Морье Дю - Французов ручей Страница 7

--А что, были и такие случаи? -- понизив голос, спросила Дона.

--Пока нет, -- холодно ответил Годолфин. -- Ни один мужчина пока не убит, ни одна женщина не пострадала. Но не забывайте, что мы имеем дело с французом. Рано или поздно он обязательно совершит какую-нибудь подлость, это всего лишь вопрос времени.

--Да, вы правы, -- с трудом удерживаясь от смеха, произнесла Дона.

Боже мой, до чего же у него напыщенный вид! Нужно срочно что-то предпринять, иначе она рассмеется ему в лицо. Она быстро встала и подошла к окну. К счастью, он воспринял это как желание побыстрей закончить беседу и, торжественно поклонившись, поцеловал ей руку.

--Смею надеяться, сударыня, что вы не забудете о моей просьбе и в ближайшем же письме сообщите своему супругу о моих опасениях? -- проговорил он.

--Разумеется, -- ответила Дона, не допуская и мысли, чтобы Гарри ради каких-то пиратов мчался сломя голову из Лондона, нарушая ее блаженное одиночество.

Пообещав в скором времени навестить его жену и выслушав в ответ новую порцию любезностей, она позвала Уильяма и приказала ему проводить гостя. Годолфин вышел. Вскоре по аллее зацокали, удаляясь, копыта его коня.

. В конце концов, она не за этим сюда приехала. Лучше уж сидеть в , умирая от скуки, чем развлекать беседой всяких напыщенных болванов. Нужно предупредить Уильяма, чтобы никого больше не впускал. Пусть придумает какую-нибудь отговорку: хозяйка уехала, заболела, простудилась, слегла с приступом белой горячки -- все что угодно, лишь бы не встречаться больше с этими годолфинами.

Боже мой, до чего же они, видно, тупы и неповоротливы, эти местные аристократы, если позволяют так нагло себя грабить. Какой-то бандит осмеливается забираться к ним по ночам, шарит в их кладовых, уносит их добро, а они даже не могут ему помешать! Солдат вызвали на помощь -- олухи, тупицы! Нет бы расставить часовых вдоль побережья и назначить круглосуточное дежурство -- француз обязательно попался бы при высадке. Корабль все-таки не дух и не привидение, он зависит от ветра, от течений. Да и матросы его не бесплотные тени. Наверняка кто-то видел, как они высаживались на берег, слышал их голоса, топот ног на набережной...

Спустившись в шесть к ужину -- сегодня он для разнообразия был устроен ею пораньше, -- она не откладывая объявила Уильяму, что впредь он не должен пускать никаких посетителей.

--Я приехала в Нэврон, чтобы отдохнуть, -- пояснила она, -- пожить некоторое время затворницей. И пока я здесь, я никого не желаю видеть.

--Понимаю, миледи, -- ответил он. -- Я допустил непростительную оплошность. Больше этого не повторится. Обещаю, что отныне никто не посмеет вторгнуться в ваше убежище.

--Убежище? Что ты имеешь в виду?

--А разве Нэврон для вас не убежище, миледи? -- ответил он. -- Ведь вы уехали из Лондона, чтобы скрыться от себя самой, надеясь найти здесь покой и утешение.

Она молчала, растерянная и даже слегка напуганная. Затем, спустя некоторое время, проговорила:

--Я вижу, ты неплохо разбираешься в людях. Кто тебя этому научил?

--Мой бывший хозяин, миледи. Он часто беседовал со мной. От него я научился многому: не только разбираться в людях, но и думать, рассуждать, делать выводы. Я уверен, что он тоже назвал бы ваш отъезд из Лондона бегством.

--Почему же ты ушел от своего хозяина?

--При том образе жизни, который он сейчас ведет, миледи, слуга ему, к сожалению, не нужен. Поэтому он предложил мне подыскать другое место.

--И ты выбрал Нэврон?

--Да, миледи.

--Чтобы жить в одиночестве и ловить мотыльков?

--Совершенно верно, миледи.

--Значит, Нэврон и для тебя убежище?

--В каком-то смысле да, миледи.

--А чем занимается твой бывший хозяин?

--Он путешествует, миледи.

--Путешествует? Переезжает с места на место?

--Именно так, миледи.

--Может быть, он тоже хочет от чего-то убежать?

--Может быть, миледи. Он и сам частенько называет свои путешествия бегством. Иногда мне кажется, что вся его жизнь -- это бегство.

--Ну что ж, ему можно позавидовать, -- сказала Дона, срезая кожуру с яблока, -- это удается далеко не каждому. Большинство людей только притворяются свободными, а на самом деле связаны по рукам и ногам.

--Вы правы, миледи.

--А твоего хозяина ничто не связывает?

--Нет, миледи.

--Ты меня заинтриговал, Уильям. Мне даже захотелось взглянуть на твоего хозяина.

--У вас с ним много общего, миледи.

--Может быть, во время очередного путешествия он не откажется заглянуть к нам?

--Вполне возможно, миледи.

--В таком случае, Уильям, я отменяю свое приказание. Если твой хозяин надумает нас навестить, можешь не говорить ему, что я простудилась или лежу при смерти -- я с удовольствием его приму.

--Слушаюсь, миледи.

Она поднялась и, оглянувшись, -- он в это время как раз отодвигал ее стул -- увидела, что он улыбается. Встретившись с ней взглядом, он тут же сделал серьезное лицо и снова крепко сжал свой ротик-пуговку. Она направилась в сад. Воздух был тих, ласков и спокоен; небо на западе разгоралось широкими полосами. Из дома доносились голоса детей -- наверное, Пру укладывала их спать. В такую погоду хорошо было погулять одной, побродить где-нибудь по окрестностям. Она вернулась в дом, захватила шаль, накинула ее на плечи и, миновав сначала сад, потом парк, незаметно дошла до перелаза. За перелазом расстилалось поле. Грязная тропинка привела ее к проселочной дороге, за которой виднелась широкая пустошь, поросшая буйным разнотравьем, а еще дальше, за пустошью, -- море и скалистый берег.

Ей вдруг ужасно захотелось добраться туда, о реке она уже забыла -морской простор неудержимо манил ее к себе. Когда она, наконец, ступила на берег, полого убегающий вниз, в воздухе уже похолодало. Чайки, в это время года обычно сидящие на гнездах, при ее появлении всполошились и подняли отчаянный крик. Дона устало опустилась на каменистый пригорок, поросший пучками колючей травы, и огляделась. Слева виднелась река, широкой искрящейся полосой убегающая к морю -- спокойному, гладкому, отливающему медью и пурпуром в лучах заходящего солнца. Далеко внизу, под скалами, тихо плескались волны.

Солнце, садившееся у нее за спиной, прочертило по воде дорожку до самого горизонта. Дона лежала, погруженная в сладкую, дремотную тишину, и смотрела на море. Неожиданно вдали замаячила какая-то точка. Она быстро росла, приближалась, обретая очертания парусника. Ветер внезапно стих, и парусник на мгновение замер, словно повис между морем и небом -- яркий, легкий, как детская игрушка. Дона различала высокую корму, кубрик, странные наклонные мачты и тучи чаек, с криком вьющихся вокруг корабля. , -- подумала она. Легкий ветерок промчался по склону холма, на котором она лежала, взъерошил гребни волн под обрывом и полетел дальше, к застывшему в ожидании кораблю. Паруса его вдруг наполнились ветром, выгнулись и затрепетали -- белые, чистые и воздушные; чайки стаей поднялись с поверхности моря и закружились вокруг мачт; заходящее солнце позолотило корабль своим последним лучом, и он легко и плавно заскользил к берегу, оставляя позади длинную темную волнистую полосу. Доне показалось, будто чья-то рука внезапно сдавила ей сердце и чей-то тихий голос прошептал на ухо: . Ее охватило какое-то странное чувство -- восторг? страх? удивление? Она повернулась и, вполголоса напевая, улыбаясь сама не зная чему, побрела обратно в Нэврон. Она шла, карабкаясь по склонам, огибая лужи, по- мальчишески перепрыгивая через канавы, а небо над ее головой становилось все темней и темней, вот уже показалась луна, и легкий ветерок, шелестя, пробежал по верхушкам деревьев.

5

Вернувшись, она сразу же легла. Прогулка утомила ее, и она заснула почти мгновенно, не замечая, что шторы раздернуты и в комнату светит луна. Среди ночи она внезапно проснулась, разбуженная скрипом гравия под окном. Было, наверное, чуть больше полуночи -- сквозь сон она разобрала, как пробили часы на конюшне. Шаги под окном насторожили ее: слугам в это время полагалось спать, а не разгуливать по двору. Она встала, подошла к окну и выглянула в сад. От дома на землю ложилась густая тень; человек, прогуливающийся внизу, должно быть, уже ушел -- она никого не увидела. Она постояла, подождала. Неожиданно из-за деревьев, окаймлявших лужайку, выступила человеческая фигура. Незнакомец остановился в квадрате лунного света и посмотрел на дом. Затем поднес руку ко рту и тихо свистнул. Со стороны дома навстречу ему тут же устремился второй человек, до этого, очевидно, прятавшийся под окном гостиной. Он предостерегающе поднял руку и быстро побежал через лужайку -- Дона узнала Уильяма. Она подалась вперед, стараясь не выходить из-за шторы. Локоны упали ей на лицо, сердце лихорадочно стучало -- все происходящее казалось ей подозрительным и загадочным. Задыхаясь от волнения, она нетерпеливо барабанила пальцами по подоконнику. Двое мужчин остановились в пятне лунного света. Уильям, жестикулируя, что-то объяснял собеседнику. Внезапно он обернулся и показал на дом -- Дона испуганно отступила в тень. Мужчины не заметили ее, беседа возобновилась. Незнакомец кинул взгляд на дом и пожал плечами, словно показывая, что ничего не может поделать. Затем оба шагнули под деревья и скрылись в лесу. Дона подождала, прислушиваясь, но они не возвращались. Свежий ветерок насквозь продувал ее легкую ночную сорочку. Она поежилась, отошла от окна и снова улеглась в кровать, но заснуть не смогла: странное поведение Уильяма обеспокоило ее.