Ядовитый воздух свободы - Анна Викторовна Томенчук Страница 68

— Господи, у вас жар.

Он услышал ее слова сквозь туманный бред. Мысли расползались.

— Вам нужно домой.

— Нет.

— Чертов упрямец.

Он почувствовал, как Арабелла потянула его за руку, и послушно встал. Покачнулся. В глазах потемнело, он буквально ничего не видел. Агент помогла ему добраться до дивана, который стоял тут же. Помогла лечь. Его мелко трясло от озноба. Открывать глаза было больно. Ник думал только о том, что должен работать. Но тело отказывало, разваливаясь на глазах.

Он с некоторой отчужденностью слышал, как она вызывает скорую, диктует адрес, перечисляет симптомы.

— Я никуда не поеду.

— Они сделают укол и поставят катетер.

Некоторое время спустя

Ник не знал, сколько проспал. Может, час, может, несколько часов. Рука затекла, он попытался изменить положение тела, но не смог.

— Не дергайтесь. — Арабелла Стич сидела за его рабочим столом, напряженно вглядываясь в монитор. — Я отсмотрела пару часов пленки с одной камеры, сделала кое-какие заметки. Рукой не шевелите! Капельница.

— Что вы мне вкололи?

— Ну сначала анальгетик, у вас была критическая температура. Сейчас классические тридцать восемь, жить будете. Капельница с витаминами и физраствором, ничего экстремального.

— Мне легче.

В голове явно прояснилось, хотя он чувствовал себя так, будто пробежал марафон. Арабелла посмотрела на него поверх стекол очков.

— Вы провалялись почти три часа. И мне по-прежнему нужна ваша помощь. Так что либо вы едете домой и берете больничный, либо собираетесь и мы продолжаем работу.

— Домой я не поеду, — стиснул зубы Ник.

Глава девятнадцатая

Арнольд Нахман

Начало июля, 1965 год

Треверберг, спальный район

— Сказала?

Нахман лежал на подушках и спокойно следил за тем, как она расчесывает волосы, снова и снова водя по ним деревянным гребнем. Шелковистые пряди блестели свете ламп, маня к себе прикоснуться, но мужчина сдерживался, то ли боясь разрушить очарование, то ли не желая смешивать серьезный разговор и ласку. Для нежностей время придет потом. Позже.

— Сказала, — чуть слышно ответила Констанция, не глядя на него.

— Как Луи?

Плечи Констанции вздрогнули и опустились, рука на мгновение замерла. Арнольд услышал легкий вздох, в котором сквозила невысказанная боль, и, не выдержав напряжения, переместился поближе к ней, но не позволил себе дотронуться до обнаженной кожи. От нее тонко пахло жасмином, волшебным, пьянящим жасмином, который переносил в другой мир, где можно сбросить маски, расслабиться и просто быть собой.

— Он переживет. Он еще слишком мал. Ножки зажили.

— Берне подпишет документы?

Снова напряжение. Арнольд развернул женщину к себе лицом. Как она была прекрасна в своих сомнениях, горе и страхе шагнуть в неизвестность! Как же она стала ему дорога. Настолько быстро и неотвратимо. Его холодный разум никак не мог найти причины такой зависимости от женщины. Да, красивая, но он знал сотни красивых женщин. Да, умна, но у него целая лаборатория таких. Да, она ему не лжет, но и честных людей он встречал в достаточном количестве. Что так зацепило его в этой чужой жене? Наверное, глаза. Определенно глаза.

— Да, — чуть слышно ответила она, и их взгляды встретились.

Чувство, которое он испытал, обжигало новизной. Каждый раз, когда он смотрел ей в глаза, в душе что-то умирало и оживало, перезапускались процессы. Она стала катализатором и главным ингредиентом его реальности. Как будто до нее он был неполным, а теперь обрел целостность и достаточную мощь, чтобы проявить себя в этом мире. Как будто все было серо, а теперь обрело краски. Нахман распадался рядом с ней. Это мучило, но приносило глубокое, ни с чем не сравнимое удовлетворение: ведь он знал, что и с ней творится то же самое. Арнольд молчал, пытаясь разглядеть в ее лице то, что она не могла произнести вслух. Женщина отложила гребень. Когда она посмотрела Арнольду в лицо, ее светлые глаза вспыхнули. Она промолчала, но в этом молчании было больше смысла, чем в иных словах.

— Мне нужно тебе кое-что показать, — осторожно сказал Нахман, в последний момент решив не произносить фразу «у меня для тебя кое-что есть», потому что речь не о подарке. — И рассказать.

Констанция слегка побледнела. Арнольд наклонился к ней, поцеловал в плечо, заметив, как она вздрогнула от этого простого и естественного для них прикосновения, потянулся к прикроватной тумбочке и достал оттуда кипу документов.

— Что это? — спросила женщина, лишь бы что-нибудь спросить. Ученый протянул ей папку, она осторожно откинула обложку и остолбенела. Тонкие, слегка вздрагивающие от переживаний пальцы пробежались по свидетельству о разводе.

— Марта подписала документы, — чуть слышно сказал Арнольд. — Мы давно планировали развод, но все повода не было.

— Но у вас же сын… дочь… вас поженили родители, это нужно городу?..

— Да, — кивнул Арнольд. — Но я люблю другую. А она — другого.

Констанция отложила документы, в ее глазах стояли слезы.

— Ты не говорил, что хочешь развестись, мы вообще это не обсуждали.

Он склонил голову.

— Я решил это сразу, душа моя. В тот момент, когда впервые тебя поцеловал. И с течением времени лишь укрепился в своем намерении. Я не хочу, чтобы наш ребенок жил между мирами. Я хочу стать ему отцом. По-настоящему. Официально. Я хочу быть с тобой, ни от кого не прячась, потому что я люблю тебя. Больше жизни тебя люблю.

Спутник-7,

административное здание

лаборатории Арнольда Нахмана

Родерик был похож на мать. Ее повадки, ее характер. Марта Фир-Нахман после развода с Арнольдом переехала с новым кавалером в Штаты, оставив бывшему мужу двоих детей. Какая-то недобрая традиция оставлять детей на мужчин. Но в тот момент Арнольд не обратил внимание на подобные нюансы. Дети уже подросли, могли за себя постоять и не требовали его внимания. Да и штат нянь вполне справлялся с типичными обязанностями. Но с годами, смотря на Родерика, он каждый раз видел Марту. Родерик вырос невысоким и плечистым, в отличие от Нахмана, светловолосым серьезным мужчиной с каменным лицом и серыми глазами. Его можно было бы назвать красивым, если бы не чересчур пристальный и суровый взгляд закаленного в корпоративных боях управленца. Арнольд был уверен в сыне. Тот ни разу его не подводил.

За исключением инцидента со скелетом.

Родерик сел в кресло напротив отца. Нахман видел, что он волнуется. Всегда волнуется в его присутствии. И это хорошо. Сын собирался перед отцом, даже взрослел. Учился выделять самое главное и говорить только о нем.

— У меня была полиция, — наконец сказал Арнольд,