Эдгар Уоллес - Сильнее Скотленд-Ярда Страница 7

— Доктор! — неожиданно перебил его Гонзалес, протягивая небольшой лист бумаги.

Леон говорил мягко, но Манфред почувствовал в его голосе опасный металл.

— Вы не просветите меня, какое химическое соединение обозначается этой формулой?

Доктор Уиглоу медленно повернул голову и пристально оглядел говорившего.

— Хлористый ангидрид, — бросил он.

Беседа перешла на научные темы.

Маленькая самодовольная дама была единственным лицом, не придавшим особого значения поведению доктора.

— Феликс порой бывает довольно эксцентричным, но, как правило, он спокоен, приветлив и мил… Ах, главное для нас — счастье детей. Вы согласны со мной? — произнесла она на исковерканном испанском.

Манфред нехотя кивнул.

— Я глубоко убеждена в том, что Маргарет будет счастлива с ним, — продолжала почтенная мамаша, — во всяком случае, гораздо счастливее, чем с этим невыносимым человеком…

Она не расшифровала понятие «невыносимый человек», но Манфред почувствовал, что за этим кроется целая трагедия. Менее всего он увлекался романтическими сюжетами, но одного взгляда на бледную, съежившуюся Маргарет было достаточно, чтобы понять, что в этой помолвке таится что-то неладное.

Через полчаса оба друга стояли в дверях и следили за удаляющимся сигнальным фонариком автомобиля доктора Уиглоу.

Возвратившись в столовую, Манфред подбросил дров в камин.

— Ну, каково впечатление? — спросил Гонзалес.

— Ужас, — ответил Манфред.

Леон закурил.

— Девушку можно только пожалеть.

— Он производит впечатление совершенно невменяемого человека, — заметил Манфред.

— Он сошел с ума, — спокойно произнес Леон. — Один из признаков — провалы памяти. Разве ты не обратил внимания на то, что он совершенно забыл о нашей с ним утренней беседе в клубе?

— О, это я заметил!

— Он не может не чувствовать, что эти провалы памяти — порог безумия, но, в то же время, пошатнувшийся разум убеждает его в исключительной гениальности, а следовательно, и во вседозволенности. А это уже опасно… Завтра мы навестим его и посмотрим, чем он занимается в своей лаборатории и что его заставляет тратить уйму денег на стенотиписток. А теперь — спать, спать, дорогой Джордж! Не вижу иного способа избавиться от этого мрака.

Лаборатория доктора Уиглоу располагалась в большом кирпичном строении с примыкавшем к нему деревянным павильоном.

— За три недели это уже вторая лаборатория. Хозяин первой, правда, к нашему приходу был мертв…

— Ты имеешь в виду теорию серийности? — спросил Леон.

— Нет, просто… — пробормотал Манфред.

У дверей лаборатории стоял почтовый автомобиль. Несколько девиц-ассистенток загружали машину огромным количеством пухлых конвертов. По-видимому, у доктора Уиглоу была обширная переписка.

Доктор в белом халате вышел навстречу гостям.

— У вас весьма значительная переписка, — заметил Леон.

Доктор оживился.

— Пока что я отправляю эти письма на почту в Торкуей. Они будут там лежать до… — он сделал паузу, — до того момента, когда я буду полностью уверен в результате своего открытия. Деятель науки должен быть очень осторожен в выводах, да-да! Но я убежден в том, что мое открытие непогрешимо!

Он повел гостей в лабораторию.

Манфред равнодушно осматривал помещение, мало чем отличающееся от лаборатории покойного профессора Тоблемона.

— Я сейчас посвящу вас, — говорил доктор, — я посвящу вас в то, о чем пока не знает ни одна живая душа! Никто, никто даже не догадывается о подлинном величии моего открытия!

Доктор выдвинул один из ящиков письменного стола, вынул из него фарфоровую пластинку и положил ее на стол. Из шкафа он извлек металлическую шкатулку. Содержимое шкатулки он пересыпал на пластинку. Это была обыкновенная садовая почва. К своему изумлению, Манфред заметил в груде земли копошащегося дождевого червя. Проворный червячок пытался снова зарыться поглубже в землю.

— Проклятое животное! — гневно произнес доктор. Лицо его нервно подергивалось. — Как я ненавижу эту тварь!

Глаза его горели бешеной злобой.

Джордж Манфред глубоко перевел дыхание и стиснул зубы.

— С детства для меня не существовало ничего более ужасного, чем эти проклятые твари, — сбивчиво говорил доктор. — У меня была гувернантка — злое, противное существо… Вы представляете, как это было ужасно?!

Леон ничего не ответил.

Для него дождевой червь был самым обыкновенным существом, ничем не отличавшимся от многих представителей животного мира. Он не мог понять, почему этот выдающийся естествоиспытатель воспылал такой жгучей ненавистью к этому виду живых существ.

— Я создал теорию, — продолжал доктор, вытирая потный лоб, — согласно которой в разные периоды на Земле владычествуют различные представители животного царства. В нашу эпоху мир принадлежит человечеству. Пройдет миллион лет, и человек выродится, станет мелким, как муравей, а владыкой мира будет дождевой червь. Его способности и свойства разовьются с невероятной силой… Эта мысль всегда терзала меня…

Заметив, что Гонзалес и Манфред хранят молчание, доктор продолжал:

— Она терзает меня и сейчас. Я задался целью избавить человечество от этой ужасной перспективы. — Он перевел дыхание. — Пока дождевые черви еще не развили свои способности, у нас имеется реальная возможность победить их. Да, победить!

Он достал из шкафа широкогорлую склянку, наполненную каким-то серым порошком.

— Здесь результат двенадцатилетней работы, — сказал он. — Яд найти нетрудно, но мой состав… о!

Он взял щепотку порошка и бросил ее в стакан с водой. Порошок медленно растворился в воде. Затем доктор взял пипетку и капнул несколько капель на кучку земли. Прошло несколько секунд. В земле что-то задергалось и замерло.

Все было кончено.

— Он мертв! — торжествующе воскликнул доктор Уиглоу. — Мертв не только червяк, но и почва. Стоит какому-нибудь червеообразному существу коснуться этой пригоршни земли, как он тут же подохнет. Подохнет!

Он позвонил. Вошла одна из ассистенток.

— Выбросьте это, — процедил он с перекошенным от омерзения лицом.

Весь обратный путь Леон молчал, забившись в угол автомобиля, и напряженно хмурил лоб.

Молчал он и за обедом.

Когда Манфред предложил ему прогуляться в сумерках, Леон только покачал головой.

Так же молча он ушел из дома с наступлением темноты.

Около десяти часов вечера он подошел к дому доктора Уиглоу.

Одной из странностей доктора было то, что, имея в своем распоряжении огромный дом, он предпочитал спать в небольшом деревянном павильоне, выселив оттуда садовника. В последнее время ему мерещились всякие страхи, и он проводил ночи в полной изоляции от своей многочисленной прислуги.

Гонзалес слышал о причудах доктора и поэтому подходил к павильону, приняв необходимые меры предосторожности. Он хорошо знал, что трусливый человек порой бывает гораздо опаснее смелого, но злонамеренного.

Постучав в дверь, он вскоре услышал осторожные шаги и голос:

— Кто там?

Гонзалес назвался.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем доктор решился открыть дверь.

— Прошу вас, — сказал он и тщательно запер за посетителем дверь. — Вы, должно быть, пришли поздравить меня. Спасибо! Вы обязательно должны быть на моей свадьбе! Это будет великолепное торжество! Я произнесу речь о значении моего открытия. Хотите выпить? Я позвоню в главный корпус и…

Гонзалес покачал головой.

— Я много думал о вашем открытии, доктор, — сказал он, — и установил некоторую связь между ним и теми пакетами, которые были отправлены в почтовом автомобиле…

Лицо доктора посветлело.

— А вы проницательны, мой друг! Да, так и есть: я поддерживаю переписку с самыми различными сельскохозяйственными обществами и объединениями во всем мире. Я ведь мировая величина! Не кто иной, как я, нашел средство против филоксеры и спас множество виноградников от гибели!

Леон кивнул — это было правдой.

— Следовательно, мое слово кое-что да значит для сельских хозяев! Но после ряда переговоров с местными фермерами я пришел к выводу, что эти люди по своему невежеству неодобрительно относятся к моему проекту уничтожения этих… тварей… Но теперь, когда я совершенно убежден в безотказности моего препарата, я могу со спокойной совестью дать почте распоряжение разослать пакеты. Перед вашим приходом я как раз собирался телефонировать начальнику почтового отделения…

— И кому, вы собираетесь разослать их?

— Всем сельским хозяевам. Всей Европе! Всей Азии! Всей Америке! В каждом пакете есть инструкция на нескольких языках о способе применения моего средства… А для того, чтобы они действительно выполнили мои предписания, я сообщаю, что мой порошок — эффективнейшее средство для удобрения почвы! Остроумно, вы не находите?