми лепестками четыре крупных итальянской обработки алмазов...

Локку всегда нравилось сочетание золота и брильянтов...

Но в центре золотое ложе было пусто... Брильянт, самый крупный, судя по ложу, был утрачен. Не удивительно, - "Библия" была оправлена в эту изящную оболочку во времена Возрождения. Сохранилась даже авторская подпись на обложке, - Бенвенутто Челлини... Что делала и так драгоценную "Библию" чрезвычайно дорогим произведением ювелирного искусства.

Он мог бы подобрать брильянт и вставит на место утраченного... Мог бы сойти с ума от коллекционерского зуда, поставить на ноги частных сыщиков всего мира, купить полицию, оценщиков, огранщиков, музейщиков и попытаться разыскать именно тот, утраченный брильянт.

Он сам себе удивился...

У него не возникло даже делания искать брильянт.

Он не захотел и подбирать новый на пустующее место.

У него появилась странная прихоть - вторгнуться в творческий замысел великого мастера ювелирного искусства эпохи Ренессанса и одним "росчерком пера" создать новую композицию.

И он, получив в качестве подарка от Хуана Хименеса в Колумбии огромный необработанный камень, приказал обработать его с учетом имеющегося в церре переплета "Библии" озоо золотого ложа...

Так в центре переплета появился гигантский, необычайно дивно, жадно, таинственно переливающийся светлым и густым темным зеленым светом камень из Колумбии.

И вся композиция зажила новой жизнью, заиграла, перекликаясь лунным светом брильянтов и солнечным, зеленым светом залитой утренними лучами восходящего светила лесной лужайки...

Он погладил сухими, тонкими пальцами гигантский изумруд, и, как ему показалось, даже ощутил тепло камня...

- И все это отдать молодым мерзавцам? - мелькнула мысль. - Никогда...

Он уже знал от нанятого им частного сыщика, подслушавшего разговоры жены Локка с её любовником, о вынашиваемых молодыми плана. План был прост, как Колумбово яйцо, - такими планами полна человеческая история за многие тысячелетия существования этого грешного мира.

- Убить старого мужа, так, чтобы подозрение не пало на них. Или "подставить" его так, чтобы ему неминуемо грозил электрический стул. В любом случае, если им удастся бросить на него тень обвинения в умышленном убийстве, он, при всех его деньгах, проведет остаток своих дней в тюрьме. А "голубочки" будут резвиться в его "Эскориале", наслаждаться его винами, радоваться его картинам, гладить руками его драгоценные камни... никогда... Никогда...

Рука, которой он тянул к себе "Библию", дрогнула от волнения и он чуть было не уронил маленькую, но тяжелую уже для него книгу на скрытый толстым ковром пол.

Но в последний момент удержал. раскрыл наугад...

Прочитал:

В "Евангелии от Иоанна", в главе 8, на странице 112 "Нового завета" под цифрой "34" было написано:

"Иисус отвечал им: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха"...

Как всегда он увидел в случайно выхваченной из "Библии" мысли глубокий смысл. И, впервые захотел узнать, что ему делать дальше. И прочитал следующую запись, под цифрой "35":

"Но раб не пребывает в доме вечно".

- Бог помогает мне, давая словами Евангелия "От Иоанна" подтверждение принятого решения. Подтверждение его правильности.

Она совершила грех прелюбодеяния. Она - раб своего греха. Но раб не пребывает в доме вечно.

- Раб должен быть изгнан из дома, - решил наконец Локк уже окончательно и нажал кнопку звонка, вызывающего камердинера.

Ему предстояло мучительное в его возрасте утро.

С трудом надо было встать, - хотя и с помощью камердинера, - потом так же, преодолевая боли в суставах, в пояснице, в о во всем позвоночнике доковылять до ванны, уже наполненной теплым парным молоком, привезенным с его же фермы, потом терпеть прикосновения камердинера, обтирающего его сухое, морщинистое тело мягким ворсистым полотенцем, потом терпеть ещё большую муку, - когда тело, чувствительное даже к легкому прикосновению несильных струй, бивших только что в его кожу теплым молоком, будет подвергнуто пусть и мягкому, щадящему, но массажу. Массаж делала девочка тайка, большая мастерица и кудесница. Но иногда даже её нежнейшие, как порыв теплого техасского летнего ветерка, пальцы приносили боль, но надо было терпеть. Массаж - непременное условие жизни. Это ему лечащий доктор растолковал довольно убедительно. А он понимал в своем деле - выдающийся терапевт-геронтолог не даром получал свои деньги. Локку за 80, а он ещё очень и очень.

Правда, очень и очень он уже днем.

А утром приходится собирать себя по частям...

После массажа - десять минут отдыха. И завтрак. Легкий, нужный, полезный. Как правило, такие завтраки бывают невкусны. Но это у простых смертных все полезное - не вкусно. Для него готовили выдающиеся повара Европы, Америки и Азии. Все было свежайшим, нежнейшим, абсолютно без сахара, холестерина, жира, соли и т. д. Но с точки зрения вкуса - там был и вкус соленого - в черной икре, и сладкого - в мороженом с клубникой, и копченого - в паштете из угря. Вкус был, а самого этого ничего не было. При том, что никакой химии, все - натуральное. Наука.

Потом он опять отдыхал. Перед ним по специальным желобам двигали шиты, на которых висели в расположенном с кабинетом, запасники с картинами. Ему нужно было лишь заказать те работы, которые хотелось видеть именно сегодня.

Сегодня после завтрака он заказал себе Веласкеса.

- Маленьких, - заказал он.

Секретарь понял и привез две дивных по исполнению копии картин Веласкеса.

На одном полотне крохотный карлик с печальным лицом, в черном плаще, в черной широкополой шляпе, перелистывал страницы огромного, - с него ростом, - фолианта.

На другом портрете был изображен сидящий карлик с густой черной бородой и лихо закрученными усами, в красной безрукавке, украшенной тонкой работы кружевным брюссельским воротником.

На первом потрете великого испанца был изображен его современник дон Диэго де Асеро, прозванный "Эль Примо". На втором дон Себастья, де Морра.

Портреты были созданы с разницей в четыре года, в Мадриде - в 1644 и 1648гг.

Рассматривая в то утро портреты, Локк впервые наконец понял, почему он вот уже месяц приказывает демонстрировать ему именно эти работы, при том, что в его домашнем музее были работы может быть, не сильнее по исполнению, но любопытнее по сюжету. Все дело как раз в сюжете.

Он понял, что хочет создать для сына-карлика галерею портретов карликов кисти великих живописцев. И это должны быть подлинники...

Счастье и горе реставратора Веры Ивановой. Ограбление в "Пушкинском"

Машину поставили на Волхонке так, чтобы Виктор Егоров - ясно видел оба выезда - со стороны собственно "Пушкинского" и из-за Музея частотных коллекций, из двора НИИ.

Егорыч остался в машине. Вася, Пал Палыч, Дима и Федор как старший группы разошлись по "точкам" так, чтобы контролировать ситуацию и засечь потенциальных грабителей до начала преследования: надо было их вычислить и запомнить, отследить до машин, и "сопроводить" до места передачи коллекции.