Юрий Волошин - Гладиатор Страница 7

Иван нервно пожевал нижнюю губу.

- Чего он хочет, сука? - спросил Иван не столько Андрея с Кузьмичом, сколько самого себя. - Чтоб я к нему вышел? Я выйду. Один хрен, хуже не будет.

Как был, с пистолетом в руке и автоматом на шее, Иван вышел из-за служившей ему укрытием скалы, но тут же вернулся обратно.

- Чего, Ваня? - спросил Кузьмич, вскидывая автомат. - Пальнуть?

- Стой, Кузьмич! - Иван положил ему руку на плечо. - Не дергайся. На него посмотри... Мне тоже голышом надо идти.

Чеченец у воды даже не шелохнулся, когда Иван сначала вышел из-за скалы, а затем спрятался опять. Он все так же сидел, не сводя взгляда с камня у ручья. Ивану лишь показалось, что он слегка усмехнулся.

- Смеешься? - оскалился Иван. - Смейся, козел черножопый...

Он невнятно бормотал ругательства, стаскивая с себя автомат и изодранную в клочья форменную куртку, сваливая в кучу за камнями планшет с замусоленной картой, связку автоматных рожков, фляжку. Иван остался, как чеченец, в брюках и сапогах, без оружия. Он вышел из-за укрытия и выпрямился во весь рост. Ни одного выстрела с чеченской стороны не последовало...

- Смейся, смейся-смейся... - продолжал бормотать Иван, шагая к сидящему на камне чеченцу.

Не дойдя до камня трех шагов, он остановился, вглядываясь в невозмутимое лицо. Чеченец сделал первое за все это время движение - повернул голову в сторону Ивана и смотрел теперь на него с тем же спокойствием, той же отрешенностью, с какой только что смотрел на неживой камень.

Иван стоял молча, не зная, что делать дальше.

- Сядь, - сказал чеченец. - Что стоишь?

Иван сел на камень напротив чеченца и оперся руками о свои колени. Они некоторое время смотрели друг другу в глаза. Иван, как ни старался, не мог проникнуть в душу этого человека, прочитать его мысли.

- Я вэликий воин. Я с дэтства убиваю врагов. Я убил восэмдэсят русских. Троих я убил голыми руками. - Чеченец показал Ивану свои руки, как нечто особенное.

Иван в ответ лишь хмыкнул чуть слышно. Он никогда не считал, скольких убил голыми руками. Наверное, столько же, сколько этот черножопый хвастун убил всего, а может, и побольше. Но Иван молчал, не понимая пока, к чему клонит чеченец.

- Я мог бы убить вас всэх. Но вы - здоровые и сильные мужчины. Вы можэте много работать, если захотите остаться в живых. За вас дадут много дэнэг. Мнэ жалко портить товар.

Иван упорно молчал, не доверяя ни единому слову.

- Я нэ знаю, что дэлать с тобой и твоими людьми, - сказал наконец чеченец и своими словами немало удивил Ивана. В суть этой фразы Иван поверил. Он-то думал, что это его отряд находится в безвыходном положении. Так оно, конечно, и было, но, оказалось, само их заточение в каменном мешке составляло проблему и для чеченцев.

- Я нэ могу вас убить. Я нэ могу вас отпустить. Что мнэ дэлать, э-э?

Иван опять промолчал - ждал, что будет дальше. Что-то будет, он чувствовал. Не мог чеченец прийти просто так, потрепаться. Он что-то придумал.

- Ты нэ можешь уйти, - продолжал чеченец. - Ты попал в капкан. Сдавайся. Я нэ убиваю тэх, кто сдался.

- Я не могу сдаться, - покачал головой Иван, - не умею. Мы не сдадимся. Не можем уйти, говоришь? Ну что ж... Нам и там неплохо.

Иван кивнул на ущелье, в котором была заперта его группа.

- Мы пока там посидим. Патронов у нас навалом. Воды тоже хватит. - Иван поднял камушек, швырнул в ручей.

Чеченец опять еле заметно усмехнулся.

- Мой народ нэ воюет с сусликами. Воины нэ сидят в норе. Воины выходят на бой.

Иван тоже улыбнулся - зло, вызывающе.

- Сами вы суслики. И в норе сами сидите. Хуже сусликов - шакалы. Взять нас не можете. Боитесь.

- Мой народ нэ боится воинов. Я умэю драться. Я нэ умэю ловить трусливых мышей. Выходи из своей норы. Я буду драться с тобой. Эсли умрешь ты - твои люди сдадутся. Эсли умру я - мои люди уйдут. Думай, кто ты - суслик или воин?

Чеченец встал.

- Чэрэз дэсять минут, - сказал он.

Иван тоже встал.

- Я буду с тобой драться, - ответил он. - Но ты же обманешь. Я не верю тебе.

- Нэ вэрь сэбэ. Эсли я обману - ты эбал мою мать. Я слово давал. Ты слово давал. Что эще, э-э?

- Хорошо, - кивнул Иван. - Через десять минут.

"Суслик, говоришь? - думал Иван, идя к своим. - Посмотрим, какой ты воин, азиат хвастливый. Может быть, и не обманет. Ребятам-то все равно хуже не будет, даже если он убьет меня. Их положение не изменится. Но этого быть не может - я убью его".

Для Ивана принятие предложения чеченца было лучшим выходом из ситуации. Оно освобождало его от необходимости решать проблему выхода из ущелья: "...По крайней мере, на какое-то время. Если чеченец меня убьет, решать, что делать дальше, будет уже кто-то другой. Скорее всего - Андрей. Если победа будет за мной, тогда посмотрим... Может быть, и не обманет азиат, уйдут его люди. Хотя - коварные они, суки..."

- Ну что, командир? - спросил Кузьмич, едва Иван оказался в укрытии и сел, привалившись спиной к скале.

- Сусликами нас обзывает. Я покажу ему сусликов... Андрей, что там с ребятами?

- Ждут ребята. Пострелять рвутся.

- Попридержи их. Зря под пули не подводи... Я сейчас выйду, один на один, с этой черной обезьяной. Он слово дал, что нас выпустят отсюда, если я его убью.

Андрей схватил его за плечо.

- Ты дурак, Ваня. Если ты его убьешь, в тебя тут же килограмм свинца всадят... А если он тебя - на хрен нам такой расклад нужен? Я тебя не пущу.

- Молчи, Андрюша... Я должен идти. Понимаешь? Должен. Я себя уважать не буду, если не пойду. Жить не смогу, Андрюша...

Андрей молчал, глядя на камни под ногами. Кузьмич крутился за укрытием, поглядывая то в чеченскую сторону, то на Ивана с Андреем.

- Все, ребята, мне пора, - сказал Иван. - Держитесь тут...

Он стиснул зубы и сделал первый шаг из-за обломка скалы в сторону чеченцев. В ту же секунду на противоположной стороне каменной площади появилась фигура чеченца.

Они сходились медленно, приглядываясь друг к другу, как два зверя, готовые вступить в схватку. Иван забыл, что за спиной чеченца остались его вооруженные до зубов головорезы, что они могли в любой момент открыть пальбу. Он не думал об этом - просто выбросил из головы. Сейчас перед ним стояла одна задача, была одна цель - убить этого мужчину-чеченца, убить на его земле... Отобрать у него право на эту землю, право на жизнь. Хотя какая тут земля? Голые камни. Да и зачем она нужна была Ивану? Он и сам не знал. Но древний инстинкт требовал - в бою выяснить, кто хозяин на этом зажатом среди скал клочке пространства. И толкал Ивана вперед, наполняя его мускулы силой, а голову - всеми вариантами атаки, какими только он владел...

Для победы в рукопашной схватке важно одно - знать, каким оружием располагает противник... Ни у Ивана, ни у чеченца не было копий, мечей, крепких сеток, остро заточенных трезубцев - всего того, чем мужчины в древности убивали друг друга на полях сражений, на гладиаторских аренах, в пьяных драках или при разборках из-за женщин. Не имелось даже ножей, не говоря уже об огнестрельном оружии. Только их собственные тела, которые они должны были сделать орудиями убийства. Если у противника нет иного оружия, кроме рук и ног, главное - выяснить, как он умеет их применять. Если ты знаешь о противнике все - ты его победил. Так учили Ивана в лагере спецподготовки, и он не раз убеждался в справедливости этого утверждения...

...Иван не знал о своем враге практически ничего. Лишь то, что боец, по-видимому, опытный - раз предложил Ивану встретиться один на один. Но какими приемами он владеет, чего именно следует опасаться? И самое важное, - чего он не умеет? Где его слабое место?.. Противники остановились шагах в четырех-пяти друг от друга и посмотрели в глаза, стараясь внушить страх, победить взглядом. Иван не мог представить себе, что выражал его собственный взгляд, но не сомневался - это все, что угодно, только не страх. И еще Иван был уверен - там не отражалось даже малейшего сомнения, даже намека на то, что он, Иван, может быть побежден... Взгляд победителя, брошенный им на противника за несколько мгновений до победы.

Глядя в глаза чеченцу, Иван интуитивно почувствовал, что схватка будет короткой, очень короткой. Глаза его врага были непроницаемы, темны... Чеченец сознательно тушил их блеск, не пуская взгляд Ивана вглубь, скрывая что-то от него. Иван вдруг понял, что чеченец его боится. Вряд ли он боялся Ивана осознанно, вряд ли признался бы в этом самому себе, но чувство страха в нем жило, и Иван это уловил.

Страх! Великое чувство, спасающее человеку жизнь и толкающее его на гибель. Дающее человеку энергию и парализующее его волю. Страх - это спасение или смерть. И тут не угадаешь, что ждет тебя через мгновение, твой страх сам выберет тебе судьбу. Иван понял это давно, еще на спецтренировках, когда их учили преодолевать трех-четырехметровые пролеты между крышами домов. Те, кому страх мешал набрать нужную скорость перед прыжком через зияющую впереди пропасть, срывались вниз с высоты восьми-девяти этажей, не имея никакой страховки. А ты должен был прыгнуть следом, сразу, когда еще не успел затихнуть внизу вопль сорвавшегося, и забыть о своем страхе, чтобы не повторить его ошибки... Сорвавшиеся - это был "брак", неудачники, не сдавшие теста или экзамена, а у "брака" в лагере спецподготовки одна судьба "естественная убыль", как писали в отчетах начальники. Из лагеря существовал только один путь - в профессионалы.