Ольга Богуславская - Боль Страница 7

Тогда же он пообещал Владышевскому достать 5 баллонов авторезины и показать "одну икону", которая находилась у него в гараже.

Зайцев предложил 29 апреля приехать к нему домой.

Следователь уточнил: зачем?

Ответ: купить машину и посмотреть икону.

В назначенный день Олег приехал в Ивантеевку на голубом "запорожце". За рулем был его товарищ, Сергей Фокин.

Вошли в гараж.

Из показаний Зайцева в день взятия под стражу:

"…Олег попросил показать икону. Вошли они оба. Икона лежала наверху, на полке. Я вытащил её, и в этот момент сзади по голове меня ударили. Я обернулся и увидел стоящего сзади Олега с кувалдой в руке. Я почувствовал, что теряю сознание. Мне было нанесено несколько ударов. Тут уже происходило все, как в тумане. Я весь был залит кровью. Когда я стал приходить в себя, то меня кто-то из них ударил в лобовую часть головы. Мне удалось схватить находившийся на переднем сиденье автомашины нож… стал от них отмахиваться. Кому и куда наносил удары, не помню. Был в шоке… Они упали от ударов ножом".

Из этих же показаний следует, что трупы он сбросил в погреб гаража, отмыл бензином кровь на руках, закрыл гараж и поехал домой. Вечером, дождавшись, когда родители уснут, он вернулся в гараж, вытащил трупы из подвала, погрузил на заднее сиденье "запорожца" и отвез в лес "к каким-то дачам".

На следующий день целью приезда к нему Владышевского и Фокина Зайцев назвал не покупку машины, а желание посмотреть на "иконостас", который хранился у него в гараже и представлял серьезную художественную ценность. Зайцев уточнил, что до приезда Фокина и Владышевского он сам предложил Олегу Владышевскому купить "иконостас", но, когда речь о продаже зашла в гараже, он отказался — не успел оценить у специалистов.

"…Падая, я успел заметить в руках у Олега кувалду… Очнувшись, я стал подниматься. Все лицо мне залила кровь. В это время я почувствовал новый удар и увидел, что Олег держит в руках длинную палку. Я пошел на Олега… Беря нож, я был в согнутом положении и заметил за спиной тень, а затем почувствовал удар по левому плечу… Еще один удар по голове… После этого удара я потерял всякую ориентацию и не отдавал отчета своим действиям… С обеих сторон мне пытались нанести удары Сергей и Олег. Помню, что кувалда уже была вновь в руках у Олега. По касательной я получил удар кувалдой в правый глаз. Что происходило дальше, я не знаю. Я отмахивался ножом как только мог. Я не знаю, наносил ли я при этом им удары ножом по телу".

Раньше я думала, что человек, которого несколько раз ударили по голове кувалдой, утрачивает возможность вести себя точно как в "докувалдный период": активно действовать, легко передвигаться без посторонней помощи, поднимать тяжести… Однако, как следует из тех же показаний Зайцева, я ошиблась.

Из карманов Фокина и Владышевского он извлек паспорта, наличные деньги и аккредитивы. Очевидно, он не ожидал, что основная часть суммы окажется вне пределов досягаемости.

Переодевшись, он отправляется домой, где переодевается ещё раз. Потом идет в хозяйственный магазин и покупает там новый замок для гаража. Затем берет такси, приезжает в гараж и меняет старый замок — чтобы отец или кто-нибудь из родственников не смог туда попасть. Пока он возится с замком, такси ждет его у ворот. Зачем? Похлопотав по хозяйству, он поедет в центральную районную больницу города Пушкино и там, представившись Лесиковым, зафиксирует легкие телесные повреждения — цепями избили подростки… Про подростков скажет и дома. А вечером с помощью офицерского поясного ремня и лебедки вытаскивает трупы из подвала…

В гараже у Зайцева обнаружили продукцию кооператива, в котором работали убитые, а также насосы, автомобильное зеркало и ящик с инструментами — все это было похищено из "запорожца" Фокина.

Документы, деньги и аккредитивы Фокина и Владышевского были обнаружены у Зайцева дома.

Почему?

Оказывается, он понес их в милицию, но по дороге испугался, что не сможет доказать свою непричастность к убийству, передумал и пошел домой. Дома взял себя в руки и решил, что в милицию пойдет на следующий день.

В ожидании милиции и ей в помощь он оставил в гараже "нетронутыми" инструменты из машины Фокина, нож и кувалду, свою одежду и куртку Владышевского. Однако милиция пришла чуть раньше, чем он набрался храбрости рассказать об убийствах, которых не совершал.

27 марта 1989 года дело начал слушать в Московском областном суде судья Антонцев. 11 апреля определением судебной коллегии дело было возвращено на дополнительное расследование.

Прокуратурой был принесен частный протест, но судебная коллегия Верховного суда даже не приступала к его рассмотрению — он был отозван Прокуратурой России.

В свою защиту Зайцев выдвинул несколько положений.

Первое состояло в том, что на самом-то деле убили Фокина и Владышевского неустановленные лица кавказской национальности. Нашлась и свидетельница, соседка: она сказала, что за несколько дней до убийства Зайцева разыскивал какой-то южанин. И до того его испугали эти неустановленные лица, что он предпочел себя оговорить и попасть в тюрьму, чем подвернуться под руку этим головорезам.

Второе интересно тем, что обнаруживает в характере Зайцева артистическую жилку. Причем почва, на которой расцвел этот талант, — узкий клин на просторах искусства. Речь идет о так называемом "иконостасе".

Откуда было Зайцеву знать, что иконостас — это такая штука, которая никак не может находиться дома или в гараже, потому что иконостасом в православном храме называют перегородку с иконами. Он решил во что бы то ни стало закрепиться на позиции, решительно уводящей следствие от версии убийства из корыстных побуждений, и вместо денег и автомобиля на первый план поместил этот самый "иконостас".

Под этим неизвестным для него словом подразумевалась вещь, якобы купленная им у какого-то заезжего старика в бытность работы Зайцева в винном отделе магазина. Икона оказалась редкой и дорогой, и вот Зайцев решил её продать, отчего и пострадал. Вначале он затруднялся даже в описании своего сокровища и на вопрос, что было изображено на "иконостасе", отвечал: там были люди в чалмах. Но по мере развития этого сюжета с помощью участников процесса Зайцев переименовал чалмы в нимбы, иконостас получил название — то ли "Вознесение Христа", то ли "Воздвижение креста", и со временем все свидетели вспомнили, где он хранился и во что был завернут. Зайцев до того вошел в образ, что совершенно позабыл, что, согласно его собственным показаниям, 2 мая Владышевский ударил его кувалдой в тот момент, когда он доставал с полки в гараже свою драгоценную икону.

Двадцатого июня он сообщает следствию: "Когда приехали в гараж, я достал с верхней полки иконостас и показал его. Они смотрели его минут 20, что-то говорили, показывая пальцем то на рисунок, то на окантовку. Пробовали поджигать оторванную от холста нитку, капали из пипетки каким-то раствором… на рисунок полотна. Долго рассматривали надпись в виде какого-то значка в нижнем правом углу картины. Говорили что-то про её размеры и углы изгибов этой надписи". Одним словом, в гараже состоялся искусствоведческий семинар.

Находясь под стражей, Зайцев отправлял своей жене, родственникам и знакомым корреспонденции, где давал указания, что, как и когда говорить на следствии.

Вот что он писал жене: "Аленка, когда к тебе придет следователь, не давай ему никаких показаний, тогда он нам сделает очную ставку, на которой ты должна подтвердить и сказать, что знала о существовании иконостаса, которого сама не видела, но знала, что он находится дома у родителей…"

"Помнишь, как ты хотела посмотреть иконостас, который я купил за 500 рублей в магазине, а когда его оценил, он оказался начала XVIII века. Аленка, если тебя вызовут, то вспомни все и расскажи. Если следак будет пугать 1-ми показаниями твоими, не слушай его, это все чушь".

Были и ещё разные интересные заявления — о том, что вещи, обнаруженные у него дома и в гараже, подброшены братом убитого Фокина при обыске, на который его как раз для того и пригласили. О том, что следствие применяло запрещенные приемы. Короче говоря, Зайцев, в отличие от суда, использовал все возможности, и использовал с толком.

Дело отправили на дополнительное расследование.

Двадцать шестого декабря 1989 года началось второе слушание дела. Закончилось оно 8 февраля 1990 года: судья Назаров снова отправил дело на дополнительное расследование.

Следователь Пермякова в августе 1990 года направила его в суд.

И судья Назаров, не начав слушать, уже из распорядительного заседания возвратил дело на третье доследование в областную прокуратуру.

Протест областной прокуратуры поддержала Прокуратура России. Обратились в Прокуратуру СССР с просьбой поддержать представление российской прокуратуры об опротестовании определения на доследование. Но пленум, на котором рассматривали этот вопрос, оказался последним для союзной прокуратуры.