Инна Бачинская - Свой ключ от чужой двери Страница 7

Собственно, если составить опись типично женских черт характера и поместить их слева на листе бумаги, а сверху правее написать имена моей бывшей жены и моей бывшей подруги, то с закрытыми глазами против каждой строчки в графе «Лия» можно было ставить жирную птичку, а в графе «Соня» – тощий минус. Студенты ее побаивались.

Нельзя вечно возить тряпкой по полу. Я наконец закончил и уселся обратно в угол дивана. И что теперь? Соврать, что разболелась голова? Я недооценил Сонечку. Она ловила ситуацию на лету и ничему не удивлялась. Ну, пришел друг поговорить и понял, что к разговору не готов. Придет еще раз. Манеры смертельно обижаться по любому пустяку у нее тоже не было. Именно за это я ее всегда ценил. Но женился на Лии. Прекрасно зная, что жена из Лии – как из меня коммивояжер. Мужская логика называется.

Пауза затягивалась.

– Который час? – вдруг спохватывается Соня.

Умница! Я, пробормотав что-то о том, что явился без звонка, понимаю, мол, что не вовремя и приду в другой раз, поднялся.

– Я была рада тебя видеть, – сказала она уже в прихожей. Как будто бы мы виделись в последний раз неделю назад, а не… о, сколько же? Целую вечность! С тех пор, как я ушел с кафедры и полностью посвятил себя фонду.

Глава 5

Вова Былдин

Вова Былдин – худой, неприметной внешности молодой человек лет двадцати с небольшим – сидел, глубоко задумавшись, в сарае, где у него была научная лаборатория. Вова – персонаж для нашего романа далеко не первостепенный, и если честно, то можно было бы прекрасно обойтись и без Вовы, но так уж получилось, что провидение выбрало именно Вову своим орудием, чтобы поставить точку в… Впрочем, всему свое время.

Вова Былдин с детства был решительно ничем не примечателен. Разве что своим хобби. Вова любит все, что способно взрываться, производя огонь, дым и грохот. Хлопушки, петарды, ракеты, фейерверки, пистоны, гремучие смеси из селитры, пороха, керосина, самодельные бомбы и взрывные устройства разных степеней надежности и размаха – Вова съел на этом собаку. Свои детища, если можно так выразиться, он испытывал на личном полигоне, попросту говоря, свалке с горами мусора и отбросов. Место, конечно, не того-с и воняет, но зато без свидетелей.

Неделю назад Вова провел серьезную диверсионную операцию, направленную на ликвидацию «Резервного банка», которая, увы, успехом не увенчалась. Чего-то он недоучел в составе взрывсмеси, и вместо взрыва, способного снести с лица земли четырехэтажное здание, получился несильный «пшик» и много черного дыма. Как говорится, пострадавшие отделались легким испугом. Паника, правда, имела место. Сирена завыла, дверь подвала с золотым запасом автоматически закрылась по приказу детектора, учуявшего запах дыма, на улице собралась толпа. Ну, народ! Бомбы рвутся, а им хоть бы хны – варежки поразевали, с места не сдвинешь. Дверь закрылась намертво, пришлось потом резать автогеном.

Соседка работает в банке уборщицей, приносит свежие новости. Террорист оставил бомбу под столом в зале выдачи в черной пластиковой торбе. Торба сгорела, а то собачка взяла бы след. ОМОН примчался, повалил всех на пол, руки на затылок. Как же, будет он их дожидаться! Потом нашли записку. А в той записке написано: «Олигархам – хана! Следующий на очереди – банк «Отечество». И подпись – Михаил!

Вова поморщился. Записка действительно была. И подпись была. Не «Михаил», конечно, а «мститель». Дура-баба, все перепутала.

Что же он сделал не так? Нахмурившись, Вова в сотый раз, бормоча себе под нос, прорабатывал список составных частей взрывсмеси.

В дверь осторожно постучали.

– Вовик, это я! – Мать принесла нелегкая.

– Ну, чего тебе? – неохотно отозвался террорист-любитель.

– Тут тебе письмо пришло, сынок. Я принесла. И с работы звонили, просили завтра выйти в утреннюю, работать некому. Кушать будешь? Выходи! Я как раз разогрела, давай, пока горяченькое.

Вова принял протянутое в дверную щель письмо. Упал обратно в продавленное плетеное кресло, на плоскую, как блин, подушку с неразличимой от времени вышивкой крестиком.

«Убью! – подумал. – Если опять этот гад, псих, мерзавец – убью! Усовершенствованную модель подложу! Ты у меня попрыгаешь!»

Он решительно надорвал конверт, вытащил сложенный вдвое листок, развернул и прочитал следующие стихи:

Он был нигде никем не признан,Бродил по улице, как тень,И занимался альпинизмомВ Международный женский день!

Рука с письмом бессильно опустилась на колени.

– Ну, давай, иди уже! – напомнила о себе мамаша.

– Не хочу! – заревел Вова. – Не хочу! Оставьте меня все в покое!

История с письмами началась ни с того ни с сего около полугода назад, осенью, и стала кошмаром Вовиной жизни. Письма без подписи приходили по одному в месяц. Сегодняшнее было шестым. Остальные пять хранились в лаборатории, в шкафу, под старыми подшивками «Науки и жизни». Ни подписи, ни объяснений, ничего – только стихи неприличного содержания со всякими грязными намеками. В первом, например, анонимщик написал про мальчика, который бродил по лесу злой, утомленный и обросший бородой, якобы забытый школьной экскурсией.

Бред и чушь собачья! Вова глазам своим не поверил – какой мальчик? Какая экскурсия? Он, Вова, никогда не был в лесу на экскурсии. При чем тут ребенок с бородой, забытый в лесу?

Он целую неделю ходил под впечатлением от дурацких стихов, допускал конфликты с пассажирами, а одного пассажира даже толкнул и обозвал «падлой безбилетной». Толкнул правильно, так как у него не было билета. А то, что обозвал… Какая разница? Доведут же, так и поубивал бы всех на месте! Если бы у Вовы было право рукоприкладства, он бы быстро перевоспитал всех городских зайцев. Но нет у него такого права, к сожалению. И приходится повторять, как попугай, с утра до вечера: «Ваш билетик, пожалуйста!», «Будьте добры, ваш билетик!».

За целый день так наговоришься, так натаскаешься по троллейбусам, что думаешь только об одном – скорей бы домой, да супчику горячего, да картошечки, да на диванчик к телевизору. Так нет, мамаша тут как тут из-под руки, все ей интересно – скольких оштрафовал, да на каких рейсах, да то, да се. А потом непременно скажет:

– Жениться тебе, сынок, пора…

Вова вспыхивает жарко. Есть у него любимая женщина… женщина-ангел, с улыбкой, за которую не жалко отдать жизнь. Умная, нежная, заботливая… работает в фонде «Экология», зовут Лия Вердиевна.

Выступала по телевизору, рассказывала о фонде, о любви к родному краю, о добрых спонсорах и о жлобах, которым экология родного края по барабану и копейки не дадут – удавятся. Например, «Резервный банк» и издательство «Арт нуво»…

Однажды Вова, умирая от собственной дерзости, написал прекрасной Лии о своих чувствах. Это письмо стоило ему много крови – не привык Вова писать. Он перевел пачку бумаги, рычал на мать, вскакивал ночью и бросался к столу…

Письмо получилось не очень длинным, но Вова больше ничего не смог придумать. Приводим его полностью.

«Здравствуй, дорогая Лия!

Долго думал и решился написать. Сил моих больше нет. Наверное, это любовь. Все мои мысли днем и ночью только о тебе. Я видел тебя по телевизору.

Ты единственная такая, как хорошо, что ты есть. Не сердись на меня.

Он несколько раз перечитал письмо, потом старательно переписал и запечатал в красивый конверт и два дня носил на груди, не решаясь с ним расстаться. Потом опустил в почтовый ящик на площади и стал ждать ответа, как соловей лета. Но ответа от Лии все не было, зато стали приходить письма от неизвестного придурка с мерзопакостными стишками. Вова все их знает наизусть. Не то чтобы специально старался запомнить, само получилось, как влезли в голову, так и не выбьешь ничем.

Вова достает все письма и раскладывает их перед собой, уже в который раз пытаясь понять, что бы это значило…

Глава 6

Жизнь моя пропащая…

«По-моему, он меня подозревает, – думал я, шагая по тротуару после очередной встречи со старлеем Колей Астаховым. – Я бы на его месте тоже подозревал. Is fecit cui prodest [5], что и ежу понятно – делает тот, кому выгодно. И кто этот тип, по-вашему?»

Этот тип – я, бывший преп универа, бывший зиц-председатель фонда, бывший муж… везде списанный и пущенный в расход. Мне терять нечего, вот только выковыряю булыжник из мостовой и по мордасам всем обидчикам!

Именно так старлей и понимает ситуацию. Не то, что выгодно, какая выгода, а вот месть – это да! Это святое! Месть сразу обоим – не мне, так никому не доставайся! И ты, коварный друг, и ты, Брут! Как я ухитрился проделать это на глазах широкой общественности, не спускающей с меня глаз, где взял яд – надавят, все вспомню. Методы известны. Общая камера, общак, кажется… Или, нет, общак – это касса у воров в законе. Неважно!

Для этого простого парня, который сверлил меня взглядом и не верил ни одному моему слову, я – подозреваемый номер один. Фаворит, который, даже если будет плестись в хвосте, все равно придет к финишу первым. Зачем искать других? Соперников? Соперниц? Затрачивать государственные средства?