Наталья Андреева - Шутка Страница 7

Соседка, повстречавшаяся возле подъезда, оглядела ее подозрительно. Пробурчала что-то под нос и пошла прочь. Люся чуть не рассмеялась: ее не узнали! Бывает же такое! В самом деле, яркое мартовское солнце слепит глаза, пришлось надеть темные очки, дешевые, купленные в киоске прямо на вокзале, волосы выкрашены в нелепый цвет и коротко острижены. Какая она теперь Людочка Муратова? Неужели и Тимка не узнает?

Она долго давила на кнопку звонка, пока не поняла, что муж еще не вернулся. А может, уже бросился вниз с десятого этажа? Или решил остаться в горах и оплакивать ее вечно? Люсино сердце сжалось в тоске в крошечный клочок обескровленной плоти. Но сильнее тоски оказалась все-таки усталость. Она даже ванну не в состоянии была набрать. Открыла дверь и вместе с сумкой ввалилась в собственную спальню.

«Полежу полчаса, приду в себя, приму ванну и начну искать Тимку», — решила Люся, упав в одежде прямо на чистое покрывало. До сих пор казалось, что на ее маленький островок счастья со всех сторон надвигается непонятный материк, открытый в плацкартном вагоне. Не верилось, что можно забыть о нем и вернуться к прежней жизни.

«Полчаса, всего полчаса», — подумала она, засыпая…

…Что-то чужое, долгожданное и очень сладкое, вошло вдруг в ее сон. Скрежет ключа в замочной скважине. Любимый муж пытался открыть дверь навстречу своему счастью. И она проснулась, замерла, предвкушая эти объятия, слезы, торопливые поцелуи. Какая глупая получилась шутка! Надо найти в себе силы встать и броситься ему на шею. Чтобы простил. Слава богу, что он жив, ее Тимка! Что не покончил с собой, узнав о смерти любимой жены!

— Заходи, — услышала вдруг она.

Ноги, спущенные уже Люсей с кровати, в момент одеревенели. В ответ раздался знакомый женский голос:

— Ой, темно!

— Не надо, не зажигай свет!

— Но почему?

— Тише. Потом.

И звуки торопливых поцелуев. Она никак не могла понять: голос его, любимого мужа, но то, что он делает и говорит, принадлежит совсем чужому человеку. Ее Тимка целует другую женщину! А та еще смеет говорить:

— Наконец-то!

— Я тоже скучал. Сильно, малыш.

— Тогда в спальню?

Она сжалась. Что сейчас будет! Конец маленького острова! Наводнение, которое смоет вмиг и эту огромную кровать, и свадебные фотографии на стенах, и ее, бывшую Людочку Муратову, а теперь смешную женщину с короткой и нелепой стрижкой.

— Нет, не здесь. Ты получила мою телеграмму?

— Конечно. Господи, почему ж так долго?

— Марина, тело так и не нашли.

Марина! Та самая новенькая, которой он все время помогал! То с компьютером, то с тарелками. Кто бы мог подумать? И когда они только успели! Неужели в то время, пока она лежала дома с простудой?!

— Ну и что?

— Ничего. Я же не мог тебе в телеграмме написать, что сам убил ее.

— Убил?!

— Ты поймешь, я знаю. Теперь моей жены больше нет, и я сам это устроил. Это ведь я послал Людочку одну к лавине, а сам симулировал травму ноги. И еще просто повезло.

— Почему повезло?

— Я там вырос. Все лавины знаю наперечет. А тут самая погода: накануне буран, потом солнце. Снег тяжелый, влажный. Когда я был маленьким, в этом месте погиб мой лучший друг. Самый коварный склон.

— А если бы…

— Не знаю. Я с ней больше не мог. Тупая, избалованная эгоистка! Измучила меня своей любовью! Ненавижу ее! Я пытался накануне с ней поговорить, понять, увидеть в ней человека, но… Не смог.

— Тимур!

— Ты добрая, я знаю. Не надо на меня так смотреть. Ведь она сама туда поехала. Сама, понимаешь? Слава богу, что нам с тобой повезло. Мне не пришлось сбрасывать ее в пропасть или просто душить. Гадость какая! А так… Несчастный случай. И все. Так хотелось скорее сесть в самолет! Не мог дожидаться, пока прекратятся поиски. И так хотелось тебя поскорее увидеть, малыш!

— Пойдем в спальню, Тимур. Ты устал. Тебе прилечь надо.

Она опять сжалась. Господи, на ее маленьком острове и так почти не осталось кислорода! Дышать нечем. Зачем они здесь? Неужели же сейчас придут сюда?!

— Только не туда. Не к ней в спальню. Ты что, не понимаешь?!

— Что я не понимаю?

— Здесь все ее. Ради этого я мучился целых два года! Ради ее квартиры, денег, фирмы, но принять сразу полученное наконец богатство не могу. Мне надо как-то пережить этот день. Не здесь.

— Ради… Значит, и эта квартира, и машина, и деньги, и фирма…

— Ты все узнаешь. Потом.

— Слушай, у меня родители уехали. К родственникам, в гости.

— Здорово! Когда вернутся?

— Завтра.

— Тогда я бросаю свою сумку и еду с тобой. Чтоб оно здесь все сгорело!

Потом снова заскрежетал ключ в замочной скважине, и наступила тишина. От маленького острова не осталось и следа. Очень скоро в жизни Людмилы Сальниковой будут заново переделаны все контурные карты. Что теперь? Надо высаживаться на материк, благо, что он уже открыт.

Она сидела одна, без воздуха, без света, оглушенная и почти слепая, и начинала все понимать. Тимка хотел ее убить! И он бы это обязательно сделал! Если бы она в тот день вернулась к нему, муж все равно уничтожил бы ее — задушил, столкнул в пропасть, утопил… Что еще? Все это время за этой загадочной тьмой в глазах пряталась огромная ненависть. Но почему? Что она Тимке сделала?!

«Прелестная девочка!» — проскрипела огромная кровать, когда Люся встала с нее и сделала первый шаг к двери.

— Вы врете! — крикнула она. — Вы все постоянно врете!!!

Но откуда взялась эта ложь?

Отныне она решила быть очень осторожной. Поправила покрывало на кровати, вытерла тряпкой грязные следы на полу, а тряпку аккуратно положила на прежнее место, к входной двери. Она помнила, что где-то в спальне есть заначка, маленький тайничок от мужа. Деньги, спрятанные ему же на подарок ко дню рождения. Подальше, чтобы случайно не потратить. Их немного, но на первое время хватит. Тимка же мечтал, чтобы она умерла! Вот и пусть думает, что так оно и случилось. Людочки Сальниковой больше нет.

Из вещей она ничего не взяла. Надела куртку, в которой приехала, те же сапоги и взяла деньги, про которые Тимур ничего не знал. Да еще ключи от квартиры бывшей однокурсницы, своей единственной подруги, которая уехала теперь в трехмесячную командировку за границу. Та просила присматривать за квартирой, и это сейчас оказалось как нельзя кстати. Есть еще целых полтора месяца, чтобы как следует подумать обо всем. К объяснению с любимым мужем Люся сейчас не была готова.

…Два дня она просто плакала, ничего не ела и не выходила из квартиры подруги. Чувствовала, как худеет и с каждым днем словно становится на несколько лет старше. На третий день она взяла да и позвонила домой. Нет, не любимому мужу, а папе Сальникову. Трубку взяла синеглазая акула.

«Меня же нет», — вспомнила Люся и вдруг спросила:

— А Людочку Сальникову можно позвать к телефону?

Она очень надеялась, что голос узнают и начнутся ахи и вздохи. «Какая радость, моя дорогая, что ты жива!»

— Милая, вы куда звоните? — холодно спросила мачеха.

— Домой, — растерялась она.

— Это мой дом, — подчеркнула синеглазая акула. — Вы, должно быть, не в курсе. Институтская подруга, да?

— Что-то вроде этого.

— Тогда можете завтра прийти на похороны.

— Как на похороны? — растерялась Люся.

— Мы решили предать земле символический прах моей падчерицы. Тело еще не нашли, а моему мужу именно сейчас очень кстати показательная рекламная акция.

— Какая еще акция?

— Ваша подруга каталась на горных лыжах и попала в лавину. Несчастный случай. Ее тело, должно быть, вмерзло теперь в ледник. Где-нибудь на дне пропасти. Спасатели решили поиски не продолжать. Дорого. А мы люди небогатые. Ха-ха! Решили экономить народные деньги. Так что завтра милости прошу. На похороны. В час дня.

— А где…

— Рядом с ее матерью. На…

Она так испугалась, что, не дослушав, бросила трубку. Какие еще похороны?! Понятно, что акуле не терпится от нее избавиться, но папа Сальников! Неужели же он так легко сдался?! Но почему?!!

…Следующий день оказался для нее настоящим кошмаром. Задумано было следующее: дождаться на кладбище, когда урну с мнимым прахом будут опускать в землю, выйти вперед и громко сказать:

— Вот она я.

И конец шутке. Папа Сальников счастлив, сослуживцы счастливы, Тимка… Этот пусть убирается в ту грязь, где его подобрали. С любовью можно справиться, если желудок каждый день набит вкусной едой до отвала. Если можно жить в свое удовольствие, не думать об остальных и до старости оставаться прелестной девочкой.

Но дело в том, что это измученное существо, сильно похудевшее, синее, изуродованное неудачной стрижкой, уже не было Людочкой Муратовой. К тому же солнце светило так ярко, а глаза так сильно болели, что снова пришлось надеть дешевые темные очки. И никто ее не узнавал, хотя Люся особенно и не пыталась спрятаться. Стояла где-то с краю, среди людей, пришедших на похороны, и разглядывала своих родных и друзей.