Виктория Платова - Ловушка для птиц Страница 7

купон олдскульного барбершопа «Серпико» («предъявителю купона 10 % скидка на первое посещение»);

одна кожаная перчатка с обрезанными пальцами. Вторая так и не нашлась.

«Сбросить со счетов» – так рассудил опер-несмышленыш Паша Однолет, выразившийся даже беспощаднее: уронить в пропасть. Пусть летят самолетиками все эти флайеры, отягощенные жвачкой тексты и рекламный хламидиоз. А он, Паша, сосредоточится на ключах. И лишь когда будет отработана эта – во всех отношениях выдающаяся – вещь, можно будет перейти к чему-то менее существенному:

перчатке,

филармоническому репертуарному плану на декабрь.

– А чем тебе жвачка не нравится?

– Которая в пачке? – уточнил Однолет у следователя.

– Использованная.

– Из гигиенических соображений не нравится. Абсолютно бесполезный предмет.

– Не скажи.

– Ну, биологического материала у нас и так навалом. – Паша даже понизил голос, пытаясь осознать собственную профессиональную значимость. Вот он я, заправский криминалист, –  было написано у него на лице.

– Странно, что жвачка оказалась завернутой в книжную страницу.

– Ну, не совсем страницу. Всего-то клочок.

– Вот ты, – Брагин, прищурившись, взглянул на Пашу, – часто с собой книжные клочки носишь?

– Нет. Но мало ли откуда он взялся. Может, вообще его кто-то за обшивку сиденья засунул, а… девушка воспользовалась.

– Проще было в купленный билет завернуть, нет?

– Билет сохраняется до конца поездки, – наставительно произнес Паша.

Точно. А Брагин и забыл.

– Во флайер?

– Бумага не совсем подходит. Жесткая, глянцевая.

– Может, ты и прав. А олдскульный барбершоп? – с трудом пряча улыбку, поинтересовался Брагин. – Тоже в пропасть метнем?

Паша на секунду задумался, наморщил обычно безмятежный лоб и пожевал губами – щедро размазанными по нижней части лица, мягкими и какими-то совсем уж детскими. Серьезно относиться к оперу с такими губами нельзя, – решил однажды Паша. И попытался замаскировать природный, как ему казалось, изъян. Отсюда – идиотские усы и не менее идиотская борода, растущая клочками. Вообще Паша Однолет напоминал Брагину не существующий в природе гибрид дельфина, обезьяны и щенка крупной породы – то ли кавказца, то ли алабая. В нем удивительным образом сочетались гибкость и неуклюжесть, заносчивость и застенчивость, а также уникальная способность выкопать на какой-нибудь интеллектуальной помойке сомнительный авторитет и слепо им восхищаться.

Календарную декаду, плюс-минус пара недель.

А вот Славой Жижек[1] как-то сказал…

А вот Фрэнсис Фукуяма[2] заметил однажды…

А вот Фредерик Бегбедер[3] написал в своем Фейсбуке…

Дольше всего в гуру у Паши продержался Гомер Симпсон, мультперсонаж.

– …Давайте рассуждать, Сергей Валентинович. Девушке не нужен никакой барбершоп, потому что она – девушка. Ей просто сунули рекламный листок… Мне самому суют постоянно, особенно – у метро, еле успеваю отбиваться.

– Значит, ей просто сунули, а она просто взяла. И даже не озаботилась тем, чтобы выбросить его. Зачем-то сохранила.

– Сунула в карман и забыла. Такое часто бывает.

– В карман, на ходу, так? – уточнил Брагин.

– Ну да. – Паша все еще не чувствовал подвоха.

– Ты помнишь, где лежал этот листок? Во внутреннем кармане куртки. То есть куртку нужно было расстегнуть, чтобы спрятать бумажку. А перед этим аккуратно сложить ее вдвое. Случайностью это не назовешь.

– Допустим…

– Нечего допускать. Так все и было, если исходить из логики.

– Допустим. – Паша принялся пощипывать куцую бороденку – жест, который почему-то раздражал Брагина. – Допустим, вы правы, и она взяла его. Не для себя, а для… Вдруг она с каким-нибудь парнем… жила.

Однолет неожиданно нахмурился и покраснел, не в состоянии развить свою мысль. Странная реакция, какое дело половозрелому здоровому парню до гипотетической чужой постели? Но Однолет выглядел так, как будто его оскорбляла сама мысль о ней. «Тоже мне, институтка, облако в штанах», – подумал Брагин и снова почувствовал приступ раздражения. Дело не в Паше. Вернее, в Паше, который пытается рассуждать о неприятном и малопонятном деле. А рассуждать по этому поводу должен совсем другой человек – капитан Вяткин, непосредственный начальник Однолета. Забубенный опер, с которым следователь Сергей Валентинович Брагин раскрыл не одно преступление и который понимал его с полуслова. В такой связке и Паше нашлось бы достойное место – второго альта или третьей скрипки. Но Вяткин укатил в отпуск в Геленджик – первый за несколько лет плановый отпуск. Вот им с Однолетом и приходится отдуваться: одним за целый оркестр, включая литавры, цимбалы и треугольник. Правда, начальство обещало подкинуть людей, но ждать придется еще какое-то время.

Дело-то – нерезонансное.

Во всяком случае, пока. Крошечная змеиная головка убийства едва возвышалась над озерной гладью, а что уж там скрывает гладь – огромную лох-несскую тушу преступления века или слабосильный хвост бытовухи, – одному богу известно. Будем посмотреть, –  как обычно выражается старый оперативный фокстерьер Вяткин.

– Для парня… В общем, – совсем сник Паша.

– Взяла листовку для своего парня?

– Типа.

– И что это нам дает?

Паша засопел, а румянец, до того занимавший все свободное пространство на его лице, схлопнулся до двух точек. Уже не просто красного, а какого-то свекольного цвета.

– Что за парень – мы не знаем, – продолжил Брагин. – Был он или нет – неизвестно. В любом случае листовку он не получил, в связи с известными обстоятельствами. Следовательно, и в этой парикмахерской богадельне не был. Выходит, бесполезная бумажка?

– Ну… Я с самого начала говорил…

– А я тебе скажу, что иногда полезно компоновать вещдоки. На листовке указан адрес заведения. Улица Коллонатай, пять. Все верно?

– Да.

– Как раз в этом месте улица Коллонтай пересекает Нерчинскую. Ту самую, где жертва села в автобус. А теперь ответь, имеет ли смысл оставлять у себя рекламу неизвестного тебе салона, если ты живешь не в этом районе?

– Намекаете, что тот, кто обитает на Петроградке, не попрется в другой конец города, чтобы постричься? – осенило наконец Пашу Однолета.

– Не намекаю, а говорю открытым текстом. На Петроградке своего добра навалом, включая чертовы салоны. И классом повыше, заметь.

Логика Брагина была безупречна, но именно эта безупречность вызвала в Паше желание сопротивляться. Откусить побольше от непререкаемого авторитета следователя, и чтобы укус вышел по-москитному болезненным. Опер снова сморщил свой крутой дельфиний лоб и выпалил:

– Да может быть все что угодно! Может, эту бумажку девушке не на улице сунули, а на какой-нибудь вечеринке. Типа – приходи к нам, только открылись, раскручиваемся. Может, они знакомы лично и вообще друзья – девушка и те, кто в этом «Серпико» работает.

– Друзья или знакомые обычно оставляют визитки, нет? Или договариваются по телефону. Рекламный спам – не тот вариант. А вот личное знакомство – тот самый. Лучший из всех возможных. Только что-то мне подсказывает, что такое счастье нам не обломится.

Отпахав на неблагодарной криминальной ниве не один год, Брагин знал, о чем говорит.

– А можем мы в качестве варианта рассмотреть, что… гипотетический парень сам стрижет бороды в «Серпико»? – выпалил Однолет и даже коротко рассмеялся от удовольствия: уел-таки следака!

– Вот ты и выяснишь.

– А вы когда про связку вещдоков говорили, имели в виду еще и ключи?

– Теоретически, – осторожно подтвердил Брагин.

– А можно еще в практическую плоскость переложить.

– Ну-ка.

– На ключах есть магнитная «таблетка», которой подъезды обычно отпирают. Имеет смысл походить по окрестным домам, поприкладывать. Вдруг какая-нибудь дверь отзовется?

– А если не отзовется?

– Вы же сами только что сказали, Сергей Валентинович… Есть немаленькая вероятность, что Сандр… девушка жила в том районе. Если обнаружить ее квартиру, многое может проясниться.

– Проникновение в жилище без решения суда? Без санкции прокурора?

– А мы быстренько, – раздул ноздри Паша. – Никто и не заметит.

Брагин неожиданно вспомнил, что подобным наивным волюнтаризмом отличался во времена оны и капитан Вяткин. Вернее, тогда еще не капитан, а сейчас мог бы быть уже майором, если не полковником. Но Вяткин вечно и совсем неконструктивно дерзил вышестоящему начальству; ненавидел все, что не касалось работы «в полях», включая обязательные бумажные формы отчетности (долбаную писанину, как он выражался). За вольное обращение с вещдоками и уликами ему не раз влепляли выговоры и представления о неполном служебном соответствии. И все же лучшего сыскаря и придумать было невозможно. И этот сыскарь совсем недавно высказался о Паше Однолете – годный паренек. Брагин вспомнил про «годного паренька», и его раздражение прошло. Он даже взглянул на щенка алабая с симпатией: