Виктория Платова - Тингль-Тангль Страница 63

Ищи себе другого спонсора.

Надо остановиться.

Иначе в своем, так неожиданно прорезавшемся, мутном отвращении к Ваське Мика зайдет слишком далеко. И не выберешься потом.

Надо остановиться.

Черт с ней, с психопаткой. Этот парень куда важнее.

Мысли о нем сжирают Мику, заставляют бесцельно метаться по кухне «Ноля», то и дело натыкаясь на совершенно безобидных и совершенно незаменимых гомиков Ревшана и Резо. Они помогают Мике с первого дня работы «Ноля» и примерно такое же количество времени мечтают натурализоваться в Дании, где разрешена регистрация однополых браков. Ревшан и Резо уже составили список приглашенных на торжественное бракосочетание, под первым и вторым номером там значатся Йошка и Себ, а под третьим и четвертым – сэр Элтон Джон и режиссер Дерек Джармен.

Правда, Дерек Джармен уже умер, но Мика до сих пор не сподобилась сообщить об этом влюбленной парочке. Сама она тоже есть в списках и занимает строчку как раз между Сергеем Пенкиным и Филиппом Киркоровым.

Одиозного Борю Моисеева решено не приглашать.

– …Что с тобой, Мика? – синхронно интересуются Ревшан и Резо. – Ты места себе не находишь.

– Все в порядке, мальчики. Все в полном порядке. Все не в порядке, все совсем не в порядке, как выбить, вышибить, вышвырнуть этого парня из головы? Поддеть его ножом с омелой на рукояти? Или для этого больше подойдет мирт? Или тимьян? Впервые Мика не в состоянии решить, каким орудием производства воспользоваться.

Только бы не пришел Ральф.

От Ральфа не отвяжешься односложным предложением, как от Ревшана или Резо, он будет наматывать круги и топтаться вокруг да около, так и норовя сойти с обычной орбиты (соответствующей орбите Марса) и переместиться на орбиту поближе (что соответствует орбите Меркурия). Он будет смотреть на Мику грустными глазами ребенка, брошенного преступной ведущей девятичасовых новостей, и стараться вытянуть из нее причину душевного беспокойства. Такое уже было, и, к чести Ральфа, гестаповских методов по извлечению информации он не применял.

Мика точно знает, где сейчас находится Ральф.

За дверью, в крошечном полутемном закутке перед кухней. Там он часами восседает на высоком стуле, наблюдая за Микой и рискуя нажить геморрой. Бедняжка Ральф! С тем же успехом можно наблюдать за восходом и заходом солнца, протуберанцами в телескоп, северным сиянием, извержением вулкана и приближением цунами. Что бы ты ни думал по поводу вулкана, цунами или протуберанцев, на их судьбу это никак не повлияет.

Сейчас Мике даже хочется, чтобы Ральф отлепился от пустого созерцания и зашел на кухню, и приблизился к ней.

И спросил бы – was ist geschehen[45], Hebe Мика? (хотя обычно в таких случаях он употребляет словосочетание «was ist los?»).

Вот тогда бы она все ему и рассказала.

Отличная идея.

Она бы рассказала, что существует человек с роскошными татуировками, затерянными на безволосом теле. Что жизнь этого человека была наполнена самыми необыкновенными приключениями, под солнцем которых его кожа приобрела сандаловый, древесный оттенок. И что когда-то он работал на бойне (а не протирал штаны в темном закутке у кухни), и работал помощником таксидермиста (а не протирал штаны в темном закутке у кухни), и со временем стал лучшим помощником таксидермиста в мире. И что у него есть сертификат промышленного альпиниста, а это – самая предпочтительная профессия для мужчины.

Самая мужественная.

Занятия промышленным альпинизмом, которые предполагают неустанную заботу о растяжках и рекламных щитах, об окнах и стальных конструкциях в поднебесье, о шпилях и куполах, оторванных от земли, – занятия промышленным альпинизмом не идут ни в какое сравнение с протиранием штанов в темном закутке у кухни.

Если вглядеться в его глаза, сказала бы Мика, то можно увидеть там самые настоящие джунгли, самые настоящие саванны, самые настоящие пустыни, самую настоящую сельву, видели ли вы когда-нибудь селъву, Ральф?

Ральф не видит ничего дальше своего бюргерского носа.

И потом, Ральф… я имела счастье наблюдать за его упругими, подтянутыми, вежливыми (но с чертовщинкой), совершенной формы ягодицами. И хотела бы лицезреть их еще не один раз. И сильно сожалею, что вид с переди оказался мне недоступен.

Вот так-то, liebe Ральф.

Что скажете, liebe Ральф?

Мике не терпится поделиться знаниями об этом парнесРальфом, поделиться знаниями о нем хоть с кем-нибудь, держать его в себе она больше не в состоянии. Этот парень заполнил ее всю и грозит выплеснуться наружу, как подошедшее тесто, как каша из волшебного горшочка, – Мика читала сказку про волшебный горшок маленькой Ваське в детстве, и уже тогда Васька отличалась неснос ным характером. А попросту говоря, была отъявленной высшей пробы сукой.

Черт с ней, с сукой, надо остановиться.

Главное несчастье дня – татуировки.

Мика натыкается на них случайно, взяв жестянку с фенхелем, одну из шести. И обнаруживает, что невнятные линии, которые и рисунком-то назвать трудно, удивительным образом поменяли очертания. Нет, ни каббалистические, ни алхимические знаки по-прежнему не просматриваются, зато она явственно видит детали татуировок этого парня.

Нуда, – вот круг, вот несколько сбившихся в стайку лепестков, вот маленькие, похожие на теннисные мячи солнца, вот подобия крестов – иерусалимский, вильчатый, звездный, кельтский, коптский, крест волка и крест Вотана. крест патэ, крест с яблоками, крест святого Петра. На других жестянках (Мика перебирает их дрожащими руками) обнаруживаются свастики. Точная копия свастик с тела этого парня, откуда Мика может знать, где какая? Но она вполне уверена и в лунной свастике, и в римской. И в свастике гремучей змеи, и в свастике солнечной птицы.

Это – знак.

Семь лет жестянки не покидали пределов кухни «Ноля». но сейчас Мика нисколько не сомневается: она должна взять их с собой, рассмотреть – внимательно и в полном одиночестве, без вездесущих глаз Ревшана и Резо, без их округлившихся от любопытства перверсивных ртов. И без глаз еще одного человека, который наблюдает за ней из темного закутка около кухни.

Нелепого немчика Ральфа.

Неудобство ситуации состоит еще и в том, что Ральф каждый день отвозит ее домой на своем неизменном «Фольксвагене». Это, как и многое другое в «Ноле», повелось с незапамятных времен, Ральф даже снял квартиру поблизости от Микиного дома – только потому, что однажды Мика сказала: вы ведь живете в центре, Ральф, зачем же вам делать крюк и отвозить еще и меня?

Никакого особого крюка на самом деле нет.

От ресторана до дома не больше двадцати – двадцати пяти минут прогулочным шагом (иногда полезно и прогуляться), но Мика каждый раз садится в «Фольксваген». Может быть, хоть этот примирительный жест немного утешит Ральфа, компенсирует ему часть страданий и душевных затрат. Кроме того, Ральф ежедневно поглощает по нескольку блюд, приготовленных Микой, и это тоже можно считать компенсацией.

В салоне «Фольксвагена» тоже пахнет едой.

С некоторых пор, особенно в сумерках, когда они возвращаются из «Ноля», Мика вдруг стала замечать во внешности Ральфа некоторые изменения. Изменения несущественны и, появившись на долю секунды, тотчас исчезают, – но они есть.

Лицо Ральфа не становится мужественнее и не кажется раскисшим от долгого проживания в Питере (особенности дождливого климата, от которых никуда не деться). Оно не становится более русским или еще более немецким, оно просто становится другим.

Иным.

Нет-нет. Мика просто старается избегать резких формулировок, предпочитая им более обтекаемые определения (как в случае с редкой психологической особенностью), а ведь давно пора признать, что то, что она временами видит слева от себя – не совсем лицо.

Совсем не лицо.

Креветки вместо глаз. Устрицы вместо губ. С носом и подбородком определиться труднее: иногда роль носа исполняет акулий плавник, иногда – куриное крылышко. При всем этом Ральф ведет с Микой беседы на самые разнообразные темы, тембр его голоса не меняется и устричного писка не слышно. Происходящее волнует и сильно беспокоит Мику, ведь она относится к Ральфу с неизбывной нежностью. Давно нужно было поговорить с Ральфом, посоветовать ему обратиться к какому-нибудь блистательному, частно практикующему врачу, вот только со специальностью врача могут возникнуть затруднения. Кто в состоянии оценить клиническую картину случившегося с бедняжкой Ральфом?

Отоларинголог, потому что задействован рот?

Окулист, потому что задействованы глаза?

Эндокринолог, пластический хирург, УЗИ-диагност?

А может, психиатр? Или психиатр нужен как раз самой Мике – вдруг с Ральфом все в полном порядке, а устрицы и креветки резвятся лишь в ее мозгу?