Идеальность - Александр Александрович Матюхин Страница 64

Лера приблизилась, подхватила невесомый полусгнивший гробик одной рукой, а второй замахнулась – и воткнула ржавое лезвие старого ножа Нате под ключицу. Лезвие легко вошло до рукоятки. Ната закричала, заваливаясь назад, и вскинула руку с пистолетом.

Выстрел не просто оглушил – разорвал барабанные перепонки. Пуля, похоже, прошла совсем близко от лица. Левый глаз погас, будто его выключили. Что-то больно ударило по голове, Лера дернулась, теряя равновесие, но не отпустила рукоятки ножа, навалилась на Нату и упала вместе с ней, на нее. Выдернула лезвие и ударила еще раз, под подбородок. Ната стукнула ее рукоятью по челюсти, зубы чиркнули друг о дружку и вроде бы даже сломались. Не впервой, не страшно.

– Думаешь, я тебе завидовала?! – Лера выплюнула сгусток крови Нате в лицо. – Вот и умри с этой мыслью!

Она навалилась всем телом на нож, погружая его глубже в тело Наты. Леру снова ударили, но уже не сильно.

Шум в голове вырвался наружу, и Лера поняла, что кричит.

Она упала лицом в траву. Хриплое и горячее дыхание сестры смешивалось с ее собственным.

Гробик лежал рядом, опрокинутый набок. Крышка его съехала, и Настя, милая, родная Настенька, вывалилась наружу. Только это была уже не она, конечно же, не она, ну а как иначе?..

Лера закрыла глаза. Капли дождя били по лицу.

От прошлого больше ничего не осталось. Пора было двигаться дальше.

Она вышла к дому со стороны леса, когда быстрый осенний дождь уже закончился. Привычно обогнула кирпичный забор по утоптанной тропинке, подошла к калитке, под качающийся свет круглого фонаря, и там замерла, кусая губы. Ноги крутило судорогами от холода, нижняя челюсть дрожала последние минут двадцать. Вдобавок не отпускал шум в голове, с той стороны, где пролетела пуля. Хотелось лечь где-нибудь и не двигаться, чтобы холод обратился в тепло, дал уснуть раз и навсегда. Она бы так и сделала, если бы не Настя из прошлого, прижатая к груди, укрытая, притихшая.

Ради нее Лера выбралась из леса. Нужно было жить.

Размышляла несколько секунд. Потом набрала на домофоне знакомый код, вошла во двор. Калитка не скрипнула. Все окна, кроме одного, кухонного, были темны. А в кухне горел крохотный светильник, очерчивая маслянистым светом силуэт у окна.

Мама.

Значит, сейчас около пяти утра. Мама почитала книгу и стала смотреть на улицу, встречая рассвет, поджидая полугодовалую внучку, которая приходила к ней из леса время от времени и пугала – или радовала – детской улыбкой и милым взглядом.

– Мам, я тебе ее принесла, – прошептала Лера, медленно двигаясь по бетонной тропинке к крыльцу дома. – Настоящую Настю, из прошлого, какой она была. Ты же ее ждала здесь все это время, да? Ты же этого хотела?

Силуэт шевельнулся, исчез. Через секунду зажегся свет на крыльце, мама выскочила из двери, в наспех накинутом халате, босиком. Бросилась к Лере:

– Ты что здесь делаешь?! Как тут оказалась?!

В тишине ночи ее крики больно впились в уши. Лера поморщилась:

– Мам, потише, разбудишь…

Мать уже стояла рядом, в ужасе прижав ладони к лицу.

– Господи, Лера! Что с тобой случилось…

– Это все из-за сестричек! – хихикнула Лера. – Представляешь, мы друг другу всю жизнь завидовали. Оказывается, меня хотели убить… Позвони кому-нибудь, пожалуйста. Папе, в полицию, кому-нибудь. Они ищут. Наверняка ищут меня. – Она шагнула к матери, протягивая сверток. – А это тебе, мам. Я же знала, что вы встретитесь. Мы все рано или поздно встретимся и будем вместе. Нельзя было разлучаться. Я глупая была, совершенно чокнутая. Но теперь все не так.

Мама закричала – резко и безумно. Этот крик вывел Леру из транса, и она с удвоенной силой почувствовала, как сводит ноги и болит плечо, как из изуродованного уха медленно течет кровь, а в голове шумит и потрескивает, будто помехи радио. Оставалось только, чтобы сквозь помехи выплыли строчки колыбельной.

Она упала на колени, не удержавшись, растеряв остатки сил. Снова прижала сверток к груди, хотя чувствовала влагу и холод под тряпьем. Никакой там не было жизни.

Мама продолжала кричать. Крик утонул в резком порыве ветра.

Кто-то дотронулся до Леры сзади. Она шевельнула головой, чувствуя резкую боль от любого движения, и краем глаза увидела силуэт.

Слева от нее на дорожку тяжело и устало плюхнулась Вика. Голова ее была в крови, лицо тоже. Вика пьяно улыбалась, разглядывая Леру.

– Не хочу знать, что ты сделала с Натой… – пробормотала она. – Жалко, что вот так получилось. Ведь это ты испортила ей жизнь, а не наоборот. А потом еще и убила. И при этом ты, Лерка, останешься положительным героем, потому что такие, как ты, всегда каким-то образом оказываются положительными. Наверное, потому что тебя жалко.

Шум в Лериной голове перекрывал некоторые слова. Сестра говорила что-то еще, но Лера видела только движение губ.

Захотелось поделиться радостью. Она откинула край свертка:

– Зато я нашла дочь, смотри. Правда, милая?

Вика осеклась, закашляла, будто сдерживая рвоту, и вдруг закричала так же громко, как мама.

– Почему вы все кричите? – спросила Лера. – Я ведь правда ее нашла. Мертвую, да. Но нашла. Вы бы не радовались? Скажи, Вика, разве ты не радовалась бы?

Шум внутри головы стал невыносимым. Лера легла на бетон, прислонившись щекой к ледяной шершавой поверхности, прижала к себе мертвый сверток и стала тихонько напевать колыбельную. Для себя, не для дочери.

Глава двадцатая

По утрам она любила читать сонник. Даже после того, что произошло. Странные привычки имеют свойство въедаться в подкорку сознания намертво.

Ей до сих пор было тревожно во сне. Ждала, когда же схватят за руку, потащат на съемки. Но некому было – Лера из прошлого ушла окончательно.

Иногда во сне появлялась Настя, и Лера просыпалась, вздрагивая, рыская руками в поисках свертка. Сон быстро рассеивался, приходило настоящее: четырехместная больничная палата в бюджетной больнице, круглый телевизор на подоконнике, потрескавшаяся штукатурка, запахи лекарств, вареной курицы, соленых огурцов, фонарный свет сквозь занавески, шум машин, разговоры из коридора и бубнение из ноутбука соседки слева.

Реальность была так хороша и стабильна, что Лера радовалась каждому короткому пробуждению и не хотела проваливаться обратно в вязкую темноту сна. Она попросила принести сонник. Читала по алфавиту, чтобы отвлечься и продержаться как можно дольше. Но сон был сильнее, дрема накатывала, веки тяжелели, Лера засыпала, чтобы проснуться чуть более здоровой, чем раньше.

У койки то и дело появлялись знакомые и незнакомые лица.

Открыла глаза: пожилой врач много говорил, не ожидая ответов. Что-то про трудное восстановление,