Илья Штемлер - Утреннее шоссе Страница 7

Они разговаривали так, словно никогда не были близки. А ведь были, были. После работы Лера приезжала к нему домой и чувствовала себя там хозяйкой.

Теперь же Клямин старался сообразить, к чему может привести исполнение просьбы, с которой к нему обращалась Лера. Он никогда ни о чем не просил Серафима. И быть чем-то обязанным Серафиму ему не хотелось. Лера разгадала его мысли.

- Ты, Антон, был не в меру болтлив когда-то. И о ваших делах с Серафимом мне кое-что известно. Не много, но вполне достаточно. Извини, мне надо приступать к работе.

Лера еще раз достала зеркальце, поглядела в него. Ее пальцы чуть подрагивали.

- Так что пусть твой Серафим постарается…

Казалось, таксомотор понимал, что колеса отмеривают последние метры, - мотор тянул нетерпеливо, сильно. Может быть, если оставить рулевое колесо, автомобиль сам найдет дорогу к таксопарку?

Клямин сидел расслабленный, усталый. Погасшая сигарета торчала в зубах. Взгляд привычно фиксировал встречные стоянки. Одни были пусты, на других томились очереди. При виде проезжающего мимо таксомотора люди размахивали руками, считая, что водитель их просто не заметил. Клямин достал колпачок и накинул на «соньку». С потухшим зеленым огоньком таксомотор принял озабоченный вид: «Не до вас мне. Занят. Спешу по вызову».

Люди опускали руки и вглядывались в темный коридор улицы в надежде на удачу…

Можно бы и прихватить кого-нибудь, если по дороге. Но к концу дня таксиста охватывает такая неприязнь к пассажирам, что он готов выложить рубль-другой из собственного кармана, лишь бы не видеть осточертевших лиц. Тем более если с планом все в порядке…

Притормозив на перекрестке, Клямин пропустил трамвай и свернул налево. Казалось, на улицу опустили занавес. Дома робко проглядывали сквозь неплотную ткань. Клямин включил ближний свет…

Конечно, он допустил оплошность, поведав Лере о своих отношениях с Серафимом. Но так уж сложилось - Лера была единственным близким ему человеком. Она его понимала, сочувствовала ему. К тому же истории, о которых рассказывал ей Клямин, были захватывающе остры. Но нельзя обольщаться минутой. В который раз Клямин испытывал досаду оттого, что не мог усвоить истины: надо язык держать за зубами. Хорошо еще, что тогда, в баре, он не ляпнул Лере, что уже был один такой герой, который пытался шантажировать Серафима. Клямин с фотографической точностью помнил горбоносый профиль этого героя, прижатый к дворовому асфальту. И пятна крови, проступающие сквозь одежду. И толпу зевак, глазевших на одно из окон последнего этажа. А ведь горбоносый Михаил был человеком, хорошо помятым жизнью, не чета Лере. Приоткрой Клямин истинную причину гибели Михаила, и тогда Леру не укротить. Клямин хорошо изучил ее характер. Она не остановится на полпути…

У въездных ворот таксопарка скопилось десятка два автомобилей. Заняв очередь, Клямин выскочил из кабины и бегом направился к дежурному механику отбить время окончания работы.

- Как мастерил? - спросил его дежурный. - Порядок?

- Полный ажур, - ответил Клямин.

Он вернулся к машине, включил зажигание и въехал в парк.

Домой Клямин шел пешком. Так насидишься за день, что ноги кажутся чужими. Каждая мышца требовала нагрузки и принимала эту нагрузку легко и радостно. Сладкая истома поднималась от щиколоток, заставляла ныть колени, отдавала в бедра. А еще томилась спина - профессиональная шоферская беда.

Под ногами шевелились опавшие листья. Утром дворники соберут их в кучи, а за день листья вновь разметет ветер. Осенний листопад - коварная штука. Автомобиль так скользит по листьям - куда там гололед! В гололед хотя бы держишься настороже, а лист, он всегда застает водителя врасплох. Хорошо еще, если один, без пассажиров… Мысль о том, что он, Клямин, может попасть в аварию с пассажирами в автомобиле, всегда вызывала особое волнение. По натуре беспокойный и легкомысленный, Антон Клямин становился порой сентиментальным и чувствительным человеком.

И сейчас, в эту теплую осеннюю ночь с рыжими листьями на похудевших деревьях, в душе Клямина бродили приятные ему волны причастности к этой тишине, к этим пустынным улицам, к людям, что попрятались в коробки домов…

А почему, собственно, ему и не обратиться с просьбой к Серафиму? Тот охотно ее выполнит - Клямин это чувствовал.

Независимость поведения Клямина может насторожить Серафима. А так вроде Клямин будет чем-то ему обязан, что-то их свяжет. В том, что директор бара «Курортный» сочтет за честь выполнить любое желание Серафима, Клямин не сомневался. Лера знала, кто может повлиять на Якова Сперанского. Клямин не раз убеждался в пробивной силе самого имени Серафима.

Дом, в котором жил Клямин, семиэтажный, увешанный просторными балконами, одной стороной был обращен к морю, а другой выходил в парк Лесотехнического училища. Часть балконов жильцы застеклили, превратив в дополнительную неоплачиваемую площадь. Инициатором этой затеи был Клямин. Многие жильцы летом сдавали балконы гражданам других областей страны, желающим провести отпуск у моря. По этой причине двор дома летом превращался в цыганский табор. Особенно вечерами…

На протянутых между деревьями веревках сушились легкие купальные принадлежности. Бензиновые горелки «шмель» сердито жужжали под дежурными кастрюлями. Дети играли в свои шумные игры. Родители не обращали на их крики никакого внимания. Родители смазывали кефиром дымящиеся красные телеса и стучали костяшками домино в азартном ожидании следующего утра.

Коренные жители уходили в глухую защиту. Многие семейства перебирались в курятники и гаражи. Иные уезжали отдыхать в те места, откуда прикатили их квартиросъемщики…

Клямин никогда не сдавал ни метра своей жилплощади. Он презирал подобный заработок, находя его унизительным. Клямин был гордым человеком. Даже гараж, этот источник серьезного обогащения для некоторых горожан, он летом держал пустым. А его красная «Лада» обычно дремала у подъезда, вызывая острую зависть автотуристов своей сплошь иностранной начинкой: облицовка, резина, дымчатые стекла, даже торпедо были отмечены знаками самых известных в мире чужеземных фирм…

Этой сухой осенней ночью двор еще хранил следы всенародного разбойного отдыха: куски веревок на ветвях деревьев - словно ленты в косах, масляные пятна на асфальте, дырявые раскладушки, сваленные в угол мусорного сектора. Кляминская «Лада» привычно дремала у третьего подъезда. В ближайший выходной Антон Клямин рассчитывал поставить и свою «лошадку» в каменное стойло: скоро начнутся дожди, надо подготовить автомобиль к зиме. Но встреча с Серафимом на пляже внесла поправку в планы Клямина. Завтра придется поработать на «компанию». Дело требовало отъезда из города дней на пять. Обычно все заботы, связанные с подобными командировками, Серафим брал на себя. Клямин обошел свой автомобиль, пнул поочередно носком в колеса, хотя и так было ясно, что они давление держат. Очень уж ему хотелось поработать завтра на себя в гараже…

- Ты, что ли, Антон? - Голос, слабый и сиплый, донесся от скамьи, затерянной в старом бурьяне.

Это был сосед, старичок Николаев, бухгалтер ЖЭКа.

- Что не спишь, дед? Клопы? - посочувствовал Клямин.

- Не сплю вот. Сторожу твою лайбу, - охотно отозвался Николаев.

- Еще не родился на нее угонщик. - Клямин направился было в свой подъезд.

Старик кашлянул и проговорил торопливо:

- Покури со мной, Антон. Тяжело что-то на душе.

Клямин задержался на пороге. Голос старика был таким робким и беспомощным. А спать хотелось, да и завтра много дел - надо подготовиться к дальнему рейсу…

Клямин привалился к стояку подъезда, вытащил сигарету. Но курить не хотелось. Воздух был тяжел от пряного запаха жухлых листьев.

- Помру я скоро, Антон, - произнес Николаев.

- Перезимуешь, - ответил Клямин мягко. - Ты ведь и смету будущего года не составил, а спешишь.

- Спешу, - кивнул Николаев. - Надоело все. Скучно, Антон.

Клямин помолчал, потом рассказал о встрече со священником, отцом Андреем. Старик выслушал внимательно, вздохнул:

- Врет он все, твой батюшка. А жаль. Был бы Бог - легче б умиралось.

- Почему же врет? - вдруг обиделся Клямин. - Верит он.

- Ладно, пусть верит в своего Бога. А я верю в тебя, Антон, - примирительно подхватил Николаев. - Ты человек крепкий. Знаешь где что… Я, Антон, душеприказную составил. Добра у меня немного, но все равно на дороге не валяется. Схорони меня честь по чести. При твоей прыти можно и памятник соорудить нестыдный. Денег там хватит, а лишние возьми себе, распоряжайся…

С тех пор как умерла жена Николаева, старик крепко сдал. Бывало, мотался по всему участку, гонял взашей халтурщиков-сантехников, плотников, дворников, налаживал контакты с жильцами, которые могли хоть чем-то помочь в текущем ремонте. А после смерти жены старика точно подменили. Днем он сидел в конторе, а ночью - во дворе. И никакого замечания никому. Притих Николаев. Если с кем он еще и поддерживал вольный разговор, так это с Антоном Кляминым. В свое время Клямин частенько выручал стариков - то продукты завезет, то лекарств дефицитных достанет. И Николаевы платили ему добром, особенно хозяйка: и постирает, и обед приготовит. Они жили дверь в дверь через площадку. Прошлым летом, когда Антон заболел пневмонией, старики его на ноги подняли - в больнице дежурили возле него…