Екатерина Лесина - Лунный камень мадам Ленорман Страница 7

– Вы потерялись? – Машка оглянулась на дом, громадина которого нависала над нею. – Или что-то случилось?

Она сошла с желтой дорожки, и под ногами хлюпнула грязь. Отступить? Но как бросить человека в беде? Женщина близко, и дом рядом. Теперь, когда небо посветлело, Машка не потеряется.

– Если что-то случилось, то… – Она замолчала, продираясь сквозь пелену кустарника. Острые ветки цеплялись за одежду, царапали руки.

Хороша она будет, нечего сказать.

– Давайте познакомимся? Меня Марией звать… но меня все Машкой называют…

Белое пятно замаячило впереди.

– А вас?

Женщина стояла на стене.

Белое пышное платье, длинные волосы. Она плакала, закрыв лицо руками. Но стоило Машке приблизиться, и женщина отняла руки, распростерла их в стороны, словно крылья.

– Я…

Ее лицо походило на маску.

– Погодите!

Белое-белое лицо с черными провалами глаз. Женщина прижала к губам палец и покачала головой. Порыв ветра растянул подол ее платья, да и сама она покачнулась, расправила руки, и длинные рукава распластались на ветру. Она сама сделалась похожей на огромную страшную птицу.

– Что вы…

Машка не успела договорить: женщина вдруг покачнулась и исчезла.

– Стойте!

Машка бегом бросилась к стене и, навалившись на нее животом – лазить у нее никогда не получалось, – перегнулась, но тут же отпрянула. По ту сторону стены не было ничего.

Скала. Обрыв.

И черная вода озера, которое, рассвирепев, гнало к острову волны, точно мстило за обиду.

– Куда ты полезла, идиотка? – Машку схватили за шиворот и рывком отбросили от стены. И конечно, она упала. И конечно, упала в лужу.

– Вы… вы… – Машка задохнулась от гнева и растерянности.

Лужа была холодной. Грязной. И глубокой.

Поднявшись, Машка убедилась, что костюм ее окончательно испорчен, да и весь внешний вид… Машка бы такого репетитора на порог дома не пустила!

– Ты чего к обрыву полезла? – тип возвышался над ней и извиняться не собирался.

– Женщина, – Машка всхлипнула, вспомнив о незнакомке в белом. – Там женщина упала… спрыгнула…

– Какая женщина?

Кажется, ей не поверили.

– В белом, – ответила Машка, не в силах отвести взгляд от недовольных серых глаз типа.

А он взял и выругался.

Мышь белая. Синеглазая.

Робеющая под насмешливым взглядом Греты, которая с трудом смех сдерживает. И мышь сутулится, переступает с ноги на ногу, вздыхая громко.

Машка.

Не Мария, и уж точно не Мария Ивановна, но именно Машка, бестолковое создание, которому выпала нелегкая судьба обучать гаденыша английскому.

– Это Маша, – решил представить мышь Мефодий. – Мы немного под дождь попали. Сами знаете, какие здесь грозы.

– Ужасные! – подхватила Софья, которая разглядывала мышь с недоумением.

– Грозы ужасные, лужи глубокие… – Грета все же рассмеялась. – Феденька, ты ее что, за волосы волок?

– Я упала, – тихо произнесла мышь.

– Милочка, – холодный взгляд Греты резанул по ней, заставив отпрянуть. – Вас никто не спрашивает. Будьте добры усвоить сразу: в этом доме прислуга не вступает в разговор с хозяевами.

– Это с тобой, что ли? – Софья все же приняла решение. – Не слушай ее, милая. Грете нравится выдавать себя за хозяйку. А на самом деле…

– Что на самом деле?

Ссора закипала. И мышь с несчастным видом повернулась к Мефодию, словно у него искала поддержки. А ведь девчонка промокла до костей, и трясется она не столько от страха, сколько от холода. В синих глазищах – недоумение и обида. Другой встречи ожидала?

Пусть погодит немного. Мефодий хотел кое-что прояснить.

– Грета, а почему у тебя волосы мокрые? – спросил он.

– Что?

– Волосы, спрашиваю, почему мокрые. И у тебя Софочка? Вы что, вместе душ принимали?

Софья фыркнула от этакого предположения. А Грета рассмеялась.

– А что, сердишься, что тебя не позвали?

– Отвечайте.

– Я плавала. А Софья…

– Я в саду была. Читала… а потом как дождь налетел…

Читала? Допустим, Софья иногда брала в руки книгу, но вот погода с самого утра не располагала к прогулкам. Лжет?

– Книга такая интересная попалась… я в беседке засиделась… а там уже небо темное… громыхает – жуть…

Точно, лжет! Поэтому и топит ложь, наворачивая поверх нее узоры из слов.

– А я в душе был, если интересно, дядя Федя, – отозвался поганец, спускаясь. Он ступал медленно, вальяжно, всем своим видом демонстрируя, что он – совершенно точно к хозяевам относится. И вырядился же… брюки со стрелками, белоснежная рубашка под запонки, галстук и то нацепил.

Но надо же, как своевременно все решили уделить внимание водным процедурам. Только у Стаси, забившейся в угол, волосы были сухими. И что это доказывает? А ничего. Мышь никого не узнала, и выходит, что версия с нанятой актрисой имеет право на жизнь? Или действительно призрак?

Чушь. Ко всему непонятно, почему дама в белом показалась Машке. Та ведь только-только на остров ступила. И умирать, сколь подозревал Мефодий, не собиралась.

– Это Гришенька, – Софья схватила сына за руку и подтолкнула к мыши. – Вернее, Григорий. Вы будете с ним заниматься, хотя…

Она скривилась.

– Сомневаюсь, чтобы вы могли его чему-то научить.

Мефодий тоже сомневался, но по другой причине. По его мнению, поганец был совершенно необучаем.

– Гришенька очень талантливый юноша…

– Я рада познакомиться, – сдавленно произнесла мышь.

– Позже порадуешься. – Мефодий стряхнул с волос капли воды и поднял баул, ничуть не более чистый, чем его хозяйка. – Идем.

– Федя! Не по парадной лестнице же! Она…

Грязная и несчастная девчонка, и отчасти в ее неприятностях виноват Мефодий. Ну да, силу не рассчитал. Но он испугался, увидев, как эта ненормальная, перевесившись через стену, нависла над пропастью. А ведь оставил на крыльце. Она же, хлопнув длиннющими ресницами, стала лепетать что-то о женщине, которая спрыгнула со стены. О той самой женщине в белом, которая показывается лишь обреченным на смерть.

Но почему мышь ее увидела?

Или расчет был на другое? Допустим, актриса поджидала Мефодия, чтобы перед ним разыграть очередное представление, а появилась мышь. И что оставалось делать?

Странно.

И чем дальше, тем странней. Теперь к злости добавился азарт: Мефодий поймает эту циркачку, и тогда…

– Простите, пожалуйста, – Машка застыла на вершине лестницы.

– Что?

– Ковер, – она указала на светлую дорожку, которая укрывала пол в коридоре. – Он чистый, а я…

Грязная. Белые волосы вымокли и повисли печальными сосульками, тушь расплылась, тени потекли. И колготки на коленках порвались. Что ботинки, что серый костюм, аккуратный, хоть и явная дешевка, были покрыты грязью.

– Вдруг потом не отмоется?!

И девчонка смотрит с такой тоской, словно уже оплатила чистку разнесчастного ковра из собственного кармана.

– Не отмоется – куплю новый.

Сам Мефодий был ничуть не чище, и, честно говоря, больше всего ему хотелось остаться в тишине своей комнаты, запереть дверь от гостей, которые всенепременно объявятся, и раздеться. А потом – душ, горячий чай, можно с коньяком, и постель.

Опять до рассвета засиделся, а до победы над бумажными горами было пока далеко.

– Идем, – он взял девчонку за руку, тоненькую такую теплую руку, и удивился тому, до чего узкая у нее ладошка, а пальцы хрупкие. И ноготки короткие, подпилены аккуратно.

Это Грета вечно с когтями рассекает.

А Софья пытается ей подражать. Вот только одна ногти наращивает, и в хорошем салоне, а другая предпочитает покупать накладные, дешевенькие, кислотных расцветок.

– В общем, так, дорогая моя, – Мефодий шел по коридору, прикидывая, куда бы поселить мышь. Лучше бы подальше от мелкого гаденыша, уж больно скользкий у того был взгляд. А девчонка молоденькая, наивная. Не вышло бы беды… и от Греты ее убрать надобно. У той язык, что жало.

Рядом со Стаськой? Та тихая, тише остальных, но слегка подвинута на сверхъестественном. Напугает еще, особенно прознав, что Машка видела женщину в белом.

Мефодий фыркнул: нет, вот незадача. В доме множество комнат, а новенькую поселить негде!

И все-таки он остановился перед дверью.

– Жить будешь здесь, – дверь была открыта, но с внутренней стороны имелась щеколда. – На ночь запирайся.

– Почему?

– По кочану.

У гаденыша может возникнуть новая гениальная идея, последствия которой придется расхлебывать Мефодию.

– Если я сказал запираться, то ты так и поступаешь.

Мышь кивнула.

– Вещи свои сама разберешь или помощь прислать?

– Сама, – пискнула и к баулу потянулась, словно опасаясь, что Мефодий его с собой утащит.

– Вот и умница! Сейчас переодевайся, сходи в душ…

Комната к гостевым не относилась, поэтому и санузел при ней имелся.

– Я велю подать чай… обед через час. Спустишься вниз, там со всеми и познакомишься. Машка…

Она замерла, глядя на него голубыми глазищами. Вот же чудо, хоть ты хватай ее в охапку и вывози с острова. Заклюют же!