Алина Егорова - Медальон сюрреалиста Страница 7

— И кто же такой внимательный, кто его обнаружил? — полюбопытствовал Небесов, а про себя добавил: на кого слать проклятия?

— Звонил мужчина, назвался прохожим. Его номер телефона не отобразился.

— Понятно. Сделал доброе дело — сигнализировал в органы. Нам хлопоты, а он плюсик для кармы заработал и слинял. Труп, надеюсь, не криминальный? — ни на что не надеясь, произнес свою обычную фразу Небесов.

— Может, и не криминальный. А может, и того… маньяк поработал. У трупа вся морда исцарапана. Царапины свежие, полученные совсем не от соприкосновения с еловыми ветками. Такие раны можно нанести только целенаправленно, орудуя каким-то очень острым предметом. В общем, о чем я толкую? Поезжай, сам все увидишь!

— Типун тебе на язык! — пожелал Михаил, после того как нажал кнопку «отбой». — Сам ты маньяк, майор. Тебя медом не корми, дай только маньяка поймать!

Месяц назад в карельских лесах взяли серийного убийцу, в течение года наводившего страх на жителей ближайших районов. Поимка злодея получила широкую огласку, причастные были вознаграждены и поставлены в пример коллегам из всех регионов. Рогожин, давно мечтавший стать подполковником, воодушевился успехом полицейских из Карелии. Майору непременно захотелось тоже получить поощрение, после которого — кто знает — наконец-таки на его погоны упадут заветные звезды.

Небесов бросил грустный взгляд на уже разложенный диван и побрел одеваться. Теперь ему предстояло остаток чудесного вечера и, скорее всего, часть ночи провести на природе.

Он вышел в хмельной от весны двор, где стояла его капризная тарантайка. С утра она заводиться не пожелала, и Михаил поехал на автобусе. В чем проблемы, капитан знал, только устранять их не торопился. По уму нужно обратиться в автосервис, чтобы там исправили все неполадки, а это выльется в кругленькую сумму. Можно и самому заняться ремонтом, только придется потратить уйму времени и опять же — деньги.

Прикинув, что работа — не то место, куда необходимо ездить на такси, а на автобусах до Юнтоловского лесопарка можно добираться очень долго, за что начальство не похвалит, Небесов открыл капот тарантайки. После некоторых шаманских действий и уговоров «четырка» нехотя завелась.

По мере приближения к лесопарку весеннее настроение оперативника улетучивалось — все-таки смерть способна развеять даже самое возвышенное состояние души. Прибыл в Юнтоловский лесопарк Михаил в весьма будничном, немного озабоченном расположении духа. Ночка предстояла нелегкая.

У следователя Тихомирова была примета: если в пятницу, когда он уезжал с работы, дверца его автомобиля закрывалась не с первого раза, значит, рабочая неделя для него еще не закончена. Дверца была капризной и исправно оправдывала пятничную примету. Не то чтобы «Ситроен» следователя дышал на ладан, автомобиль имел вполне приличное состояние и за все три года ни разу не ломался. Илья Сергеевич придумал своеобразный ритуал: покидая работу в конце недели, он от души хлопал дверцей автомобиля. Этот хлопок для него был сродни звуку гонга на рисовых плантациях, заводскому гудку или же пронзительно верещащему звонку, который в его детстве раздавался перед закрытием магазина и оповещал, что кассы больше не работают. Кроме того, по пятницам Тихомиров посещал бассейн, где непременно прыгал с бортика, с макушкой погружаясь под воду. Он выныривал из воды как Иванушка в сказке о Коньке-Горбунке — другим человеком: не утомленным следователем с напряженным от забот лицом, а улыбчивым тридцатишестилетним мужчиной, настроенным на выходные. Прыжок в воду был вторым ритуалом Ильи Сергеевича. Но если проявляла себя примета с дверцей, смывай с себя рабочие думы, не смывай, все равно до понедельника начальство дернет.

Волшебным майским вечером свежий после плавания, сытый домашним ужином, заботливо приготовленным любимой женой, Илья Сергеевич в ожидании футбольного матча блаженно вытянул ноги на диване перед телевизором. Футболом он не особо увлекался: чего им увлекаться, когда наши играть не умеют? Смотреть на них — одно расстройство. Уж лучше созерцать прекрасное — фигурное катание, синхронное плавание или художественную гимнастику. Но для знаковых матчей следователь делал исключение.

— Чтоб ты был жив-здоров! — пожелал Тихомиров хриплому голосу барда, стоящего у него в качестве рингтона на рабочие вызовы. — Слушаю! — прорычал он с напускной суровостью, словно стараясь отпугнуть наклевывающуюся работу. Следователь еще надеялся посмотреть футбол.

На сороковой минуте испанский нападающий виртуозно обошел защиту российской сборной и забил красивый гол, зрители на трибунах «Эль-Молинон» радостно завопили, заглушая разочарованный свист, доносящийся из гостевого сектора. Но Тихомиров не увидел, как растерянно топчется в воротах наш голкипер, потому что в это время он уже подъезжал к Юнтоловскому лесопарку, где его ждал фронт работы — труп неизвестной молодой женщины.

Еще издалека он заметил припаркованные автомобили своих коллег. Подъехал, остановился за «пыжиком» эксперта Малахова, вышел и пошлепал в глубь парка, где маячили людские силуэты.

— Здорово, Сергеич! — подкрался к нему из-за лиственницы Небесов. Михаил оставил свою тарантайку около дальнего северного въезда и уже успел пешком отмотать треть лесопарка.

— Давно здесь? — Следователь оценил забрызганные грязью джинсы капитана. — Что там слышно? — кивнул он в сторону места происшествия.

— Кто его знает, — пожал плечами оперативник. — Рогожин сказал, что маньяк орудует.

— Что он несет? Маньяков нам еще не хватало!

За всю свою пятнадцатилетнюю службу Илья Сергеевич ни разу не сталкивался с маньяком. И не хотел! В отличие от майора Рогожина ему, старшему следователю прокуратуры, серийный убийца сулил массу хлопот.

— За что купил, за то и продаю, — бесхитростно улыбнулся Небесов. — Место для промысла маньяка подходящее. Прямо-таки изумительное место: лес, и в то же время за город ехать не надо — сделал дело, перешел дорогу, а там — жилые дома, стройка, завод, рынок, метро — что еще надо, чтобы незаметно уйти?

— Ладно, будем поглядеть, — угрюмо произнес Илья Сергеевич, ускоряя шаг.

А поглядеть было на что. Когда они вышли на обнесенную сигнальной лентой лужайку, там вовсю кипела работа. Малахов коршуном завис над трупом, то и дело отгоняя сотрудников, как ему казалось, жаждущих затоптать и смазать потенциальные улики.

— Алексей, что тут у тебя? — полюбопытствовал Тихомиров. Он подошел ближе и отпрянул. — Епишкина мышь! — вырвалось у следователя.

Светлокожая шатенка с мелкими, как у немецкой куклы, чертами лица лежала в траве, высоко запрокинув голову. Ее лицо от высокого лба до острого подбородка было исполосовано ярко-красными царапинами.

— Это кто же тебе, барышня, глаза пытался выдрать?

— О ветки поцарапалась, — ответил за барышню Небесов.

— Бабы подрались, косметичку не поделили, — цинично заметил подоспевший опер Барсиков.

— Кто о чем, а Антон о бабах. Вы что, кошек не видели?! Кошки так царапают, — пояснил эксперт. — Уж кому, как не вам, Антон Евгеньевич, это должно быть хорошо известно. С вашей-то фамилией…

Послышались смешки. Барсиков бросил на коллег презрительный взгляд и принял независимый вид. Он ничуть не обиделся — чего обижаться на убогих? Юмористы хреновы! Очень смешно! А главное, свежо! Утомили уже своим «Барсиком», ничего другого придумать не могут!

Вопреки своей фамилии, а возможно, как раз из-за нее, кошек Антон не любил. На дух их не переносил! За очаровательной внешностью у этих животных скрывается омерзительнейший характер. Наглые, независимые твари! Им делаешь добро — кормишь их, ухаживаешь за ними, а они тебя ни во что не ставят: на запреты не реагируют, точат когти о мебель и обои, лежат на обеденном столе, еще шипят и царапаются, если попытаешься их погладить в неподходящее время.

Предки Антона много лет носили благородную фамилию Барсуковы, пока в свидетельстве о рождении деда Ивана какая-то рассеянная работница сельского загса не допустила ошибку. Она была родом из Латвии и по привычке написала букву «у» латиницей. В результате Иван Барсуков стал Иваном Барсиковым. Чтобы внести исправление в документ, матери новорожденного требовалось пройти несколько бюрократических процедур. В тяжелые военные годы, когда родился дед Антона, было не до хождения по кабинетам. Она трудилась в тылу, муж воевал; надо было идти на завод — наличие младенца не освобождало от работы, а не заниматься ерундой. Такие вещи, как не та буква в метрике, выглядели прихотью. А потом, когда закончилась война и с радостной вестью о победе пришла похоронка, матери уже стало не важно, какую фамилию носит ее сын — Барсиков или Барсуков. Сама она фамилию не меняла и оставалась Александровой.