Екатерина Островская - Актеры затонувшего театра Страница 7

Борис Борисович вдруг резко поднялся.

– Мы с Верой Николаевной пойдем. А ты постарайся не зарезать театр. Очень тебя прошу. Мне кажется, что в последнее время ты только этим и занимаешься. Я давно хочу поговорить с тобой на эту тему. Но пока не буду, вот вернемся и встретимся обязательно, побеседуем. Ты понял?

– Конечно, поговорим, только я не знаю…

– А ты узнай!

Софьин проводил Веру до ее каюты и, расставаясь, сказал, что неплохо бы ей познакомиться еще и с капитаном, но тот, вероятнее всего, сейчас отдыхает, чтобы быть бодрым в момент отчаливания. Ведь когда судно будет входить в родную гавань, он должен быть на высоте. В этот раз Борис Борисович в гости не набивался, но при расставании, пытаясь казаться воспитанным и учтивым, руку Вере все-таки поцеловал.

Закрыв за ним дверь, Вера задумалась. Она всегда знала, что в театре бурлят страсти, но на сцене, а чтобы вот так… Страсти нешуточные, если судить по состоянию художественного руководителя.

Она взяла телефон и позвонила Окуневу, своему помощнику и техническому гению.

– Как дела, Егорыч?

– Нормально. С утра вирус по Сети бегает, но это конкретная атака на конкретный объект. Целый день не фурычат банкоматы одного отечественного кредитно-финансового учреждения: не только в нашем городе, но и по всей стране. Я бы им все поправил, но, насколько помню, от договора с нами они в свое время отказались, так что пусть теперь мучаются, хотя там делов-то на полчаса мне было бы. Обидно только, что из-за глупых начальников страдают простые люди. Такие проценты по кредитам навязывают, а потом… А вы, как я вижу на мониторе своего компа, находитесь в городе Стокгольме, на точке с названием… А, это паромный причал, а называется он «Морская калитка». Или, может быть, «Морские ворота». У меня не очень хороший автоматический переводчик со шведского. Что вы там на причале делаете, Вера Николаевна?

– Я на борту круизного судна «Карибиен кап», через шесть часов отправляюсь домой. Буду на месте послезавтра утром.

– Сейчас проверю. – Егорыч на некоторое время замолчал, а потом возвестил: – А у меня в базе нет такого судна, вы ничего не путаете?

– Все нормально, корабль настоящий. У меня просьба к тебе: узнай как можно больше о Борисе Борисовиче Софьине. Какой у него бизнес, доходы, кредиты, долги…

– Быстро не получится. Придется порыться, но я помню такого чиновника. Был замом в каком-то министерстве. Через полчаса постараюсь сбросить информацию. Кстати, он тоже в Стокгольме. Может, конечно, уже уехал, просто я к тому, что господин Софьин через фирму «Карс-сканнер» на два дня брал в аренду автомобиль «Бентли-Мульсан» с водителем. Вот пока что я на него нарыл.

До ужина и обещанной развлекательной программы оставалось почти полтора часа.

Глава 6

Вера успела сделать прическу и переодеться. За пять минут до ужина Борис Борисович Софьин постучал в ее дверь. Увидев ее на пороге, восхитился.

– Вы, Вера Николаевна, совершили невозможное! Стали еще прекрасней.

Взгляд его остановился на новом кулоне.

– Ах, как переливается этот камень! При электрическом свете он почти синий, васильковый даже – как самые дорогие сапфиры. Кстати, я сейчас потратил время и поползал по Интернету. Не хочу вас расстраивать, но цены на танзанит в последнее время упали, хотя запасы в единственном месторождении этого камня на горе Килиманджаро практически истощены. Сейчас карат танзанита в мелких изделиях стоит сто долларов, хотя такой, как ваш, – исключительный по цвету и размерам может стоить значительно дороже. Но такие продаются только на аукционах, а там какой-нибудь любитель может дать за него и сто тысяч. Но сами понимаете, как можно верить Интернету.

– Я не собираюсь продавать кулон, – ответила Вера.

Несколько минут назад Егорыч прислал ей сообщение, из текста которого следовало, что Софьин является совладельцем нескольких крупных предприятий, в которых контрольный пакет акций принадлежит его бывшему начальнику Дмитрию Захаровичу Иноземцеву. Собственные фирмы у Бориса Борисовича тоже имеются, но они не такие крупные и особого дохода не приносят. Но именно эти мелкие предприятия взяли несколько кредитов, которые, судя по оборотам и прибыли, выплатить вряд ли смогут. Основной доход Софьину приносят спекулятивные операции по перепродаже объектов, заложенных банкам или продаваемых разорившимися фирмами. Но он еще и меценат: несколько лет назад приобрел почти достроенное здание кинотеатра – за гроши, разумеется, изменил планировку, надстроил еще один этаж и открыл там театр. Вернее, театр открылся сам, получив от Бориса Борисовича в аренду прекрасное здание. Софьин хотя и получает арендную плату, но ежегодно подпитывает театр «Тетрис» финансами.

Личное состояние олигарха, по сообщению Егорыча, около пятидесяти миллионов долларов, ему принадлежат квартира в Москве, загородный дом в Подмосковье, дом во Флориде, дом возле Дубровника в Хорватии и квартира в Париже. Был женат. Но после развода не поддерживает отношений ни с бывшей женой, ни с дочерью. Обе живут в Париже на бульваре Распай в той самой принадлежащей Софьину квартире.

Они спустились в ресторанный зал с эстрадой, выстроенной для варьете «Тропикана». Звучала негромкая латиноамериканская музыка, и единственная пара танцевала что-то наподобие румбы. Однако, когда молодые артисты увидели входящих, тут же перестали танцевать.

– Напрасно, – обратился к ним Софьин. – У вас неплохо получается.

Он покрутил головой в поисках места, куда можно приткнуться. Но тут же подошла девушка в переднике официантки, повела их за отдельный стол, который был уже сервирован. В зале было еще несколько человек, наверняка артисты, Вера заметила, что выглядят они растерянными и встревоженными. Все, включая ту самую пару, которая тем не менее танцевала под веселую кубинскую музыку.

К Софьину подскочил Скаудер, он извинился за то, что все так невпопад получается.

– А что случилось? – спросил Борис Борисович.

– Ничего особенного, просто накладочка небольшая.

– А почему у всех такие постные рожи?

Скаудер подошел почти вплотную, как будто пытался собой закрыть все пространство зала.

– Уверяю вас, обычный творческий процесс, – нарочито бодро проговорил он.

Борис Борисович отстранил его и махнул рукой, подзывая молодого артиста.

– Холмский! Стасик, ты здесь самый информированный. Подойди-ка быстро и честно расскажи, что случилось.

Молодой человек подскочил, красиво уложенные и закрепленные лаком волосы подпрыгивали на его плечах и на спине.

– Ну! – потребовал олигарх.

– Я прямо не знаю… – начал Холмский и обернулся на Скаудера.

– А криво ты знаешь? – нахмурился Софьин. – Все равно все прояснится, только ты в моем представлении останешься вруном.

– Если честно, то обычное дело. Волков с Козленковым опять поссорились, чуть не подрались. Потом Федор Андреевич ушел. А Алексей Дмитриевич схватил нож и ринулся за ним, обещая догнать и убить.

– Какой еще нож? – не понял Софьин.

– Охотничий, – объяснил Холмский. – Он этот нож в Осло купил. Прямо при мне. Я еще спросил, зачем вы ножик-то покупаете, ведь он такой страшный. А он ответил, что в хозяйстве и пулемет пригодится. Вот.

– Они оба пьяные?

– Даже очень. Давно такого не бывало. Чуть не падали оба. А когда их стыдить начали, они – в крик. Сначала на нас орали, а потом друг на друга, слово за слово, принялись выяснять, кто из них гениальнее. Потом Волкова мы выставили, а Козленков сам ушел. Но с ножом. Гилберт Янович переживает за представление.

– А без них вы никак? – хмуро спросил Борис Борисович. – То есть без них у вас ничего не получится?

– Ну как же? Все у нас получится! – тряхнул головой Холмский. – Даже еще лучше.

– Мы начнем сейчас без них, – вмешался Гибель Эскадры. – Потом примем административное решение, что с ними делать, раз они весь творческий коллектив подставили. А пока Танечка вам сейчас еду и закуски принесет. И шампанское, что вы велели.

Тут же появилась Таня Хорошавина с подносом.

Вера оглядела зал: помимо уже знакомых ей Холмского, Скаудера и Тани, теперь подающей закуски, здесь присутствовали еще одна молодая актриса – та самая, что танцевала румбу, ее партнер по танцу, парочка молодых изящных парней и один крепкий парень, мало похожий на артиста. Кроме того, за одним из столиков сидел немолодой мужчина с печальным лицом. Вероятно, это был Борис Адамович Ручьев – приятель Волкова и Козленкова, бывший режиссер театра «Ручеек». Очевидно, ссора друзей сильно огорчила его.

Холмский поднес ведерко со льдом, из которого торчали два горлышка шампанского.

– А почему так мало? – удивился Софьин. – Разве артисты не заслужили по бокальчику.

– Так мы вовсе не пьем, ни капельки, – объяснил молодой человек и обернулся в сторону Гилберта Яновича. – Не знаю только, что это на Федора Андреевича с Козленковым нашло!