Ирина Глебова - Честь дома каретниковых Страница 7

«Да они оба навеселе! — мелькнула у Насти догадка. — А где же батюшка?» И даже не поведение брата, а именно этот вопрос заставил ее испуганно схватить Костю за руку.

— Гляди!

Он повернулся, и тут же они оба увидели, как к тому столику через зал, слегка покачиваясь и улыбаясь, идет Иван Афанасьевич. Но вот лицо его исказилось: он увидел и движение Андрея к женщине, и ее зазывные жесты. Еще два шага, и Каретников сильно толкнул сына в грудь, а женщине, крепко взяв за обнаженную руку у плеча, что-то стал выговаривать. Но она, продолжая смеяться, потянула его к себе, крепко поцеловала прямо в губы, и когда отпустила, он уже расслабленно и умиротворенно плюхнулся на стул.

Настя испуганно повернулась к Константину. Он тоже смотрел в сторону Каретниковых, взгляд был жестким, рука под Настиной ладонью напряглась.

— Костя! Давай уйдем! Я боюсь, сейчас нас увидят!

В первые секунды молодой человек словно не расслышал ее лихорадочного шепота. Но вот он перевел дыхание, улыбнулся и погладил руку девушки.

— Не бойся. Мы здесь в стороне, в полумраке. И ты так необычно выглядишь… Если станем уходить, суетиться, наоборот — привлечем внимание. Подождем…

Его уверенный голос Настю успокоил. Теперь она более внимательно разглядывала троицу.

— Значит, батюшка и брат тоже здесь остановились? Вот так совпадение! А кто же эта женщина?

Костя искривил губы. В этой усмешке было что-то недоброе — насмешка? Или злость? А может, девушке просто почудилось? Ведь он, как бы смущаясь, отвел глаза, спросил: — Разве ты ничего не слыхала? Там, дома, в Вольске?

И тут Настя вспомнила: обрывки разговоров служащих, скабрезные смешки конюхов, полунамеки знакомых… Да, у отца были женщины, и последнее время одна содержанка. Щеки у девушки полыхнули от догадки, но, как ни странно, ее неудержимо потянуло оглянуться, посмотреть.

Она обернулась. Отец сидел, обхватив женщину рукой за спину, положив голову на ее обнаженное плечо. Он говорил, но она смотрела поверх, на Андрея. Брат тоже глядел на нее, вольно развалясь на стуле, глаза его были соловые, шальные. От этой картинки Насте стало не по себе, шевельнулось тяжелое предчувствие.

— Вот, значит, она какая… Но при чем здесь Андрюша? Что она от него хочет?

— Я бы тоже хотел это знать… — тихо сказал Константин.

Настя не успела удивиться этим его странным словам, как он вдруг схватил ее за руку:

— Они уходят! Не поворачивайся: идут мимо! Посиди и подожди меня. Я прослежу — где они живут…

Конечно, Настя знала, что отец и брат тоже поехали в Саратов. Но Иван Афанасьевич, часто разъезжая по делам, по возвращении рассказывал о богатых домах своих компаньонов и друзей, где его радушно принимали. Тем более что и к ним часто наведывались товарищи отца, гостили. И девушка не сомневалась, что и этот раз он будет жить в чьем-то доме. Теперь она с горечью подумала: «Наверное, он всегда нас обманывал, а сам вот так, по отелям, с женщинами… И Андрюшку приучает…»

Костя вернулся, сел напротив, покачал головой.

— У них три номера на втором этаже, рядом с твоим.

Она не удержалась, охнула, прижав ладони к щекам.

— Костя, милый! Давай сейчас же уедем в другой отель!

— Я подумал об этом, но потом понял: лучше не суетиться. Так вернее. Мы завтра все равно уедем. А ты вернешься в номер и выходить не будешь, ни сегодня, ни завтра. Я сам все сделаю, что нужно.

— А если тебя увидят?

— Я буду очень осторожен. А если и увидят, то ведь про то, что мы вместе, они еще не знают.

Однако испуг ее не оставлял.

— Номера рядом! Вот сейчас пойдем, и с кем-нибудь столкнемся.

— Ты забыла, что твой номер за поворотом. Мы пройдем к нему запасной лестницей.

Длинный коридор второго этажа, по левую сторону которого располагались двери номеров, оканчивался поворотом и тупичком. Именно там, за углом, в небольшом ответвлении и находился единственный номер — Настин. Дальше, за стеклянною дверью, поднималась вверх и опускалась вниз лестница запасного хода. Тихое было место.

Выйдя из ресторации, Настя и Константин прошли по коридору первого этажа, свернули в такой же тупичок к такой же застекленной двери. Она, к счастью, оказалась открытой, как и дверь на втором этаже. И все ж девушка облегченно вздохнула, лишь оказавшись в своей комнате. Костя притянул ее к себе на грудь, зарылся лицом в волосы.

— Отдыхай, Настенька, ни о чем не беспокойся.

Как ей хотелось, чтобы он почувствовал всю ее нежность и доверие! Защитник, опора… И вправду, с ним не стоит ничего бояться!.. Если бы Костя сейчас захотел остаться у нее, она бы согласилась… Но он отстранился, коснулся губами лба:

— Жди меня завтра.

У двери Настя его слегка задержала:

— Скажи, а кто в какой комнате?

— Сразу за углом, первый номер от тебя, — Ивана Афанасьевича. Следующая дверь — Антонины…

— Ты знаешь, как ее зовут?

— Заглянул у администратора в книгу жильцов. Мещанка Антонина Мокина.

— А Андрюша с отцом?

— Нет. У него отдельный номер, третий от угла.

На этом они и расстались. Уснуть Настя смогла лишь под утро — тревожным сном, полным сумбурных, пугающих сновидений. Кошмары эти оказались пророческими. Следующий день стал самым страшным в ее жизни.

Глава 7

Утром Константин осторожно спустился в ресторан и заказал завтрак на двоих в 24-й номер, к Насте. Потом, приказав ей оставаться в номере тихо и безвыходно, сам ушел в город по загаданным делам. Чего только Настя не передумала за долгие, как ей казалось, часы одиночества! Даже решила было выйти, показаться отцу, поговорить с ним откровенно и попрощаться по-людски. Она понимала, что теперь знает нечто, что, возможно, усмирит ее своенравного и вспыльчивого батюшку. Эта женщина — Антонина Мокина. Узнай все матушка…

Но тут-то Настя призадумалась. В таком ли уж неведении Мария Петровна? Если даже она, дочь, кое-что слыхала… И, похоже, Иван Афанасьевич не слишком печется о тайне, не очень опасается разговоров. Вон, сына посвятил…

Нет, чуть не совершила ошибку Настя. И все же ей так хотелось хотя бы еще разок увидеть своих родных! Чуть заслышав из коридора шум, она подбегала к двери, приоткрывала ее. Несколько раз, замирая, выходила на ковровую дорожку коридора, скрадывающую шаги, выглядывала из-за угла. И увидела-таки, как, шумно открыв дверь, вышел из своего номера Иван Афанасьевич, близко — рукой дотянуться! Он уверенно пошагал к выходу, она, замерев, глядела ему вослед.

Вернувшись в комнату, Настя полуприлегла на удобном диване, поджала ноги, положила голову на валик. Она думала о брате. Содержанка отца — теперь ей это было совершенно ясно — соблазняет Андрюшу. Нагло, открыто, даже батюшка это заметил, только она умеет его отвлечь, обхитрить. А Андрей совсем мальчишка, неопытный, глупый! Он, конечно, поддается ей. Ведь о последствиях он задумываться не привык, всегда за него думали и решали другие. Но она же рядом, она все видит и понимает! Сколько раз выручала брата, надо выручать и сейчас!

Теперь Настя не колебалась. Вышла в коридор, вновь осторожно глянула из-за угла. Батюшка ушел один. Дай Бог, чтоб Андрюша был у себя! Он-то ее не выдаст. Она предостережет его, брат всегда ее слушался. Да и попрощаются заодно. Третья от края комната…

Когда Настя взялась за ручку и подалась вперед, прислушиваясь — есть ли шум в комнате, — дверь легко отворилась. Она оказалась не заперта. Бесшумно ступив в прихожую, девушка теперь услышала голоса. Она было отпрянула в испуге, но тут же поняла, что второй голос — не отца. Говорила женщина. Тогда Настя так же неслышно подошла к тяжелой портьере, отделявшей прихожую от входа в комнату, чуть раздвинула темный бархат. Не любопытство, а поднимающийся в груди гнев толкали ее вперед. Этой женщины ей нечего было стесняться! Зачем она в комнате у брата? Что ей нужно от мальчишки?

Как ни полна она была решимости, все же увиденное заставило ее замереть, испуганно сжаться. Дыхание перехватило… На таком же, как и у нее в номере, диванчике Антонина и Андрей почти лежали. Шнуровка ее и без того открытого платья была распущена, груди — крупные, с торчащими сосками, обнажены. Белокурая голова Андрюшки неумело, но жадно тыкалась в ее груди, вот он схватил губами сосок, впился в него, застонал. Женщина прижала его голову к себе сильнее, вновь заговорила жарко и нежно:

— Андрюшенька, сладкий ты мой, милый! Наконец-то понял, а то все шарахался. Целуй сильнее, сильнее!.. Ты еще не знаешь, как нам будет хорошо!..

От ее пошлых слов, а больше даже от звука голоса — тягуче-похотливого, — горячий поток крови ожег Настю. Ей хотелось убежать, но, словно завороженный кролик, она стояла, не смея шевельнуться. Андрей, не отрываясь от женского тела, мычал, руки его елозили по широким юбкам. Она тоже обнимала, гладила его — по плечам, обтянутым тонкой белой рубахой, наполовину расстегнутой, по спине. А потом ее руки поползли ниже. И тут Настя наконец отшатнулась от портьеры. И в ту же секунду услышала тяжелые шаги по коридору и узнала их, знакомые с детства…