Осколки прошлого - Карин Слотер Страница 7

Отец Энди тоже пришел в восторг от этих новостей. Гордон ходил с ней в библиотеку, где они читали книжки про инженерное дело и устройство ракет. Он заполнил анкету на получение карты постоянного покупателя в местном магазине для хобби. За ужином он вслух зачитывал буклеты Американской ассоциации ракетостроения.

Когда Энди оставалась дома у своего отца, Гордон в гараже работал со своим шлифовальным блоком, придавая форму оперению и носовому конусу, в то время как Энди сидела на скамейке рядом и зарисовывала свои идеи для сопла.

Энди знала, что Клит любит группу «Гу Гу Доллс», потому что у него на рюкзаке был их стикер, так что она начала раздумывать о том, чтобы труба ракеты выглядела как стимпанковый[7] телескоп из их клипа «Айрис», потом подумала прикрепить к ней крылья, потому что песня «Айрис» была в фильме «Город ангелов», потом она решила, что разместит сбоку портрет Николаса Кейджа в профиль, потому что он был в этом фильме ангелом, а потом решила, что ей стоит нарисовать Мег Райан, ведь это было для Клита, а ему, пожалуй, Мег Райан гораздо интереснее Николаса Кейджа.

За неделю до выставки Энди пришлось вывалить перед доктором Финни все свои записи и фотографии, чтобы убедить ее, что она действительно сделала всю работу сама. Она как раз раскладывала свои сомнительные доказательства на учительском столе, когда в класс вошел Клит Лараби. Энди пришлось крепко сцепить руки, чтобы они не так дрожали, когда Клит остановился посмотреть на фотографии.

— Мег Райан, — сказал Клит. — Я выкупил. Гори, чертова сучка, да?

Энди почувствовала, как тонкая струйка холодного воздуха прорывается через ее разомкнутые губы.

— Моя подружка любит этот дурацкий фильм. Ну, с ангелами. — Клит показал ей стикер на своем рюкзаке. — Они написали эту дерьмовую песню для саундтрека, прикинь. Вот почему я ношу этот стикер: чтобы напоминал мне никогда не продавать свое искусство за деньги, как эти педики.

Энди не сдвинулась с места. Она не могла сказать ни слова.

Подружка. Дурацкий. Дерьмовую. Прикинь. Педики.

Энди вылетела из кабинета доктора Финни без своих записей, без книг и даже без сумки. Она прошла через кафетерий и воспользовалась запасным выходом, дверь которого всегда была приоткрыта, чтобы местные сотрудницы могли выйти покурить за мусорным контейнером.

Гордон жил в трех километрах от школы. Был июнь. Джорджия. Побережье. Когда Энди дошла до его дома, она полностью обгорела на солнце и насквозь промокла от собственного пота и слез. Она взяла ракету с Мег Райан и две тестовые ракеты с Николасом Кейджем и бросила их в мусорный бак во дворе. Затем полила их бензином. И бросила спичку в бак. А потом она очнулась, лежа на спине на подъездной дорожке Гордона, потому что сосед поливал ее из садового шланга.

Со свистом взвившийся огонь опалил Энди брови, ресницы, челку и даже волосы в носу. Звук от взрыва был такой мощный, что у Энди из ушей пошла кровь. Сосед начал кричать прямо ей в лицо. Его жена, работавшая медсестрой, подбежала к ней и явно пыталась что-то сказать, но единственное, что Энди слышала, — это тонкий звук, будто руководитель хора выдает одну-единственную ноту на своем камертоне.

И-и-и-и-и-и-и-и…

Энди слышала Звук и ничего, кроме Звука, целых четыре дня.

Просыпаясь. Пытаясь заснуть. Принимая ванну. Идя на кухню. Сидя перед телевизором. Читая записки, которые ее родители судорожно царапали на маркерной доске.

Мы не понимаем, что с тобой не так.

Вероятно, это временно.

Не плачь.

И-и-и-и-и-и-и-и…

Это было почти двадцать лет назад. Энди никогда особо не вспоминала о взрыве вплоть до этого момента и вспомнила только потому, что Звук вернулся. Когда она его снова услышала — или когда она это осознала, — она стояла посреди дайнера рядом со своей матерью, сидевшей на стуле. На полу лежали три мертвых человека. На земле. Черная рубашка убийцы стала еще чернее. Красная кофта Шелли Барнард — еще краснее. Нижняя часть лица Бетси Барнард свисала клочьями мускулов и сухожилий.

Энди оторвала взгляд от тел. Снаружи дайнера стояли люди. Покупатели из торгового центра с фирменными пакетами из магазинов и стаканами из кофеен. Некоторые из них плакали. Некоторые делали фотографии.

Энди почувствовала давление на своей руке. Лора с трудом пыталась развернуть свой стул спиной к зевакам. Каждый момент словно заклинивало в поле зрения Энди, будто она смотрела старый кукольный мультфильм. Рука Лоры дрожала, пока она пыталась перевязать свою кровоточащую ногу скатертью. Белая штука, торчавшая из брюк, оказалась не костью, а осколком фарфора. Лора была правшой, но нож, торчащий из ее левой руки, все равно не давал ей возможности перевязать ногу. Она обращалась к Энди и, видимо, попросила о помощи, но все, что Энди слышала, был Звук.

— Энди, — сказала Лора.

И-и-и-и-и-и-и-и…

— Андреа.

Энди внимательно смотрела на рот своей матери, пытаясь понять, слышит ли она слова или считывает их по губам: они были настолько знакомы, что мозг обрабатывал их скорее как услышанные, чем как увиденные.

— Энди, — повторила Лора. — Помоги мне.

Эта фраза к ней пробилась. Еле слышная просьба, будто ее мать говорила через длинную трубу.

— Энди. — Лора схватила обе ее руки в свои. Ее мать скрючилась на стуле. Ей явно было очень больно. Энди присела на колени. Она начала завязывать скатерть.

Затягивай туже…

Вот что посоветовала бы Энди человеку, в панике позвонившему в диспетчерскую: Не бойтесь сделать ей больно. Затяните ткань настолько туго, насколько сможете, чтобы остановить кровотечение…

Все было по-другому, когда это твои руки затягивают ткань. Совсем по-другому, когда боль, которую ты видишь, отражается на лице твоей собственной матери.

— Энди. — Лора подождала, пока она поднимет голову.

Глаза Энди не могли сфокусироваться. Она хотела быть предельно внимательной. Ей нужно было быть предельно внимательной.

Мать схватила Энди за подбородок и как следует потрясла, чтобы вывести ее из ступора.

— Не разговаривай с полицией, — сказала она. — Не подписывай показаний. Скажи им, что ничего не помнишь.

Что?

— Пообещай мне, — настаивала Лора. — Не говори с полицией.

Четыре часа спустя Энди так и не поговорила с полицией, но скорее потому, что полиция не говорила с ней. Ни в дайнере, ни в машине «Скорой помощи», ни сейчас.

Энди ждала за закрытыми дверями хирургического отделения, пока врачи оперировали Лору. Она уселась на жесткий пластиковый стул. Она отказалась прилечь, отказалась от предложения медсестры предоставить ей койку, потому что с ней все было нормально. Это Лора нуждалась в помощи.