Екатерина Гринева - Продавец иллюзий, или Маска страсти Страница 7

Вода заливается в уши, в горло… я взмахиваю руками и ногами, внезапно ставшими тяжелыми… я тону, передо мной мелькают картины жизни – вот я собираю клубнику в деревне, вот моя мать… ее лицо четко всплывает передо мной. А затем – другое лицо… Вадима… ночь, тесная комната, его тело, и на губах – привкус талой воды…

Как выпитое шампанское, мне в голову ударяет вся моя прошлая жизнь, и я начинаю энергично двигаться в воде; отплевываясь и отфыркиваясь, я всплываю на поверхность и смотрю на Вадима. Он уже ныряет в воду, прежде чем я успела ему что-то сказать, и вытаскивает меня.

Я судорожно дышу, из меня льется-выплескивается вода. Я сплевываю и мотаю головой.

– Я все вспомнила! – выпаливаю я.

Он непонимающе смотрит на меня.

– Я вспомнила, – выпаливаю я. – Ночь в отеле, убийство Бергер. Я – Настя Вострецова.

Три недели назад

– Тебе кофе с корицей или без? – муж смотрел на меня, улыбаясь. От этой его улыбки хотелось спрятаться под одеяло и сладко мурлыкать. Что я и сделала. Он подошел ко мне и сдернул одеяло.

– Тиран! – завопила я. – Деспот, ты крадешь у меня полчаса утреннего сна.

– Не хватит ли спать?

– Сегодня выходной. Можно и поваляться!

– Крайне непродуктивная трата времени.

– Вот, – я села на кровати – растрепанная и раскрасневшаяся. – Сразу виден бизнесмен. Причем безнадежный бизнесмен. Сухарь, которого ничего не интересует, кроме собственного бизнеса. Ни жена, ни дом.

– Как раз жена меня даже очень интересует. – Александр сел на кровать и положил руку мне на спину. Потом рука скользнула ниже.

– Ну, нет уж! – я перехватила его руку. – Такими дешевыми приемчиками ты у меня прощения не выпросишь!

– А что, надо выпрашивать?

– Еще как! Утренний сон для меня священен. И ты это знаешь!

Муж встал с кровати и, отойдя на два шага, воздел вверх руки.

– И это говорит домохозяйка – человек, который свободно распоряжается своим временем. И может дрыхнуть, сколько ему заблагорассудится!

– Молчал бы правды ради! Кто встает рано утром и готовит тебе завтрак? А кто провожает тебя на работу утром? Мэри Поппинс?

– Кстати, мне никогда не нравилась эта старая дева. И книжки Трэвэрс я не люблю. Между прочим, она ненавидела Советский Союз. А коммунизм считала величайшим злом!

– И это говорит капиталист-либерал?

– Ну и что? В Советском Союзе прошло мое детство. И очернять его не надо даже всемирно известной детской писательнице.

– Оставим Трэвэрс в покое!

– Не возражаю. Так какой тебе кофе в постель? С корицей или без?

– Без! – я откинулась на подушки. – Сегодня – без. Надо же хоть иногда вносить разнообразие в семейную жизнь.

– Целиком и полностью с тобой согласен, – поддержал меня муж. – Возражать не стану.

– Вот и отлично.

Это было обычное семейное утро, расписанное как по нотам. Еще когда мы собирались пожениться, Александр сказал, что будет приносить мне кофе в постель. Я тогда подумала, что это сказано просто так, ради красного словца, но оказалось, что слово муж сдержал. И каждое воскресенье он приносил мне кофе в постель – такой вот маленький семейный ритуал. Потом нас ждал завтрак, затем мы выбирали, куда пойти. Иногда мы делали это в субботу. Боулинг, каток или поход в кино. На этот раз мы ничего не выбрали и планировали сделать это за завтраком. Я выбралась из-под одеяла и пошлепала босыми ногами к шкафу. Открыв зеркало, я какое-то время разглядывала себя.

К своей внешности я относилась ужасно критично и не понимала: что во мне мог найти такой интересный мужчина, как Александр. Худая, высокая, длинные светло-рыжие волосы доходили до лопаток. Рот был большим, губы – тонкими, как у Джулии Робертс, шутил муж. «Все ясно, – громко говорила я, – ты женился не на мне, а на Джулии Робертс». – «Ничего подобного, – возражал он. – Именно на тебе, моя колючка!»

Глаза… глаза были красивыми, здесь я не спорила. Светло-зеленые. Большие, с густыми ресницами…

Я не успела закончить самолюбование, когда услышала сзади вкрадчивое:

– А почему ты встала? Марш в постель! А то свой кофе не получишь! Сколько раз тебе можно говорить: до кофе не вставать…

Я нырнула обратно в постель и зажмурила глаза. Муж поставил на кровать поднос и торжественно провозгласил:

– Теперь можешь открыть.

Передо мной стоял мельхиоровый поднос с красивым витым узором по краям, на нем чашка из тонкого белого фарфора, а в ней – кофе с молочной пенкой.

– Все для тебя!

– Уф! Спасибо.

– Все для тебя – моря и океаны… – шутливо пропел муж. – Вот так я тебя люблю – старый, преданный и глупый.

– Ну, нет, – энергично запротестовала я. – Ты не старый и не глупый!

– Как посмотреть… Но за комплимент – отдельное спасибо. Приятно иметь такую любящую женушку!

Я отпила один глоток и посмотрела на мужа. Конечно, с точки зрения большинства женщин я была счастливицей, вытянувшей лотерейный билет. Мой муж был успешным красивым мужчиной. А я – Золушкой при нем. Во всяком случае, я не выглядела ни ярко, ни эффектно. Даже история моего замужества выглядела как сказка про Золушку.

До семнадцати лет я тихо-мирно жила себе в поселке городского типа под названием Косые Кручи. В советские годы поселок назывался Слава Октябрю, но в начале двадцать первого века, когда уже больше половины жителей разъехались кто куда, ему вернули старое название. После окончания школы молодняк рвался в районный центр и оседал там. Кем я хочу быть – я даже и не задумывалась. Мамаша гудела в уши про профессию бухгалтера, которая, как ей казалось, способна обеспечить безбедное и стабильное существование. С моим отцом она рассталась вскоре после моего рождения и воспитывала меня всю жизнь одна. Главной целью жизни мать считала «вывести меня в люди и выдать замуж».

«Вывести в люди» шло первым пунктом, и профессия бухгалтера способствовала, по мнению матери, достижению этой цели. Оно и понятно: примером для подражания для нее двоюродная сестра – тетя Люба, зарабатывавшая в какой-то фирме, по словам матери, бешеные деньги, которые позволили ей купить двухкомнатную квартиру и обставить ее современной мебелью, раз в год отдыхать в Турции или Египте. Правда, тетя Люба пила как извозчик, в свои сорок выглядела на добрые пятьдесят и чуть что – кляла мужчин на чем свет стоит. За ее плечами было два официальных и еще парочка неофициальных браков. Жития рядом с дамой-гусаром никто долго не выдерживал, поэтому спустя энное количество времени мужчины ретировались, оставляя тетю Любу с разбитым сердцем и очередной байкой на тему: «Все мужики сво…».

После окончания школы мать отправила меня к ней, чтобы та присмотрела мне соответствующее учебное заведение и вообще взяла под свое крыло. Чего это стоило маме, я не знаю, потому что уломать или подольститься к тете Любе было все равно что подружиться с ротвейлером. Но тем не менее маме удалось невозможное, и в июле я переехала к родственнице, предварительно получив от родственницы инструктаж: что мне можно было делать, а что нельзя.

Список «нельзя» был весьма внушительным. Мне запрещалось болтаться по улицам, заводить сомнительные знакомства, встречаться с лицами мужского пола без ее ведома, приводить кого бы то ни было домой, разбрасывать вещи по комнате, смотреть до полуночи телевизор… Остальные пункты были уже не столь существенны.

Список был написан на листе, вырванном из школьной тетради в клетку, и вручен мне, когда я приехала к ней «для разговору». Увидев пункт: «Ни с кем не встречаться без ее ведома», я вскинула глаза, чуть не лишившись дара речи.

– А это еще почему? – ткнула я в написанное.

– А потому, – мрачно возразила родственница. Был выходной день. Она сидела вместе со мной на кухне, обставленной новенькой мебелью «под дерево», и заглядывала в пустую чашку с кофе. Очевидно, ей хотелось с утра выпить чего покрепче. Но присутствие нежданной племянницы как-то сдерживало душевные порывы. – Забеременеешь. А мне расхлебывать. Перед Аделаидой отвечать.

Аделаида – это была моя мать.

– Так уж сразу и забеременею, – засомневалась я. – Для этого еще встречаться надо, женихаться!

– Сейчас все по-простому: прыгнули в койку и порезвились. А дите куда потом девать? Нет, давай уж сразу договариваться. За тебя ответственности я никакой нести не хочу. Не устраивает – можешь уезжать в свои Кручи и пасти там коров себе на здоровье. Тебя в люди пытаются вывести, а ты…

– Ну, хорошо, – устыдилась я. – Согласна!

– Все остальное прочитала?

– Просмотрела.

– А теперь подпись ставь.

У меня глаза на лоб полезли.

– Это еще что?

– А то! Подписано – значит… если что – не отвертишься. Знала, на что шла…

Работа в бухгалтерии заставила тетю Любу мыслить по-деловому. Правда, это ей не мешало пригревать время от времени на груди очередного прохвоста и кобеля.

Я поставила подпись на листе и протянула его родственнице.