Крис Юэн - Похождения в Амстердаме Страница 7

О том, что я делал в Лейдене, воспоминаний не сохранилось. Ноги, конечно же, несли меня по вымощенным брусчаткой улицам и дорожкам, проложенным вдоль каналов, но мыслями, начисто отрезав все, что в действительности окружало меня, я находился совсем в иной реальности. Такое происходило со мной практически всегда, если я попадал в какую-то серьезную передрягу. Смена обстановки как нельзя лучше помогала упорядочить мысли, причем сама обстановка никакого значения не имела. Я мог оказаться в Африке или Антарктиде, для меня это ничего бы не меняло. Ощущения, что ты — один-одинешенек и никому нет до тебя никакого дела, вполне хватило, чтобы через три часа у меня в голове что-то щелкнуло, и я смог сесть в поезд и вернуться в Амстердам.

А через два дня, за которые не произошло решительно ничего, мне позвонила Виктория, мой литературный агент, чтобы обсудить рукопись, которую я ей отправил по почте.

— Это потрясающе, Чарли, — начала она, и похвалу я воспринял как добрый знак.

— Это не просто слова?

— Разумеется, нет. Один из лучших твоих романов.

— Меня тревожила концовка.

— Тебя всегда тревожит концовка.

— На этот раз особенно.

— А чего ты тревожился? Из-за портфеля? Ты думаешь, кто-нибудь заметит, что он не мог сам по себе попасть в квартиру Николсона?

— Черт! — я хлопнул себя по лбу.

Она выдержала паузу.

— Послушай, это не такая большая проблема.

— Еще какая большая!

— Мы как-нибудь выкрутимся.

— Мне следовало заметить это самому. Что еще? Если я пропустил портфель, значит, пропустил и многое другое.

— Из крупного — ничего. Так, мелочи, они выправляются без труда.

— Ты уверена? Роман, похоже, получился более запутанным, чем я предполагал.

— Запутанность — это хорошо.

— Если только я смогу связать все свободные концы. — Я потянулся за ручкой и блокнотом.

— Ты сможешь. Я знаю. А портфель — это финальная точка.

— Да, конечно, — я нарисовал очертания портфеля на листе блокнота, потом перечеркнул, проткнул ручкой. — Но почему у меня такое ощущение, что обязательно появится новая загвоздка, если я разберусь с этой?

— Может, и появится. Но где бы мы были без загвоздок?

— Ну, не знаю. Попадали бы в списки бестселлеров? Номинировались на престижные премии? Переиздавались?

— Это все будет, Чарли.

— Да, конечно. Как только я смогу перебросить портфель из хранилища вещественных улик полицейского участка в квартиру, не выдав личности убийцы.

— Может, у портфеля появятся колеса?

Я улыбнулся и отбросил ручку.

— Да, а может, в восьмой главе я забыл упомянуть, что Николсон сколотил состояние, изобретя телепортацию.

— Моя идея мне нравится больше.

— Понятное дело.

— В любом случае, — Виктория порадовала меня очередным театральным вздохом, — как Амстердам?

Я вздохнул сам.

— Это же Голландия.

— Знаешь, я согласилась представлять твои интересы как раз потому, что ты умеешь удивительно емко все описать.

— А ты хотела, чтобы я начал рассказывать про тюльпаны, башмаки на деревянной подошве и ветряные мельницы?

— В городе есть ветряные мельницы?

— Несколько я видел.

— И голландцы носят башмаки на деревянной подошве?

— Их покупают туристы. Как только я увижу голландца на велосипеде в башмаках на деревянной подошве, тут же переберусь в другую страну.

— Но пока ты остаешься там?

— В зависимости от обстоятельств.

И вот тут я рассказал ей о моих последних кражах — об американце, обезьянах, барже, квартире, незваном госте, фантастической блондинке и почти-что-трупе, каковым стал американец. Пока я все это излагал, Виктория слушала, практически не прерывая. Эту ее черту я очень ценил. То, что она выслушивала мои рассказы о проблемах, которые возникали после кражи, казалось мне особенно ценным благодаря способности Виктории задавать правильные вопросы в оптимальное для этого время (обычно она делала это, когда мой рассказ заканчивался).

— Так этот американец не умер?

— Пока еще нет, — ответил я. — Утром я позвонил в больницу. Мне сказали, что он в коме.

— Просто взяли и сказали?

— Нет, мне пришлось объяснить, что я — личный доктор господина Майкла Парка.

— И тебе поверили?

— Я говорил с медсестрой. Думаю, она не в курсе заведенного в больницах порядка. А может, мой акцент чем-то помог.

— Гм-м… Подожди, а как ты узнал фамилию американца?

— Из документов, которые нашел в чемодане, — ответил я. — А кроме того, прочитал в газете.

— Ты уже читаешь на голландском?

— Об этом происшествии написали в «Интернешнл геральд трибьюн».

— Ого. Ты думаешь, он — какая-то шишка?

— Не знаю. Возможно. Может, в тот день с новостями было туго, и загадочная история об избиении янки в голландском борделе привлекла внимание редактора.

— Они назвали его дом борделем?

— Да, хотя я бы сказал, что это паршивенькая однокомнатная квартира в достаточно колоритном районе.

— Но доминирующий цвет там — красный.

— Если на то пошло, — я смотрел на дерево за окном, — я обратил внимание, что многие бордели отдают предпочтение белым флуоресцентным лампам. Хотя в почете и ярко-синий цвет.

— Ты проводил специальное исследование?

— Сама говоришь, у меня способность все описывать.

— Ясно. — Я буквально увидел, как она улыбается. — Но вернемся к этим обезьянам. Они еще у тебя?

— Те две, что я украл, — да. Я поискал третью в чемодане американца, но ее там не было.

— Ты думаешь, ее забрали мужчины, которые его избили?

— Логичное предположение.

— А потом они разошлись по домам и обнаружили пропажу принадлежащих им статуэток?

— Полагаю, что да.

Она помолчала, а спросила то, что действительно хотела спросить, хотя в голосе на это не было ни малейшего намека.

— Чарли, как ты думаешь, сколько могут стоить эти статуэтки?

— Понятия не имею. Если бы я увидел их где-нибудь, то счел бы, что ценность у них нулевая.

— Но это не так.

— Получается, что нет. Я хочу сказать: никто не будет так избивать парня из-за пустяка.

— К тому же ты говорил, что его пытали.

— Разве я это говорил?.. А-а, ты про сломанные пальцы. Но я точно не знаю, зачем они это делали.

— Обычно люди применяют пытки, если хотят получить информацию. Если, конечно, они не садисты, но у нас не тот случай — в конце концов они ограничились одной рукой. Что из этого следует? Или американец удовлетворил их любопытство, или они поняли, что он ничего им не скажет.

— Или им помешали. Или их стошнило. Причин можно привести тысячу. Истинную мы никогда не узнаем.

— Да, — голос Виктории поскучнел. — Но, допустим, если он сказал им все, что они хотели знать, мог он назвать твое имя?

— Возможно.

— Или больше, чем возможно?

— Честно? Я так не думаю. Я хочу сказать, у них не было основания задавать вопросы обо мне. Насколько я понимаю, их интересовала третья статуэтка. Они не знали, что американец заказал мне кражу их статуэток в тот же вечер. Как только он сказал им, где третья статуэтка, необходимость задавать какие-либо вопросы отпала.

— Наверное, ты прав.

— Не говоря уж о том, что они не стали меня искать.

— Это так. Но, Чарли… этот мужчина с ножом, который ворвался в квартиру после тебя… как он вписывается в общую картину?

— Твоя догадка ничуть не лучше моей. Моя версия следующая. Поначалу я американцу отказал, так? Он надеялся, что я все равно украду статуэтки, и в этом не ошибся, но точно этого знать не мог. Допустим, на следующий день он занервничал и нанял кого-то еще, того, кто подвернулся под руку, не обладающего, как он сказал, «моим талантом».

— Он и не обладал. Потому что кувалдой пробил дыру в двери, а потом разнес всю квартиру.

— Кувалдой или чем-то еще, но ты меня поняла. При этом он искал то же, что и я, потому что поиски начал с подушки.

— И он знал, что уходить нужно в десять часов.

— Именно.

Виктория помолчала, я услышал что-то вроде «гм-м-м»: она оценивала мою версию. Я же почесывал мочку уха, ожидая продолжения.

— Но в таком случае американец сильно рисковал. А если бы вы двое столкнулись нос к носу?

— Мы и столкнулись! Но, полагаю, он хотел знать наверняка, что статуэтки кто-то да украдет. И правильно хотел, учитывая, что с ним случилось.

— Все так. Знаешь, что тебе следовало сделать? Вернуться к кафе и выяснить, не ждет ли американца кто-то еще.

— Да, только мысль эта пришла ко мне только на следующий день. Но я не уверен, что поступил бы именно так. А если бы полиция отвезла Марике к кафе? Вполне вероятно, что оно принадлежит ей или по крайней мере она живет там на втором этаже. И, допустим, она увидела бы меня и ткнула пальцем. Конечно, маловероятно, но все могло быть.