Лори Кинг - Элементарно, Ватсон! Страница 68

— Да, молодой сэр, чем могу помочь? Пропала собака?

— Я бы хотел повидать дежурного инспектора.

Глаза сержанта полезли на лоб, и он заулыбался.

— Неужели, сынок? Наш инспектор Стикли — очень занятой человек. Полагаю, у тебя к нему настоящее дело.

Мальчик распрямил спину.

— Я пришел, чтобы сообщить ему о настоящем убийстве, свидетелем которого я, по моему мнению, стал неделю назад. С тех пор я болел, а потому хотел бы как можно скорее встретиться с инспектором Стикли.

— Хорошо-хорошо. Присаживайся. Выглядишь, с твоего позволения, не очень.

Сержант вышел из-за стола, направился по коридору к стеклянным дверям в деревянной раме и скрылся в святая святых участка. Мальчик — которому внезапно стало очень жарко — присел на темную деревянную скамью. Вскоре сержант вернулся.

— Сюда, сынок.

Инспектор Стикли немного разочаровал мальчика. Он надеялся увидеть похожего на хорька Лестрейда, который восхитится расследованием, проведенным новым, подающим надежды частным сыщиком. Инспектор Стикли, высокий мужчина, вошел в комнату, поглядывая на часы, и отнесся к посетителю как к легкому развлечению.

— Итак, что же заставляет тебя думать, будто на моем участке кого-то убили?

Мальчик сделал глубокий вдох и пересказал всю историю с того момента, как его отправили домой из школы. И хотя он не упомянул Холмса, инспектор догадался.

— Читал старину Шерлока, сынок?

Мальчик покраснел, но изобразил удивление.

— Шерлока? Прошу прощения, сэр, но я не понимаю, о чем вы.

— Я думал, все мальчишки читают Шерлока Холмса. — Инспектор вздохнул. — Ладно, вот что я сделаю. Я навещу твою миссис Ричмонд и осмотрю спальню, а дальше будет видно, есть ли у нас повод для беспокойства. Последние две недели у нас постоянные проблемы на той улице. Сумасшедшие водители, а тут еще и ты.

— Спасибо, инспектор Стикли.

Инспектор поднялся и, положив руку мальчику на плечо, проводил его в коридор.

— Не думал пойти в полицию после школы, сынок?

Мальчик посмотрел на него. Эта мысль никогда не приходила ему в голову.

— Вообще-то я хотел бы изучать закон в университете, но мой дядя считает, что нужно сдать экзамены для государственной службы.

Полицейский поднял брови, но ничего не сказал, только попросил сержанта записать данные молодого человека.

Теперь алгебра, латынь и елизаветинцы занимали мальчика куда больше, чем загадка, скрасившая худшие дни болезни. Он почитал Марка Твена и Уильяма Мейкписа Теккерея — своих любимых писателей, — а в воскресенье утром пролистал «Знатного холостяка». Очевидно, полиция решила не расследовать преступление, свидетелем которого он стал, а может, не сочла его достаточно взрослым, чтобы поставить в известность о том, как продвигается дело. Затем в воскресенье днем, когда он дремал в своей комнате, его разбудили голоса у парадной двери. Вставать с постели мальчику разрешили еще в субботу, но слабость после кори — и тайных вылазок — до сих пор не прошла. Врач решил, что ему следует провести еще хотя бы три дня дома. Услышав беседу между матерью и человеком, чей голос показался мальчику знакомым, он поднялся и крадучись вышел на лестницу.

— Послание для вашего сына, мадам… Передайте ему, что заходил инспектор Стикли.

— О Боже, у него неприятности?

— Вовсе нет, мадам. Он очень помог нам в расследовании. Очень.

Очевидно, Стикли пришел не один, потому что мальчик услышал смех другого мужчины.

— Пожалуйста, передайте, что мы закончили расследование и хотим вручить ему это в знак нашей благодарности за его наблюдательность.

Перегнувшись через перила, он увидел, как мать взяла конверт. Она была взволнована, а потому — к счастью для мальчика — лишь поблагодарила инспектора и попрощалась. Мальчик бросился обратно в постель и закрыл глаза.

Через некоторое время дверь спальни открылась, и он услышал тихое дыхание матери, смотревшей на спящего сына. Позже она провела собственное расследование, однако мальчику удалось убедить ее, что он покинул дом лишь однажды, чтобы сообщить в полицию о выстрелах, которые услышал по дороге из школы. Мать пожурила его, но когда он открыл конверт, признала, что гордится сыном.

— Что говорится в письме?

Мальчик нахмурился.

— Инспектор благодарит меня за отчет о том, что я видел на Маргарет-стрит, и желает нам приятно провести время. — Он показал четыре билета. — Они в Александра-Палас на среду.

Мать взяла билеты.

— На водевиль? Посмотрим, как ты будешь себя чувствовать. Туда ведь ехать через весь Лондон.

Разумеется, мальчик постарался к среде чувствовать себя хорошо и вечером вместе с дамами отбыл в Александра-Палас на дядином автомобиле. В редком приступе щедрости Эрнест предоставил шофера, чтобы отвезти мать, сестер и племянника на представление, а потом доставить домой.

Семейству водевиль понравился. Ближе к концу шоу декорации снова сменили, и на сцене возник кабинет в поместье. Появились мужчина и женщина и затеяли ссору, в ходе которой мужчина с большим апломбом защищался от словесных нападок женщины. Зрители улюлюкали и кричали, и вскоре мужчина уже обращался к ним за поддержкой. Возгласы не утихали: джентльмены приняли сторону актера, дамы — сторону актрисы. И в ходе этого обмена любезностями мальчик тихо сполз со стула, закрыв лицо руками. Не требовалось обладать интеллектом великого сыщика, чтобы предсказать финал. Элементарно, Ватсон. На сцене начали кричать.

— Вы просто жиголо, вор и… и… отъявленный мерзавец. Хотела бы я никогда вас не встречать!

— Кто бы говорил, мадам, кто бы говорил.

— Не «мадамкайте» мне, вы, скотина!

Зал взорвался аплодисментами: мужчина достал пистолет и выстрелил в воздух. Мальчик отчаянно покраснел, а мать с улыбкой повернулась к нему.

— О, Рэй, — прошептала она сыну на ухо. — Я должна была сразу тебе поверить… Ты был прав! Ты действительно слышал выстрелы.

На следующее утро по дороге в школу мальчик зашел в полицейский участок, чтобы встретиться с инспектором Стикли. Истинный англичанин знает, когда следует принести извинения и смиренно принять упрек.

— Извинений не требуется, сынок. — Стикли помолчал, глядя на мальчика. — Но дам тебе совет. Расспрашивай тщательнее. Тебе следовало задать больше вопросов о жильце. И тогда ты мог узнать, что он актер, а его труппа перемещается в Александра-Палас после выступления в «Эмпайре», который находится здесь, по соседству. И, как и многие представители этой профессии, парень попытался ускользнуть, не заплатив. И он всего лишь репетировал роль в новой пьесе вместе с девушкой, которую, разумеется, ему приводить не следовало. А если бы ты поднял глаза, сынок, то увидел бы на потолке черное пятно от пороха.

Мальчик вышел из полицейского участка и продолжил путь в школу. Очевидно, работа сыщика не для него. Пришло время забыть о Холмсе, его глупом мышлении в обратном направлении, шагах, лупе и мерной ленте. Все равно он предпочитает поэзию.

Мистер Хоуз, учитель английского языка и литературы, стоял у доски с мелом в руке и осматривал класс. Впервые за несколько недель все были в сборе. Эпидемия кори пронеслась по Далидж-колледжу — выдающейся школе для благородных мальчиков — словно чума. Наконец уроки снова начнут приносить удовольствие, особенно теперь, когда вернулся любимый ученик мистера Хоуза, пусть юноша пока и не проявлял былого рвения.

— Чандлер, приятно снова видеть вас в классе. Полагаю, вы не отстали от елизаветинцев?

Мальчик вежливо поднялся.

— Нет, сэр.

— Хорошо. Тогда будьте столь любезны, сообщите классу, кого из вышеупомянутых джентльменов вы выбрали для своего эссе.

— Филипа Марлоу, сэр.

Раздались смешки.

— Все еще туго соображаем, Чандлер?

— Простите, сэр, я хотел сказать, сэра Филипа Сидни, сэр.

— Вам не нравится Марлоу, Чандлер?

Мальчик покачал головой.

— Предпочитаю поэзию Сидни, сэр.

Хоуз кивнул.

— Неудивительно, вы же у нас и сами поэт, верно, Чандлер? И на сем поприще вас ждут великие свершения, молодой человек. Что ж, читайте.

Мальчик откашлялся, поскреб след от пятна на щеке и прочел свое эссе классу. Затем сел, и последовало обсуждение, а потом пришла очередь другого ученика. Хоуз вызвал Вестона. Крысеныша Вестона.

— Я выбрал Филипа Марлоу, сэр. — Вестон ухмыльнулся Чандлеру. — О Боже, нет, я хотел сказать — Кристофера Марлоу.

Класс засмеялся.

— Достаточно! В самом деле, достаточно вашего специфического юмора, Вестон. Шутка хороша только в первый раз. Лучше познакомьте нас с тем фаустовским пактом, что вы заключили с богами истинной литературы.

Чандлер, мальчик, из которого, как он думал, получился весьма посредственный сыщик, хотя его наставником был сам сэр Артур Конан Дойл, опустил глаза к блокноту и написал на полях два слова: «Филип Марлоу». Покрутил имя в голове и решил, что из него может выйти неплохой псевдоним для поэта. Да, определенно следовало запомнить его на будущее.