Яна Розова - Мост над черной бездной Страница 7

– Работа ради работы не имеет смысла, – туманно ответил Паша. Он взял у дрожащей от негодования Элли бутылку и сделал пару глотков, потом продолжил: – Работать надо для себя, для души – за деньги или за славу, но всегда только из интереса. У меня интересов в жизни нет, поэтому я не работаю. Но они были, эти интересы. Благодаря моим родителям. А уж почему эти интересы вдруг исчезли – это мое личное дело.

– У таких, как ты, всегда есть оправдания, – с презрением сказала Элли. – А как ты оправдаешь то, что бросил свою беременную жену?

– Я не ищу оправданий… – начал он, но Элли его перебила:

– Ты свободен!

Пашка встал. Он был рад, что все так получилось, – вполне естественно. Надо было возвращаться к Яне, надо было принимать решение.

– Спасибо, – сказал без иронии бывший сыщик.

Невозвращение

В Гродин Седов вернулся с тяжелым сердцем. Ему казалось, что для принятия решения потребуется только время. Он очень рассчитывал, что соскучится по Яне, что придет к простому и ясному осознанию того факта, что без нее его жизнь – растянутое во времени самоубийство – отвратительна. Жизнь не обязательно должна быть пронизана смыслом, как парча золотыми нитями, убеждал себя Пашка, пока ехал в автобусе. Все это чушь. Миллионы людей живут без всякого золота, просто живут, потому что родились и еще не умерли. Разве этого мало?

Но все в нем бунтовало против такого решения, и в итоге малодушие победило: Павел Петрович решил взять еще один тайм-аут – подумать. Правда, он и сам не знал о чем.

Ключ от своей квартиры он нашел в трещине деревянного подоконника. Это было секретное место, в котором они с Яной оставляли его, потому что ключ давно осиротел, его близнецов Паша растерял. Квартира встретила пустотой, его вещи лежали на полках шифоньера, Яниных вещей не было.

Паша полез в холодильник, нашел водку. В шкафчике под раковиной на кухне – картошку. Эти два продукта и составили его ужин. Вечер он провел у компьютера, читал новости, искал интересненький боевичок онлайн. Только нашел его, как уснул.

Утром принял душ, с тоской доел вареную картошку и вышел на улицу. Он собирался ехать к Яне.

Паша шел к остановке, не глядя по сторонам, потому что глядеть было особо не на что: промышленный район, куда он перебрался после продажи своей квартиры, представлял собой унылую картинку. Его, как из спичечных коробков, поставленных на попа, собрали из унылых панельных многоэтажек, хорошо еще, что архитектурный позор людей прикрыла деревьями природа, иначе тут каждый выл бы волком с утра и до вечера.

И вдруг взгляд Паши уперся в красный зад «мерседеса»-кабриолета.

Рядом прогуливалась Элли. Несмотря на свой скромный наряд – спортивные брючки и пуссер, – на фоне местных женщин она выглядела иноземно.

– Паша, ты сможешь со мной поговорить? – Она почти побежала к нему, а добежав, застыла как вкопанная. – У меня, кажется, неприятности. Ты очень мне нужен!

Отчего-то Пашке было трудно ей отказать.

Элли предложила поговорить в кафе, а по дороге передала Пашке свой разговор с Софьей Владимировной. Как только Паша ушел, потенциальная теща позвонила Элли, назвала ее похотливой старухой, велела покаяться в церкви и вернуть соблазненного мужчину его невесте. Софья Владимировна считала, что Элли удерживает жениха Яны деньгами и выпивкой. Она упомянула, что Яна находится в Курортном, потому что надеется на Пашино возвращение.

Комментировать заявление Яниной матери Паша не стал – какая ему разница, что она говорит? Однако было ясно, что Софья Владимировна пытается защитить дочь, а значит, дочь эта страдает. Он подумал, что попросит Элли добросить его до Курортного. Яне не стоило и дальше оставаться у матери, а их общая проблема нуждалась в скорейшем разрешении.

Элли выбрала кафе с летней площадкой, запрятанной во дворе ресторана. Она пожелала «Мохито», Пашка выбрал кофе покрепче.

– Итак?… – спросил он.

– Итак, вчера приезжал Никита, и ему тут же подбросили анонимку! – Она сделала большие глаза.

– И что в этой анонимке?

– В ней написано, что это я убила Артура.

– А кто сказал, что Артур убит? Он же покончил с собой.

– Никита сказал…

Закурив, Элли пообещала:

– Я покажу тебе эту анонимку, она у меня дома.

Сообразив, что от дома Элли он за полчаса доберется до Яны, Седов сел за руль красного «мерседеса», и они с Элли полетели по гладкой и горячей дороге в сторону Курортного.

Видя, что план ее работает, Элли совершенно успокоилась и стала щебетать: зря она плакала – развод практически не отразился на образе ее жизни. Никита подписал с ней договор о намерениях: он планировал оставить ей дом и гарантировал пожизненную выплату алиментов. Условие бывший муж выставил только такое: каждое лето дети должны приезжать к ней, и она должна о них заботиться.

– И для чего ему развод? – слюбопытничал Паша.

– Он женится, – фыркнула Элли. – Его невеста беременна двойняшками.

Седов заметил:

– Плодовит.

Элли плачет

В доме Элли Паша прежде всего осмотрел записку-анонимку и все компьютеры мажоров. «Я знаю, что Элли убила Артура» – таково было содержание кляузнического текста.

Найти нужный файл в памяти одной из машин он особо не рассчитывал: если документ просто набрали в редакторе, распечатали и следом уничтожили – он утерян навсегда, но если его сохранили, а потом переместили в папку «корзина», то шанс оставался. Впрочем, Паша знал, что ничего он не найдет.

Принтеров в личном распоряжении перцевских отпрысков не имелось, но Седов, в свое время организуя виртуальные сражения, наладил сеть внутри дома, и каждый мог направить со своего компьютера текст на печать. Единственный печатающий агрегат стоял в комнате экономки. Паша распечатал для образца набранный им самим текст и сравнил с бумажкой, которую принесла Элли.

Сомнений в том, что оба документа вышли из одного принтера, не было. Доказательством тому служила размазанная вертикальная полоса, свидетельствующая о том, что картридж принтера нуждался в обновлении.

– Анонимку написал кто-то из домашних. Записка начинается со слова «Я». Значит, автор – большой эгоист, – сообщил сыщик, улыбаясь чуть лукаво. – И если ты действительно не убивала, значит, писал еще и отъявленный врунишка. Заявляет, что «знает», а на самом деле не знает ни черта!

– Кто-то из детей?

– Кто-то из врунов и эгоистов.

– Они все вруны и эгоисты, – заключила Элли.

Седов неопределенно развел руками.

– Тебе не о чем волноваться, – сказал он. – Я обещаю, что полиция не обвинит тебя в убийстве Артура. Тем более что позапрошлой ночью мы с тобой вместе были в ресторане, а потом – здесь. Ну, я пойду!

– Нет! – взмолилась Элли. – Не оставляй меня сегодня одну! Дети ночуют у Никиты в его гродинской квартире, у Тамары выходной. Я тут с ума сойду!

Паша, не слушая ее, направился к воротам. Тогда Элли разрыдалась. Она выглядела несчастной и даже старой, чего никогда себе не позволяла, и Пашка, ругая себя последними словами, уступил.

В гостиной он по-хозяйски достал из бара бренди, сигары, вышел во двор и уселся перед бассейном встречать вечер. Элли расположилась на соседнем шезлонге.

– Почему ты столько лет оставалась женой Никиты Перцева? – спросил Паша. – У него было столько женщин, но он с тобой не разводился, почему? И почему сейчас решился на развод?

– А ты разве сам не заметил, что я необыкновенная женщина? – спросила Элли.

– Заметил, – не поддаваясь на ее кокетливый тон, ответил Паша.

– На эту тему, почему мужчины одних женщин бросают, а других – нет, можно книги писать. В моем случае ключевое слово – «равнодушие».

– В смысле?

– Я выходила замуж за Никиту просто потому, что так было лучше. Мне было тридцать, я была в разводе, работала декоратором в Гродинском академическом, получала копейки. От тоски стала пить. Частенько – прямо в театральном буфете, хоть это было и недешево. И вот я, пьяная, сижу с умным видом, чтобы не казаться самой себе жалкой, а тут подходит мужчина и говорит: хватит вам пить, лучше родите-ка мне дочку!

Она рассмеялась, то ли язвительно, то ли жалобно.

– А я его послала! Иди, говорю, отсюда. Сам себе дочку рожай! Но он не обиделся, а присел рядом, стал объяснять: «Да я серьезно, собираюсь жениться, нечего смеяться.» Проводил домой, взял номер телефона, позвонил на следующий день…

Элли поправила локон над ушком, улыбнулась, глядя в окно.

– Никита – это не человек, а паровоз, локомотив. Остановить его, если ему чего-то надо, невозможно. Он возьмет свое. Не мытьем, так катаньем. И в итоге – я вышла за него замуж! Я даже пить бросила. Временно… Родилась Наташка. Мы жили вполне нормально, денег с каждым днем становилось все больше, уехали в Москву. Я знала, что у него были женщины, знала даже, что есть и внебрачные дети, но какое мне до них дело?!

– Но сейчас-то он хочет развода!