Мэри Кларк - Возьми мое сердце Страница 7

Хорошо зная характер своего друга, Майкл нe сомневался: какие бы обвинения ни выдвинули против него, Грег будет внешне невозмутим, поскольку привык прятать переживания глубоко внутри. На поминальной службе Грег пел себя сдержанно, однако вечером у себя в квартире, где собрались только мать Натали, Кейти и Майк, он неожиданно безутешно зарыдал, а потом, не справившись с эмоциями, выбежал из комнаты.

Сомнений нет, он любил Натали до безумия, но что означал тот выплеск: выражение скорби или угрызения совести? А может, его порыв свидетельствовал о страхе от перспективы провести остаток жизни за решеткой? Майк ничего не мог утверждать наверняка. Теперь всякий раз, как он вспоминал о том срыве Грега, в голове почему-то всплывал случай со Скоттом Петерсоном[7], который расклеивал объявления с фотографиями своей пропавшей жены, тогда как сам убил ее, а труп бросил в волны Тихого океана.

— Майк!

Голос секретарши по интеркому вывел его из задумчивости. Спохватившись, он ответил

— Да-да, я слушаю, Лиз.

— Пришла Кейти Олдрич. Просит встречи с вами.

— Кейти! Ну конечно! Впусти ее.

Майк вскочил на ноги и, огибая стол, поспешил к двери, куда уже входила стройная девочка-подросток с золотистыми локонами. Он распахнул объятия ей навстречу.

— Кейти, я скучал по тебе.

Он почувствовал, что девочка вся дрожит.

— Майк, я так боюсь... Как ты думаешь, ведь они не приговорят папу?

— У твоего отца хороший адвокат, один из лучших. Теперь все будет зависеть от показаний того пойманного воришки.

— Почему мы не виделись целых полгода?

Кейти искательно заглянула Майклу в глаза. Он подвел ее к окнам, откуда открывался вид на каток Рокфеллеровского центра, и предложил удобное кресло, сам сел рядом в такое же и взял девочку за руку.

— Кейти, это твой папа так решил, а не я.

— Нет, Майк, когда папа позвонил тебе и предложил пока не встречаться, он просто испытывал тебя. Он сам говорил, что если бы ты был уверен в его невиновности, то не поддержал бы такую идею.

Майкл ясно разглядел во взгляде девочки гнев и боль, и ему стало стыдно. Неужели Грег так сказал?

— Кейти, я всего-навсего журналист, и мне нельзя вникать в подробности защиты твоего отца. Если бы я свободно являлся к вам в дом и любое время, я неминуемо бы услышал то, чего мне знать не надо. Я буду неустанно напоминать зрителям, что мы с твоим папой были и остаемся хорошими друзьями, но возобновим наше общение только после окончания судебного процесса.

— Если папу оправдают... — Кейти запнулась. — Когда папу оправдают, мог бы ты так повлиять на общественное мнение, чтобы все поняли: он ни в чем не виноват и его подозревали несправедливо?

— Кейти, люди должны сами прийти к такому выводу.

Она отняла руку и встала.

— Начинается осенний семестр; мне уже пора возвращаться в Чоат[8], но я не поеду. Мы наймем домашнего учителя, и я буду заниматься по программе. Хочу каждый день присутствовать на суде. Папе в такой ситуации нужна поддержка. Жаль, что ты не сможешь тоже поучаствовать в процессе; папа всегда считал, что ты потрясающий адвокат.

Не дожидаясь ответа, Кейти заторопилась к двери и, уже взявшись за ручку, обернулась.

— Майк, желаю тебе собрать большую аудиторию. Если тебе это удастся, то тебе точно дадут премию.

10

К концу недели перед открытием слушания дела Эмили чувствовала сдержанный оптимизм по поводу проделанной предварительной работы. Лето пролетело для нее как в тумане. В июле тем не менее она выкроила недельку и съездила во Флориду к отцу и его жене Джоан, а в августе на пять дней выбралась к семье брата в Калифорнию.

Она была несказанно рада повидать их всех, но ее мысли и на отдыхе то и дело возвращались к предстоящему процессу. Весь июль и август Эмили дотошно опрашивала тех свидетелей, которых собиралась вызвать в зал суда, и их показания прочно отпечатались в ее памяти.

Такая интенсивная подготовка стала для Эмили поворотным пунктом и в принятии гибели Марка. Ей по-прежнему страшно его недоставало, но ее больше не мучила неотступная мысль, когда-то посещавшая по десять раз и день: «Если бы только он жил, если бы только он жил...»

По мере того как перед Эмили проходила череда из восемнадцати свидетелей, ее внимание все больше приковывал образ Грега Олдрича. Он приобрел особую зримость, когда друзья жертвы поведали Эмили о том, как нервничала Натали, проверяя после обеда или ужина звонки и сообщения на мобильнике, где неизменно обнаруживалось одно, а то и больше посланий от Грега с мольбами не губить их брак.

«Я сама не раз видела, как она принималась плакать ни с того ни с сего, — сердито признавалась Лайза Кент, давняя и близкая подруга Натали. — Грег вовсе не был ей безразличен; более того, Натали, конечно же, любила своего мужа. Просто они не совпали в браке. Натали надеялась, что он и дальше сможет оставаться ее агентом, но очень скоро ей стало ясно, что Грег слишком неравнодушен к ней и это станет помехой для постоянных встреч и контактов, пусть даже на деловой основе...»

У Эмили не было повода сомневаться в показаниях Кент.

В пятницу ближе к вечеру, за три дня до начала процесса, Тед Уэсли вызвал Эмили к себе в кабинет. Лишь взглянув на прокурора, Эмили поняла, что тот в приподнятом настроении.

— Закрой-ка дверь, — попросил он. — Хочу поделиться с тобой радостью.

— Кажется, я догадываюсь, — заметила Эмили. — Вы получили новости из Вашингтона?

— С четверть часа назад. Сообщаю тебе первой во всей конторе. Завтра президент объявит о том, что назначает меня генеральным прокурором!

— Тед, вот здорово! Какая честь! Вы в первую очередь заслуживаете эту должность.

Эмили не скрывала своей искренней радости за начальника.

— Тем не менее, спешить мне туда не придется. Слушания в Сенате перед утверждением займут ближайшие несколько недель, и я даже рад, что именно так все сложилось. Мне хочется понаблюдать за процессом над Олдричем; не могу дождаться, когда этот тип загремит в тюрьму.

— И я тоже. Как нам повезло, что Истон запомнил гостиную Олдрича в таких подробностях! Конечно, биография у него небезупречна, но вот интересно, как Мур станет оправдываться на этот раз?

— Также у нас есть звонок с мобильника Олдрича на мобильник Истона. Не представляю, как Мур собирается из этого выкручиваться. — Уэсли откинулся на спинку кресла. — Эмили, не стану скрывать, я выслушал в своем кабинете немало возражений, когда передавал тебе это дело. Я выбрал тебя, потому что уверен: ты готова к такому процессу. Думаю, тебе вполне по силам выиграть его в суде.

Эмили с унылой улыбкой ответила:

— Если бы вы еще подсказали, как можно превратить Джимми Истона, который даже с виду негодяй, в добропорядочного свидетеля, я была бы вам признательна до конца дней своих. Для слушания мы купили ему темно- синий костюм, но, конечно же, он смотрится на Истоне как на корове седло. Я уже говорила вам: в тюрьме во время допроса я заметила, что почти вся вакса, слава богу, сошла с его шевелюры, однако это не сильно изменило нашего свидетеля.

Уэсли задумчиво нахмурил брови.

— Эмили, меня совершенно не волнует, как Истон выглядит. У тебя в арсенале — звонок Олдрича на его мобильник и описание гостиной. Даже если Истон и облажается, эти две улики отмести невозможно.

— Тогда почему Мур довел дело до суда, ни разу не предприняв попытки обсудить с нами возможность снисхождения, даже когда возник этот Истон? Остается только гадать, что у них есть в запасе и сможет ли наш воришка выдержать перекрестный допрос Мура.

— Скоро мы это узнаем, — дрогнувшим голосом отозвался Уэсли.

Эмили сразу уловила перемену в тоне шефа и решила, что понимает причину. «Он переживает, что Олдрича могут оправдать, — подумала она. — И это будет не только мое поражение. Все спишут этот провал на его несостоятельность — ведь именно он поручил мне вести дело. Не лучший способ открыть слушания в Сенате перед утверждением на должность».

Еще раз поздравив Уэсли с назначением, Эмили поехала домой, но рано утром уже сидела в своем кабинете, пересматривая в который раз материалы дела. Оба выходных она задерживалась на работе допоздна.

«Слава богу, что есть Зак», — не однажды отмечала про себя Эмили в течение всех этих дней. Она вспоминала, с какой неохотой поначалу включила его в число своих шапочных знакомых, теперь же испытывала облегчение и была благодарна Заку за то, что он кормил и выгуливал Бесс. Он выручил Эмили, даже когда она на короткое время уезжала на отдых, убедив, что не надо сдавать собаку в питомник. «Мы уже подружились, — как всегда, робко и застенчиво сообщил сосед. — Под моим присмотром ей будет хорошо».

Однако Эмили совсем не понравилось, что в воскресенье вечером, когда она в десять часов, наконец, вернулась с работы, Зак сидел перед телевизором на ее веранде с Бесс на коленях.