Дмитрий Вересов - Тихий Дон Кихот Страница 7

Прервали отца игумена не люди, не птицы и звери, а техника. Зазвонил мобильник, и отец Макарий стал шарить в рясе, торопясь и смущаясь, как застигнутый за дурным занятием мальчик. Маленький телефончик почти скрылся в его густой бороде, и отец игумен загудел в трубку приветливо. Говорил он не долго, с трудом нащупав нужную кнопку толстым пальцем, радостно объявил всем присутствующим:

— К нам едет спонсор… Владислав Перейкин…

Глава 4

Я тот самый Рыцарь Белой Луны, коего беспримерные деяния, уж верно, тебе памятны. Я намерен сразиться с тобою и испытать мощь твоих дланей, дабы ты признал и подтвердил, что моя госпожа, кто бы она ни была, бесконечно прекраснее твоей Дульсинеи Тобосской.

В это утро под дверями кельи супругов Корниловых не скрипел половицей отец игумен. Впервые за эти дни он оставил в покое их утренний сон. Но Аню разбудил ранний холодок, проворным зверьком скакавший от оконца по стене, хватавший за голую пятку и норовивший юркнуть под одеяло. Михаил тоже зашевелился, пытаясь решить вечную проблему длинного человека, то есть укрыть и ноги, и голову одновременно.

Аня повернулась на один бок, потом на другой, затем сделала полный оборот и даже стукнула головой подушку. Какое-то зудящее, комариное, но еще неопознанное с утра чувство не оставляло ее. Как бы случайно она толкнула локтем бесконечную спину мужа.

— Что? Доброе утро? — не пожелал, а спросил он.

Тут Аня поняла, что самым глупым и мелким образом ревнует игумена к новому гостю, что за эти несколько дней она привыкла к опеке отца Макария, мягкой только по форме, и не хочет от нее сразу отвыкать.

— Забыл про наши неокрепшие, мятущиеся души, — сказала Аня, глядя в потолок, — только спонсора почуял. Сегодня он самого святого Христофора не заметил бы, посоветовал бы ему на следующий год прибегать, как собаке Шарику.

— Да уж, — пропыхтел под боком Корнилов, перетягивая под шумок несколько сантиметров одеяла на свою сторону.

— Дрыхнет, хоть святых выноси! — рассердилась Аня.

Она обняла мягкого и беспомощного супруга руками и ногами и зашептала ему в ухо слова, от которых запросто могла завалиться оставшаяся монастырская стена.

— Забыла инструкцию? — зашевелился Михаил и начал тяжелую внутреннюю борьбу с самим собой. — Мы же обещали отцу игумену.

— Ему спонсор, — змеей-искусительницей шипела Аня в затылок своему мужу, — а нам дикий языческий секс…

— Я слово дал, — уже совсем неуверенно проговорил Михаил, постепенно поворачиваясь вокруг оси. — Отец Сергий в этот момент уже думал, что бы ему такое себе отрубить, чтобы не жалко было…

— Потом отрубишь, задним числом… На Страшном суде вали все на меня…

Но в этот момент в дверь постучали без обычной утренней церемонии, и послышался немного смущенный голос отца Иллариона.

— Отец игумен велел вас будить. Доброе утро, слава Богу! Господи Иисусе Христе, Сыне Божии, помилуй мя грешнаго…

— Все-таки слабы вы, женщины, — сказал Корнилов, вскакивая с постели и растирая ладонями свое жилистое тело. — Нет в вашей жизни места духовному подвигу…

Михаил в одних трусах делал суставную гимнастику, на выдохе произнося статьи приговора всему женскому племени. Аня смотрела на него в раздумье: продолжить ли соблазнение этого праведника или стукнуть жесткой монастырской подушкой, когда он начнет делать наклоны вперед? Но с остатками дремоты прошло и утреннее раздражение, немного напоминавшее ревность.

— Как ты это делаешь? — спросила Аня, сбрасывая одеяло. — Смотри, у меня получается?..

Как известно, провинциальные российские городки когда-то оживали с приходом гусар или драгун. В потускневших дамах просыпались невесты, с чихом и щекоткой в носу доставались из гардероба шляпы, переживавшие второе пришествие моды. Наблюдая сегодня суету в старинных монастырских стенах, появление новых монахов, которые до этого словно скрывались в кельях и катакомбах, свежие дорожки в глубоком снегу и другие запахи с кухни, Аня не скупилась на комментарии и едкие замечания. Корнилов только посмеивался и толкал ее легонько в бок, когда она хватала через край.

Супруги, впервые в этих стенах предоставленные сами себе, не знали, чем заняться. Сначала попихали друг друга в сугроб, попробовали покидаться снежками, но рыхлый снег рассыпался белой пылью и оставался на варежках. Тогда Корниловы стали прогуливаться под ручку, ожидая появления гостя. Черным вороном на белом поле смотрелся черный джип около домика игумена, а сам спонсор был уже завлечен отцом Макарием под холодные, облупившиеся своды. Для Ани и Михаила Перейкин был пока невидим.

В то время, когда это слово еще только входило в словооборот, Ане казалось, что больше оно подходит для породистой английской собаки.

У «спонсора», по ее филологическим ощущениям, должны были быть висящие, слюнявые брылы, купированный хвостик на гладкошерстой, вертлявой заднице и обязательно приплюснутый, сдвинутый наверх нос. Даже позднее, когда слово это прочно вошло в нашу речь, оделось «от кутюр», запахло парфюмерией от «Живанши» и «Армани», погрузилось в мягкое изнутри и гладкое снаружи от «Мерседес-Бенц», Ане все виделся этот тупой, бульдожий нос.

И ведь чувство слова в который раз ее не обмануло. По крайней мере, так посчитала сама Аня. Владислав Перейкин был так курнос, что собеседнику были видны его ноздри. Правда, в нем не было ничего бульдожьего, английского, чопорного. Но по сравнению со спонсорским носом, это были незначительные портретные детали.

Перейкину не было еще и сорока. Он был невысок, приземист и широк в кости. С первого взгляда он производил впечатление очень бодрого, открытого и светлого человека. Светлыми были не только его волосы, брови, ресницы, но и глаза. А взгляд их показался Ане не то прозрачным, не то призрачным.

Он появился в одной из снежных траншей, идя с отцом Макарием точно так же, как супруги Корниловы, то есть под ручку. Аню удивило, что говорил не игумен, а Перейкин. Свой рассказ он сопровождал широкими театральными жестами, восклицаниями, хлопками и прочими шумовыми эффектами. Отец Макарий слушал с видимым удовольствием, посмеивался в бороду и качал головой.

Игумен еще не успел представить гостей монастыря друг другу, как Перейкин широко улыбнулся Корниловым и сказал, опередив отца Макария:

— Какая красивая пара! Ребята, какие вы молодцы, что вместе, что любите друг друга! Это сразу видно. А как хорошо увидеть красивых людей вместе, отец Макарий? Поэтому и сериалы бразильские народ так любит. Красивые герои должны быть вместе, этого все хотят, и природа, и Господь. В сериале не только конец хороший, там хорошее длится и длится. Это глупо, наверное, но душе этого хочется. Пусть будет глупо, занудно, зато всем хорошо.

— Это они у меня недельку пожили и расцвели, — гордо ответил игумен. — Видели бы вы, Владислав, какими они сюда приехали. Лица серые, взгляды озабоченные… Берите пример с Владислава. Всегда румян, бодр, весел, никогда не унывает. А потому что верующий, аккуратно верующий. Все посты соблюдает прилежно…

— Да я вообще мясо не ем, отец Макарий, — напомнил Перейкин. — Мне и за постными днями следить не надо. А я только из Штатов прилетел. Еще не акклиматизировался. Вы уж позволите, отец Макарий, нам сегодня за знакомство, для акклиматизации, да и вообще испить вашей монастырской медовухи знаменитой. Не помногу, а для веселья…

— Вот и перехвалил я вас, Владислав.

— Я второй раз в Штатах, — заговорил опять Перейкин. — В прошлый раз я там был еще школьным учителем по обмену. Тогда они удивлялись: как этот русский может быть таким свободным, раскованным в общении с десятью долларами в месяц? А теперь у них то же недоумение на физиономиях: откуда такая свобода при таких деньгах?… Меня зовут Влад…

Аня ожидала, что Перейкин сейчас начнет ругать Америку, но тот стал с неожиданным удовольствием рассказывать, как мечталось ему когда-то подплыть к Нью-Йорку с Атлантического океана, обязательно ночью, медленно приблизиться к огромному, сверкающему огнями городу, разрезая отраженные огни носом лодки, слушая хлюпанье разноцветной воды. В этот раз мечта его осуществилась, ну почти осуществилась. С каким-то Джоном они плыли на катере и любовались на огни, пока у Джона не нашлись в кубрике гитара и виски. Полицейский катер приплыл на хриплые звуки блюза, исполняемого по-русски:

По Миссисипи плыла пирога,В пироге хиппи — не мыты ноги…

На Рождество Перейкин пошел на каток, чтобы потолкаться, пообнимать американских девчонок. Но шел такой сильный дождь, что на открытом катке никого не было. Мокрыми тряпками свисали флаги, гирлянды лампочек на голых деревьях потрескивали и грозились перегореть. Американцы уныло выглядывали из окон прилегающих к катку кафешек, когда какой-то русский в красном «петухе» с кисточкой и широченных шароварах почему-то с шашечками такси вышел на лед, затопленный дождевой водой. Слушая Перейкина, Аня скоро и сама поверила, что кататься по льду, поднимая тучи брызг, было здорово. Американцы тоже оказались доверчивым народом и даже мокрые с головы до ног веселились и получали удовольствие, рискуя подхватить рождественскую инфлюэнцу.