Галина Куликова - Кошачий патруль Страница 7

Пока все складывалось для него довольно необычно. Он привык к тому, что ежегодно ему приходится с трудом изыскивать недельку-другую, чтобы наспех передохнуть от дел. Он не успевал как следует насладиться отдыхом, как снова приходилось мчаться домой, где уже полыхал очередной рабочий пожар.

В этом году все шло не так. Клиентов меньше не стало, но Кудесникову чудом удавалось распутывать дела так быстро, что у него появлялось свободное время. Весной он смог недельку пожить у приятеля на даче, теперь вот расслабляется в фамильной избушке, куда мать не могла его зазвать даже на выходные в течение последних трех лет. А еще предстоит выигранная им сдуру турпоездка. Впрочем, ехать или нет, Арсений окончательно не решил — ведь могли возникнуть интересные предложения. В офисе на страже их деловых интересов всегда дежурит бдительная Маня. И если что — прощайте море, солнце, пальмы и загорелые красотки, здравствуй пыльная, жаркая, суетная Москва-кормилица.

Арсений деликатно пошевелился — вдруг кошачья стая поймет намек и разбежится по углам. Намек понят не был — они даже не повернули головы в его сторону. Тогда Кудесников приступил к решительным действиям — стал плавно перекатываться со спины на бок. Видимо смирившиеся с неизбежностью кошки одна за другой стали покидать насиженные места, выражая при этом крайнюю степень неудовольствия всеми доступными им средствами.

«Господи, — тоскливо подумал Кудесников, — сейчас снова…» Каждое его утро теперь начиналось не с чашки кофе на залитой солнечным светом террасе, а с возни у кошкиных туалетов и мисочек для корма. Если бы Арсений ненавидел все кошачье племя, он, естественно, не завел бы себе друга в лице Мерседеса. Но то, что устроила Кудесникову родная мама, переходило все мыслимые границы.

Во-первых, навязанные ему кошки были взяты из разных семей и приучены к определенному корму. И на голову Кудесникова — к разному. Тут важно было ничего не перепутать, иначе обманутая в своих ожиданиях киса начинала скандалить и требовать восстановления справедливости.

Во-вторых — и это было самое ужасное — кошачьи туалеты наполнялись с завидной регулярностью и по нескольку раз в день. Конечно, Арсений не был новичком в деле ухода за четвероногими друзьями. Но не в таком же объеме! К тому же убивал запах. Только счастливый отпускник заваливался на диван с книгой в руках, как приятный летний ветерок вдруг доносил до него тревожный аромат, сигнализирующий о том, что лучше ему прямо сейчас подняться и принять меры, а то будет хуже…

Кудесников попытался было провести воспитательную работу и приучить кошек делать свои деликатные дела во дворе, но потерпел фиаско. Кошки целый день охотно шлялись по двору и даже вылезали за пределы участка, однако гадить упорно возвращались в дом. Попытка вынести кошачьи принадлежности на улицу или поставить на веранду также провалились — кошки единодушно отказывались производить столь интимное действо на свежем воздухе и жалобно завывали до тех пор, пока Арсений не восстановил статус-кво. Надо заметить, что между собой кошки существовали вполне мирно, даже дружно, но вот к своему временному куратору предъявляли повышенные требования.

…Обо всем этом Кудесников грустно размышлял, доедая завтрак, состоявший из скромной яичницы и бутерброда с сыром. Конечно, он мог решительно отказаться от кошек, но тогда мать наверняка принялась бы глотать свои таблетки от давления. Чего-чего, а такой прыти и настойчивости он от нее не ждал.

Знай он заранее, во что женщины превратят его отдых, то выбрал бы более спокойное место. Например, Сочи, Феодосию или даже Сухуми. Но он столько лет собирался в Сосны! К тому же изначально про этот кошачий патруль, который должен оберегать его от порчи, сглаза и прочей чертовщины, даже речи не было.

Мать слишком серьезно отнеслась к Ларискиным измышлениям. Все его шутливые отговорки, что одного Мерседеса вполне хватит для защиты от всяких напастей, лишь растревожили материнскую мнительность. Теперь Кудесникову оставалось лишь изящно приспосабливаться к распорядку дня и физиологическим потребностям пушистых соседок и считать дни до конца отпуска.

Чтобы немного развеяться и размять мышцы, Кудесников отправился на прогулку по окрестностям. Поселение разрасталось прямо на глазах. Против того, что было здесь, когда Арсений приезжал на школьные каникулы, количество домов увеличилось раз в десять. Редкие деревенские избы уже немногочисленных коренных местных жителей утонули в монументальности и роскоши новых строений. Двух-трехэтажные дома, возведенные представителями среднего класса, составляли теперь архитектурную картинку здешнего мира. Средний класс жил полнокровно, наводняя поселок по праздникам и выходным, отравляя воздух выхлопными газами и неистребимым, как комары летом, запахом шашлыка.

Как и положено, уродливо торчали несколько замков из красного кирпича в четыре-пять этажей каждый. Разумеется, никто, кроме сторожей, в них не жил. Про замки среди местных ходили легенды — кто строил, кому принадлежат. Фамилии предполагаемых владельцев были из тех, которые обычно упоминаются в телевизионных новостях. Но как оно было в действительности, никто не знал да и знать не мог.

Помимо всего перечисленного, Кудесников увидел на краю поселка, почти у самого леса несколько новых строительных площадок. Желающих прикупить себе немного природы становилось все больше. И они успешно эту самую природу оттесняли все дальше и дальше. «Еще несколько лет, — размышлял Арсений, — и от леса ничего не останется, поселок упрется в шоссе». Но, похоже, это уже мало кого волновало.

Дойдя до бывшего сельмага, превращенного усилиями хозяина в местный карликовый гипермаркет, Кудесников решил зайти, купить мороженого, дабы скрасить однообразие своего ежедневного рациона. На обратном пути он встретил сразу нескольких знакомых из числа приезжих дачников, с которыми его когда-то знакомила мама, а также пару аборигенов, которых знал с детства. С дачниками он вежливо раскланялся, а с аборигенами пришлось общаться более плотно, так как они сначала расспрашивали его про маму, потом поминали добрыми словами дедушку и бабушку затем подробно рассказывали, кто за это время умер, кто еще жив, где работают дети, у кого родились внуки и так далее. Про ведьму, поселившуюся в Соснах, местные говорить не хотели. Принимались бегать глазами по сторонам и уводили разговор в сторону. Наверное, считали, что такими разговорами навлекут на себя беду. Арсений, в сущности, не настаивал.

Взбодренный мороженым и местными новостями, он вернулся к родному очагу. «Как приятно все-таки было увидеться, поговорить, вспомнить тех, кого знал, кого уже нет. Узнать, что и тебя помнят, и твоих близких. Жизнь ощущаешь во всем ее многообразии, — философствовал дачник, открывая калитку. — Не фига сидеть взаперти, изредка вылезая искупаться. Надо больше общаться с людьми».

Повинуясь естественному ходу этих сентиментальных размышлений, Кудесников вдруг подумал: а почему, собственно, он до сих пор не познакомился со своей загадочной соседкой, которую народная молва окрестила ведьмой и от которой мама решила защитить его столь радикальным кошачьим способом? Что, если это навет, злые козни плохих людей? Вдруг хороший человек стал жертвой наглого поклепа? Тогда это несправедливо, это необходимо срочно исправить! Тем более что до сих пор он ни разу ее не видел — даже не слышал. Во многом, конечно, этому способствовал глухой забор между участками. Со стороны дороги дом почти не просматривался — слишком много здесь было деревьев, и слишком плотно они были посажены. Только дорожка, ведущая к крыльцу, да входная дверь попадали в поле зрения любопытных.

Ощущая любовь, а может быть, просто приязнь ко всему человечеству, Арсений решительно направился к калитке. Однако его приглашающие к диалогу крики из-за забора ни к чему не привели, хотя в доме соседки была настежь распахнута дверь и открыты все окна. Хозяйка не вышла даже посмотреть, кто там так надрывается. Минут через пять человеколюбивые нотки в душе Арсения умолкли, зато в голосе отчетливо появилось раздражение человека, которого людская неблагодарность, черствость и тупость лишают последней надежды на мировую гармонию.

Он попробовал пошевелить калитку — вдруг можно открыть? Но железная калитка была заперта не на традиционные засов или щеколду, а на какой-то хитрый врезной замок. «Может быть, хозяйка уехала? — размышлял Арсений, прислушиваясь, не раздастся ли в доме какой-нибудь звук. — Но почему тогда все нараспашку?»

Потом, неожиданно вспомнив, что добро должно быть с кулаками, Кудесников пристально осмотрел забор и даже прогулялся туда-сюда, пытаясь оценить его как препятствие, которое необходимо преодолеть. Забор был довольно высокий, однако смущала не его высота, а старые некрашеные доски, из которых он был сделан. Один вид их вызывал в памяти неприятные воспоминания. Лезть через него в шортах, майке и без перчаток нечего было и думать, если, конечно, он не хотел остаток отпуска выковыривать из тела занозы.